Записки из чемодана Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его с, стр. 99
Это, очевидно, абакумовские или кобуловские штучки. Война кончилась, им делать нечего, вот и хотят отличиться. Ведь привыкли всю жизнь работать на сенсациях или на провокациях [333].
К вечеру привезли императрицу Вильгельмину. Вошла ко мне с гордым видом, вместе с дворецким. Я сказал: «Дворецкий пусть находится в приемной, а принцесса пусть садится» [334].
Когда это перевели, то распоряжение остаться дворецкому она передала, так как он переводчика не послушался. Вот царский порядок. Пора бы уж осознать, что этика царствования Вильгельма давно кончилась, однако у них все по-прежнему.
Вильгельмине лет 56. Внешне выглядит неплохо. Видимо, в молодости была красивой женщиной. Ведет себя высокомерно, но я, правда, сразу ее привел в порядок, когда она начала мне длинно рассказывать, и мы быстро поняли друг друга.
Оказывается, она вторая жена Вильгельма. Вышла за него в возрасте 32 лет. Сама является принцессой Голландской. После смерти Вильгельма ей была установлена немцами большая ежегодная сумма денег, на это она и жила. Содержала небольшой штат прислуги, в том числе «дворецкого», который ведал деньгами.
Деньги держит в Швейцарских банках. Выезжать из Германии никуда не хочет. Когда русские вошли в Германию, она подальше от войны уехала в Тюрингию. Вот коротко и все. Гитлер на нее не обращал особого внимания.
Доложил об этом в Москву. Приказали отправить в тыловой город Германии. Я решил отправить в Франкфурт-на-Одере, в особняк, приставить наблюдателей и следить, чтобы никуда не уехала. Питать за счет коменданта города.
Вообще говоря, зачем обузу на себя брать, она и там бы жила в Тюрингии и все. Пришлось все это проделать, а для наблюдения послал девушку из числа переводчиц НКГБ с немецким языком.
Проинструктировал. Предупредил об этом Вильгельмину, та как-то сморщилась, но сказала «гут»…
Прошло около недели, вдруг раздается звонок, и мне плачущим голосом говорит «переводчица». Просит вызвать ее в Берлин, так как она в таких условиях работать нe может. Я сказал, что комендант получит указания о приезде вашем ко мне.
На сегодняшний день приехала переводчица и со слезами на глазах начала мне доказывать, что она не может так работать, так как Вильгельмина с ней не считается, игнорирует и требует, чтобы называли ее фройлен и т. д.
И в конце заявила: «Вы только подумайте, товарищ генерал, на днях мы пошли по городу, и она мне говорит: вы идите сзади меня на приличном расстоянии. Я возмутилась, так как я член партии и не позволю над собой издеваться», — и разрыдалась. Я еле сдерживался от смеха.
Затем, когда она проплакалась, я говорю: «Вы поймите простую вещь, нам с вами эту пожилую женщину, мнящую себя императрицей Германии, уже не перевоспитать. Вы — сотрудница органов, приставлены наблюдать за ней, чтобы ее не украли на Запад. Поэтому надо взять себя в руки и делать что поручили».
Похоже, что она начала понимать. И в конце я сказал, что на днях заеду к ним и поговорю с императрицей.
Через пару дней я туда приехал со своим переводчиком. Дворецкий сразу же сообразил поставить бутылку рейнского вина и две рюмки. И вот в такой непринужденной обстановке я этой «царице» внушал элементарные понятия в отношениях между людьми в нашей стране.
Мне показалось, что она кое-что поняла. Однако так до конца беседы она ни дворецкого, ни нашей девушки к столу и не пригласила, хотя под конец беседы я как бы по ходу разговора позвал обоих в комнату, где мы находились.
В последующем девушка регулярно звонила мне и ограничивалась одной фразой: «У нас все нормально».
Декабрь
Кончается 1945 год! Сколько мне придется здесь жить не знаю, но я никак не могу привыкнуть к немцам. Хочется вернуться на Родину. Все уезжают, демобилизовавшись, солдаты радостные.
