Панихида по усопшим (ЛП), стр. 34

Льюис остановился после первой же пинты, а сам Морс откинулся на стуле и начал думать. Мелькающие челноки ткали свои модели на ткацком станке его ума, создавая узоры разных видов и форм, но эти узоры всегда, в конце концов, отбрасывались. После третьей пинты не было ничего, что мог бы предъявить его мозг, кроме горькой правды, что его причудливые теории (любые из них) были бесполезны, его мышление стерильно, его прогресс нулевой. Хотя где-то, если подумать, где-то он был убежден, где-то он что-то пропустил – то, что стало бы ключом к лабиринту. Да, это то, что ему нужно: ключ… Возможно, этот ключ был в церкви. Он был там, в самой церкви, неужели он не заметил простой, очевидный факт, который до этой самой секунды лежал и ждал своего открытия?

Глава двадцать девятая

Закрывая за собой дверь на северном крыльце, Морс понимал, что должен попытаться взглянуть на убранство церкви как-то иначе. Раньше он смотрел неопределенно на скамьи, его ум отвлекали более возвышенные вещи, – от вездесущего приторного запаха ладана до мрачного величия витражей. Теперь не так. Он потрогал с полдюжины молитвенников, аккуратно сложенных на выступе у стены рядом с дверью, слева; исследовал пачку анкет, которые подлежали заполнению теми, кто хотел быть внесен в список прихожан; он приподнял портьеру позади купели и заметил ведро, щетку и две широкие кисти. Это было уже гораздо лучше, – он это нутром чувствовал! Он исследовал открытки (6 пенсов каждая), с изображениями внешнего вида церкви, взятого с нескольких ракурсов, с крупными планами знаменитой купели (Морс восхитился тем, насколько хорошо она сохранилась) и с большой фронтальной фотографией одной из ухмыляющихся горгулий на башне (как кому-то удалось до нее добраться?). Затем он обратил свое внимание на стопку инструкций для прихожан Сент-Фвайдесвайд (10 пенсов каждая), и другую – приходских расписаний (по 2 пенса каждое), в которых подробно и полностью перечислялась деятельность прихода в текущем месяце. Затем, возле западной стены, он отметил еще одну горку молитвенников в темно-красных чехлах и кучу псалтирей.

Он внезапно остановился, испытывая странное убеждение, что уже прошел мимо жизненно важной подсказки, которую искал. Было ли это что-то, что он только что видел? Что-то, что он только что слышал? Просто какой-то запах? Он вернулся к двери, восстановил свои несколько шагов вокруг портика, а затем продублировал, насколько мог, свои точные действия с тех пор, как вошел в церковь. Нет, все бесполезно. Как бы то ни было – если что-то и было – оно по-прежнему ускользало из его рук.

Раздражающе.

Он медленно продолжил идти вверх по центральному проходу, потом остановился. Тексты гимнов с предыдущей службы были пронумерованы красными номерами, указывающими на порядок исполнения песнопений прихожанами. Они были все еще там, на белых карточках, разложенных попарно на досках – по одному с каждой стороны. Странно! Почему они не были сняты? Это было одной из обязанностей Рут Раулинсона? Ведро и щетка выглядели так, словно ими пользовались совсем недавно, и, почти наверняка, сама Рут в то утро. Может, она просто забыла снять карточки с досок для гимнов? Или дело в том, что это обязанность викария? Или кого-то из певчих? Или одного из добровольно прислуживающих мирян? Кто-то должен заботиться о таких вопросах. Если как следует подумать, кто-то должен выкладывать, и кто-то – собирать молитвенники, псалтири, послания и евангелия, и все остальное. Морс ничего не знал об этом, но предположил, что все это было подробно расписано в какой-нибудь большой священной книге, доступной для руководства духовенства. Так должно быть. Также как дни поминовения всех многочисленных святых, и другие религиозные праздники. Никто не может удерживать весь этот материал у себя в голове. Тем более, что кто-то должен помнить любую запись всех служб на каждой неделе (безусловно, так!) особенно, когда вы оказываете столько услуг… Вот оно! Он быстро вернулся к северному входу, взял экземпляр приходского расписания, и взглянул с любопытством и волнением на первую страницу:

Церковь Сент-Фрайдесвайд, Оксфорд

Месса:

– Воскресенье: служба и причастие в 8.00 утра, в 10.30 утра (Высокая), в 5.30 вечера.

