Панихида по усопшим (ЛП), стр. 13
Люди теперь покидали зал довольно быстро, но Морс решил подождать пару минут. Он вынул свою программку и уставился на нее смутно, без реальной цели, кроме желания чем-то заняться в одиночестве.
– Я надеюсь, что вы выпьете чашку чая с нами? – Даже на этой последней стадии представления Мекледжон не пренебрегал своим пастырским долгом.
Чай? Такого никогда не случалось с Морсом, чтобы он пил чай в 9 часов вечера.
– Да. Спасибо. Интересно, вы случайно не знаете миссис Уолш-Аткинс. Мне нужно…
– Да, да. Сюда. Замечательный был концерт, не правда ли?
Морс пробормотал неслышно ругательство и последовал за своим проводником в переполненный вестибюль, где полная дама разливала темно-коричневую жидкость из громадного чайника. Морс занял свое место в очереди и услышал разговор двух женщин, стоявших перед ним.
– Вы знаете, он уже в четвертый раз выступает с ними. Его отец очень гордился бы им.
– Никто никогда не заподозрил бы, что он слепой, правда? Он также правильно делает все по ходу действия, как и остальные.
– Это результат многих репетиций, знаете ли. Вы должны соответствовать роли…
– Да. Вы действительно должны гордиться им, миссис Кайдер.
– Во всяком случае, они попросили его участвовать в следующем концерте, так что у него должно быть все в порядке, как вы считаете?
Значит, бедняга был действительно слепым. И, узнав об этой детали, – ведь для него каждый выход на сцену, вероятно, был примерно таким же испытанием, как для зрячего человека, идущего через болото с крокодилами, – Морс, вдруг почувствовал, что очень тронут, и очень сконфужен. Когда подошла его очередь, он положил пятьдесят пенсов на край подноса для пожертвований, надеясь, что никто этого не заметил. Он странно чувствовал себя в этом месте. Это были хорошие люди, которые радовались простым семейным связям и христианскому общению; те, кто думал о Боге, как об Отце, и кто никогда не вникал в заблуждения новоявленных богословов. Морс, потягивая чай, еще раз вынул свою программку и поискал имя дворецкого Ее светлости, мать которого (вполне обоснованно!) чувствовала себя такой счастливой и гордой. Но его снова прервали. Мекледжон стоял за его плечом, а рядом с ним – махонькая старушка, жевавшая песочное печенье.
– Мистер… э-э?
– Морс.
– Вы говорили, что хотели встретиться с миссис Уолш-Аткинс?
Морс возвышался над ней, остро осознавая ее миниатюрность, поэтому предложил ей пройти обратно в зал, чтобы они могли поговорить сидя. Он объяснил, кто он такой, почему он был здесь, и то, что он хотел бы знать; и она с готовностью рассказала ему о своем участии в событиях того страшного дня, когда она нашла Лоусона разбившимся у башни, повторив практически те же слова, которые она использовала на дознании.
Ничего! Морс ничего нового не узнал. Тем не менее, он поблагодарил ее вежливо и спросил, может ли он предложить ей еще одну чашечку чая.
– Одной для меня теперь достаточно, инспектор. Но я, должно быть, оставила где-то свой зонтик. Если бы вы были так любезны…
Морс почувствовал покалывание в скальпе – старый привычный признак. Они сидели в глубине зала за маленьким столиком, и поперек соседнего лежал зонтик, в натуральную величину. Так что не могло быть никаких сомнений по этому поводу: старая леди должно быть слепнет.
– Не откажите мне в просьбе: скажите, сколько вам лет, миссис Уолш-Аткинс?
– Можете ли вы хранить секреты, инспектор?
– Да.
– Вот и я могу, – прошептала она.
Решение Морса о том, чтобы проинспектировать коктейль-бар в «Рэндольфе» определялось не только жаждой, но и каким-то своенравным желанием узнать, может ли там быть мисс Роулинсон, о которой он не переставал думать. Но он не нашел ее там, и остановившись после одной пинты пива, сел на автобус. Вернувшись домой, он налил себе аккуратно бокал виски и поставил на проигрыватель «Четыре последние песни». Дивный Штраус…
Был уже поздний вечер, когда он повесил куртку в коридоре. Программка торчала у него из кармана и, опять ему повезло, когда он в третий раз открыл ее и прочитал:
«Дворецкий Ее Светлости – мистер Джон Кайдер». А потом его пульс помчался вскачь, когда он посмотрел на верхнюю часть исполнителей ролей: «Ее Светлость достопочтенная Амелия – мисс Рут Роулинсон».
