Панихида по усопшим (ЛП), стр. 21

– Какого типа костюмы он носил?

– Ну… – ответил тот же мальчик, – темного типа, знаете ли. Как вечерние костюмы, ну…такие вещи. Поэтому мы называли его «Щеголем» – как мы уже говорили.

Прозвенел звонок, возвестивший о конце урока, и немногочисленные члены класса стали собирать свои книги и папки с нотами.

– Что скажете о его галстуках? – спохватился Морс. Но психологический момент был упущен, и цвет галстуков Морриса, казалось, исчез из коллективной памяти класса.

Когда Морс возвращался по дорожке к своей машине, он спросил себя, не стоит ли поговорить с некоторыми сотрудниками школы; но у него не было достаточной информации, и он решил, что будет лучше подождать отчета патологоанатома.

Он как раз заводил двигатель, когда молодая девушка заглянула в окошко водителя.

– Привет, красавица, – сказал он.

Это была девушка с заднего ряда, она наклонилась вперед и заговорила.

– Знаете, вы спрашивали о галстуках? Ну, я помню один галстук, сэр. Он часто повязывал его. Это был светло-голубой галстук. Он очень подходил к костюмам, которые он носил.

Морс понимающе кивнул.

– Это очень полезно. Большое спасибо за информацию.

Он посмотрел на нее и вдруг понял, насколько высокой она была. Странно, что все они выглядели примерно одного роста, когда сидели, как будто высота определялась длиной ног – в данном случае длиной очень красивых ног.

– Знаешь ли ты еще что-нибудь о мистере Моррисе?

– Нет, в самом деле, нет.

– Как тебя зовут?

– Кэрол, – Кэрол Джонс.

– Ну, спасибо, Кэрол. И удачи.

Кэрол повернулась задумчиво к главному входу и пошла на следующий урок. Ей стало интересно, почему она так часто чувствует, что ее привлекают мужчины старшего возраста. Такие, как этот инспектор полиции, например; такие, как мистер Моррис… Ее мысли вернулись к тому моменту, когда они сидели вместе в машине; когда его рука слегка коснулась ее груди, и, когда ее собственная левая рука мягко продвигалась между пуговиц его белой рубашке, под голубой галстук, который был на нем в тот день; когда он пригласил ее к себе домой, когда он открыл дверь и сказал ей, что приехал неожиданный посетитель, но что он хотел бы снова встретиться с ней – очень скоро. Но они никогда больше не встретились.

Глава восемнадцатая

На следующее утро Морс еще спал, когда зазвонил телефон на прикроватной тумбочке. Это был Стрейндж – начальник управления полиции «Темз-Вэлли».

– Мне только что позвонили из Городской полиции, Морс. Вы по-прежнему в постели?

– Нет, нет, – сказал Морс, – делаю ремонт в туалете, сэр.

– Я думал, что у вас отпуск.

– Человек-то должен использовать свои свободные часы продуктивно?

– Например, прыгая по церковным крышам в глухую полночь, вы это имели в виду?

– Вы уже слышали?

– Слышал и кое-что еще, Морс. Белл свалился с гриппом. А так как вы, кажется, уже влезли в это дело, я просто подумал, не хотите ли вы покопаться в нем – взять на себя расследование. Официально, я имею в виду.

Морс занял вертикальное положение в постели.

– Это хорошая новость, сэр. Когда?

– Сейчас. И будет лучше, если вы будете работать в Сент-Олдейтс. Все материалы по делу там, и вы можете занять кабинет Белла.

– Не могу ли я получить Льюиса?

– Я думал, вы его уже получили.

Лицо Морса просияло:

– Спасибо, сэр. Я только накину что-нибудь из одежды, и…

– Делаете ремонт в пижаме, Морс?

– Нет, вы ж меня знаете, сэр. Встаю с жаворонками.

– …а спать ложитесь с совами. Да, я знаю. Но было бы неплохо с моральной точки зрения, докопаться до сути, верно? Так как насчет того, чтобы вылезти из постели?

Через пять минут Морс позвонил Льюису и сообщил хорошую новость.

– Что вы делаете сегодня, мой старый друг?

– У меня выходной день, сэр. Я собираюсь свозить жену к…

– Да неужто?