Сталин приказал, чтобы «они с собой повезли бабам на платье, генералам дать по трофейной машине». У нас с Георгием Константиновичем за это время собралось по несколько машин, которые мне пригнали начальники оперативных секторов, Георгию Константиновичу — командующие [335].
Закончился 1945 победный год. Военный совет фронта хорошо организовал встречу Нового года в офицерском клубе штаба фронта.
До встречи Нового года сидели и поздравляли друг друга с победой и Новым годом. Г. К. Жуков дал возможность выступить почти всем командармам. Прорвался для выступления Василий Сталин, который у нас командовал авиадивизией и нередко безобразничал, но ему все сходило с рук [336].
Попутно расскажу имевший место такой случай. Позвонил он мне и пригласил на охоту на кабанов, которых очень много развелось в районе дислокации его авиадивизии, так как мы запретили немцам охотиться и иметь ружья…
Одну маленькую рощу мы окружили, и немцы погнали. Метрах в 150 выбежал большой кабан, по которому я выстрелил, но он ушел.
Когда мы все собрались, где прошел кабан, немец-егерь увидел кровь и радостно заявил: «Кровь печенки, следовательно, с этой раной он далеко не уйдет». Однако, как мы не искали, но не нашли, и я уехал ни с чем.
На другой день Василий мне звонит и просится ко мне приехать. Когда он приехал, мы пообедали, и он мне сообщил, что он поехал на место охоты, взял за ворот немца и сказал, чтобы он указал, где лежит убитый кабан. Тот показал. Ну, я его похвалил, что он не растерялся. Затем он попросил у меня машину съездить в штаб армии.
Когда я стал разговаривать с шофером Василия, который остался у меня, так как не знал дороги в ВВС, то шофер рассказал, что, когда нашли кабана, Василий пошел к нему на квартиру угостить его. У немца была красивая жена. Василий напоил немца допьяна, переспал с его женой, забрал кабана и уехал. Вот вам сын Сталина.
Ну, я отклонился от встречи Нового года, который прошел очень хорошо. Г. К. Жуков дважды выступал, очень толково, солидно, и все относились к нему с уважением. Он сказал также тост за мое здоровье и за работу, которую и тут веду, и активное участие в боевых операциях, начиная с осени 1944 года.
В общей сложности, засиделись до 2 часов ночи, потом многие пригласили друг друга еще раз встретить Новый год у себя на квартире. Я домой пришел часа в три ночи и сразу спать.
Глава 12. БОЙ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ. 1946–1947 годы
В Германии Серову предстоит задержаться надолго. Весь 1946-й год он продолжает де-факто руководить территорией с многомиллионным населением, где постепенно налаживается мирная жизнь. Круг его вопросов обширен; от руководства комендатурами и полицией до розыска нацистских преступников и формирования новой власти.
В Германии, между тем, было неспокойно. Активно действовали подпольные диверсионные группы, с западной территории шла заброска агентуры. Только за весну 1946 года было вскрыто 14 диверсионно-террористических актов (убито и ранено шесть военнослужащих ГСОВГ), зафиксировано 70 бандпроявлений (убито и ранено 36 человек). [337]
Борьбой с диверсантами, как и всей чекистской работой в Германии, занимается Серов со своими оперативными группами. Вся территория советской зоны была поделена на 6 оперативных секторов НКВД, включая особый берлинский сектор. Одновременно во всех управлениях СВАГ появились отделы общественной безопасности. Люди Серова (а в его подчинении находилось 1,7 тыс. одних только оперативников) занимались не только контрразведкой и внутренней безопасностью, но и ведением разведки, в первую очередь — в отношении американцев и англичан. [338]
Не прекращается и его участие в «атомном проекте». 13 мая 1946 года Серова включают в состав Спецкомитета по реактивной технике при Совмине. Он по-прежнему занят поисками специалистов, способных участвовать в создании нового оружия.