Глава одиннадцатая
Экстрасенсы и ясновидцы утверждают, что простор для их талантов увеличивается, когда они могут физически присутствовать в комнате, где отсутствующие – пропавшие или, возможно, умершие – оставили позади себя некие бродячие эманации.
У убийц своя репутация, – считается, что у них возникает неконтролируемое желание пересматривать сцену смерти, и в воскресенье утром Морс с интересом задумался, ступала ли снова нога убийцы Джозефса в Сент-Фрайдесвайд со дня его преступления. Он подумал, что ответ наверняка был – «да», и это была одна из немногих позитивных мыслей, которую ему удалось произвести на свет еще в пятницу вечером.
Каким-то образом его ум оказался полностью опустошен, и в субботу он твердо решил отказаться от всех идей о дальнейшем расследовании таинственного дела, которое не было его делом, в любом случае. Утром он проконсультировался с Сивиллой еще раз, но теперь она указала на Инвернесс. Во второй половине дня он впустую потратил время перед телевизором, наблюдая гонки в Донкастере. Он был беспокоен и скучен: у него было так много книг – он мог бы их читать, так много записей – он мог бы их слушать – и все же он не мог найти хоть каплю энтузиазма для этого. Чего он хотел? Его вялое настроение сохранялось до воскресного утра, когда даже несколько эротически лакомых кусочков в «Новостях мира» не смогли его поднять. Он развалился мрачно в кресле, его глаза неопределенно сканировали разноцветные корешки на книжных полках. Возможно, Шарль Бодлер соответствовал его настроению? Что это был за сюжет про принца в поэме «Цветы зла»? «Бессильный юноша со стариковской думой…» И совершенно неожиданно Морс почувствовал себя лучше. Чертов бред! Он не был ни юным импотентом, ни старым маразматиком – это далеко не так! Для него пришло время действий.
Он набрал номер, и она ответила.
– Здравствуйте.
– Мисс Роулинсон?
– Кто говорит?
– Вы вряд ли меня запомнили. Я… я встретил вас в прошлый понедельник в Сент-Фрайдесвайд.
– Я помню.
– Я был… э-э… я надумал сходить в церковь этим утром.
– В нашу церковь, вы имеете в виду?
– Да.
– Вам бы лучше поторопиться, чтобы успеть на службу – она начинается в половине одиннадцатого.
– Ох. Понимаю. Ну… э… большое спасибо.
– Вы совершенно неожиданно очень меня заинтересовали, инспектор.
В ее голосе слышалось дружеское расположение, и Морсу захотелось подольше удержать ее у телефона.
– Вы знаете, что я приходил на концерт в пятницу вечером?
– Конечно.
Морс почувствовал глупую радость несовершеннолетнего подростка от этого «конечно». Продолжай, парень!
– Я… э… я не видел вас после этого. На самом деле я вначале не понял, что это вы играли в спектакле.
– Удивительно, что делает парик блондинки, не правда ли?
– Кто это? – чей-то голос послышался позади ее голоса.
– Простите? – сказал Морс.
– Все в порядке. Это моя мать – спрашивает, кто вы.
– О, я слышу.
– Ну, как я уже говорила, вам лучше поторопиться, если вы собираетесь идти.
– А вы идете? Возможно, я мог бы вас подвезти…
– Нет, не сегодня утром. У матери случился один из ее приступов астмы, и я не могу оставить ее.
– Ох.
Морс скрыл свое разочарование под веселым прощанием, и сказал себе мысленно: «ты мудак», сжимая трубку телефона. Хотя он все равно собирался пойти. Это не Рут Роулинсон он хотел там увидеть. Он просто хотел ощутить место – повстречать некоторые из тех бродячих эманации. Он убеждал себя, что не имеет значения, появится там мисс Роулинсон или нет.
Оглядываясь на свое первое за последние десять лет посещение церкви, Морс решил, что остался доволен полученным опытом. Служба в Сент-Фрайдесвайд, вроде бы приблизительно прояснила ему, как они проходят в англиканском варианте [6]. Правда, не было заявления с амвона, провозглашающего непогрешимость Его Святейшества Папы; но в других отношениях оказалось не так много того, что разделило англиканскую церковь и римско-католическую раз и навсегда. Была прочитана проповедь – все как полагается – посвященная (с чувством юмора) денонсации Святым Павлом похотей плоти, но все действие реально было сосредоточено вокруг мессы.