Перемена в настроении передалось и Льюису, и он весело выслушал инструкции шефа. На самом деле он страшился очередной встречи со своей престарелой тещей.

«Ягуару» потребовалось всего полтора часа, чтобы покрыть восемьдесят миль до Стамфорда в Линкольншире, где жил клан Лоусонов в течение нескольких поколений. Стрелка спидометра несколько раз превышала 85 миль, пока они доехали до города Стамфорда, – с его серыми каменными зданиями, украшенными шпилями, и с колокольнями его многочисленных старых церквей. По дороге Морс бодро набросал фон убийств в Сент-Фрайдесвайд; но небо заволокла туча, пасмурная и свинцовая, и вид тысяч мертвых вязов вдоль дороги на Нортхемптоншир казался мрачным напоминанием о реальности.

– Говорят, эти деревья совершают самоубийство, – Льюис, отважился высказать свою точку зрения. – Они выделяют особого рода жидкость, чтобы попытаться…

– Не всегда легко отличить суицид от убийства, – пробормотал Морс.

К вечеру двое полицейских накопали довольно солидную информацию и (как им казалось) немного больше узнали о жизни Лайонела Лоусона. Там было два брата Лоусонов. Лайонел Питер и Филипп Эдвард, последний на восемнадцать месяцев моложе. Оба выиграли стипендии в государственную школу, находившуюся в десяти милях от дома, и оба получили право на недельный пансион, проводя субботы и воскресенья в течение семестра со своими родителями, у которых был небольшой местный бизнес, специализирующийся на реставрации старых зданий. Академически (казалось) оба мальчика были более чем компетентны, но Филипп потенциально был более способным – если бы не его лень и отсутствие амбиций. После окончания школы каждый из них провел восемнадцать месяцев на военной службе; и это во время своего пребывания в армии, Лайонел, всегда более серьезно настроенный из двоих, встретил особенно сладкоголосого падре, который убедил Лоусона, что его призванием было пасторство. После демобилизации он учился самостоятельно и тяжело в течение года, прежде чем получил приглашение в Кембридж – изучать богословие. В течение этого периода Филипп работал у отца несколько лет, но (казалось) без особого рвения; и, наконец, он придрейфовал к дому, под крыло к своим родителям, без твердой цели в жизни, без работы, и без особых перспектив куда-то устроиться. Пять лет назад мистер Лоусон-старший и его жена погибли в авиакатастрофе в Загребе, возвращаясь из отпуска на юге Югославии, и семейный бизнес был продан, причем каждый из двоих сыновей унаследовал по 50 000 фунтов свободных от налогов.

На протяжении большей части дня Морс и Льюис работали по отдельности, каждый отслеживал свою линию запроса; и только на последней стадии, при встрече с экс-директором школы мальчиков Лоусонов, они вновь собрались вместе.

Речь доктора Мейера, старого учителя, была намеренно замедленной, словно он опасался неточностей.

– Он был умный мальчик, молодой Филипп. Может, ему не хватало капельки самоотверженности и упорства – кто знает?

– Вы даже не представляете, где он сейчас?

Старик покачал головой. Но не Лайонел, нет.

– Лайонел любил работать. Его страстным желанием всегда было поступить на место со стипендией в Оксфорде, но…

Он прервался неожиданно, как будто память не могла пропустить его дальше, по этой аллее воспоминаний. Но Морс был явно намерен протолкнуть его мимо еще нескольких деревьев.

– Как долго Лайонел учился в старших классах?

– Три года, насколько я помню. Да все верно. Он получил школьный аттестат по окончании второго года обучения, как обычно. Сразу после этого он сдавал вступительные экзамены в Оксфорде перед началом учебного года, но я думаю, что у него было мало реальной надежды на поступление. Его ум был не совсем… у него не было альфа-потенциала. Они писали мне о нем, конечно. Они сказали, что не в состоянии предложить ему бесплатное место, но трудолюбие мальчика не осталось не замеченным. Они посоветовали ему поучиться еще один год в школе, а затем повторить попытку.

– Он был очень разочарован?

Старик проницательно посмотрел на Морса и закурил свою трубку, прежде чем ответить.