– Будни: служба в 6.00 вечера, по вторникам и пятницам также и в 7.30 утра.

– По праздникам: служба в 7.30 утра и 7.30 вечера (Торжественная).

Исповедь: по вторникам, пятницам и субботам, все в полдень. Или по договоренности с духовенством.

Духовенство: Преподобный Кэйт Д. Мекледжон (викарий), приход Сент-Фрайдесвайд. Преподобный Нил Армитидж (кюре), Порт-Мидоу-лейн, 19.

Апрель.

1-е Навечерие Пасхи.

2-е Воскресение Христово, проповедь в 10.30 утра. Ежегодная встреча общины с епископом Брайтона в 6.15 вечера.

3-е День поминовения Св. Ричарда Чичестерского, мессы в 8.00 утра и 7.30 вечера.

4-е Пасхальный час, 11.00 утра.

5-е Встреча общины с «Союзом матерей», 2.45 вечера.

6-е Приходской совет, 7.45 вечера.

7-е Концерт в церковном зале в 7.30 вечера.

8-е Пасхальный час, 10.30 утра и 5.00 вечера.

9-е Октава Пасхи [12]…

И так далее до конца месяца, с одним основным праздником (Морс его отметил), и еще двумя другими за три недели. Ну и что с того? Представляло ли тут что-то хоть малейшей интерес или ценность? Имя «Армитидж» был новым для Морса, и он решил, что кюре был, вероятно, довольно недавним приобретением, и почти наверняка был одним из трех мудрецов в пурпурных одеяниях. Тем не менее, для выполнения всех услуг по программе, была нужна дополнительная рука помощи, разве не так? Было бы довольно нечестно назначить в приход одного бедолагу, которому предположительно было поручено, кроме пасторских обязанностей, посещать и хромых, и больных, и калек, и слепых. Боже мой, да! Мекледжону непременно был необходим сотрудник для работы на таком обширном винограднике. И небольшой вопрос, пришедший на ум Морсу, от которого кровь, казалось, застыла в его жилах. Возможно, и у Лоусона был второй священник? Это можно было достаточно легко выяснить, и Морс понимал, что ответ может быть важным, хотя насчет того, насколько он мог оказаться важным, в данный момент никаких реальных идей у него не было. Он достал из кармана приходское расписание и вернулся в церковь.

Длинная с кисточками веревка преграждала доступ в часовню Девы Марии, но Морс непочтительно подлез под нее и встал перед алтарем, глядя на расшитую глубоким тиснением алтарную ткань. Непосредственно слева находился арочный проход к главному алтарю церкви, и он медленно прошел через него. В нише слева от арки находилась купель в англо-нормандском стиле и Морс остановился, чтобы рассмотреть ее повнимательнее, медленно кивая, как он часто это делал. Затем он повернулся влево, продолжил свой путь вдоль высокого резного экрана, который отделял часовню Девы Марии от главного нефа, и остановился возле ризницы. По какой-то неясной причине он выглядел вполне довольным собой и снова кивнул головой несколько раз с очень довольной улыбкой.

Он стоял, оглядываясь вокруг снова и снова; в действительности, если бы только он мог предвидеть, что через несколько минут может оказаться в пределах нескольких ярдов от разгадки, которая разбила бы некоторые из его предыдущих гипотез на тысячи кусков. Но в данный момент Мойры – богини Судьбы – ему не улыбнулись.

Северная дверь открылась, и вошел Мекледжон, неся коробку с электролампами, в компании молодого человека с балансирующей лестницей на плече.

– Привет, инспектор, – сказал викарий. – Ничего больше пока не обнаружили?

Морс проворчал что-то уклончиво, и решил, что расследование в ризнице может быть, без какого-либо космического ущерба для следствия, временно отложено.

– Мы просто будем менять лампочки, – продолжал Мекледжон. – Знаете ли, мы должны делать это каждые три-четыре месяца. Боюсь, что прошло уже немало времени.