Записки из чемодана Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его с, стр. 171

Сотрудники с удивлением посмотрели на своего начальника. Я вновь после этой повторной фразы подумал, насколько он глуп, но вместе с этим и упрям, повторяя одно и то же, да к тому же видно — втягивает против меня и других своих друзей, так как я почувствовал, что Аджубей как-то стал вроде сторониться меня, где приходилось встречаться.

Кстати сказать, когда я был в КГБ, ко мне поступили данные, что Аджубей работал редактором «Комсомольской правды», стал себя вольно вести и назначать свидания с американцами, о чём-то договаривался и т. д.

Зная этого пьянчугу и его авантюристические склонности, но в то же время являясь зятем Предсовмина и Секретаря ЦК, я об этом сказал Хрущёву, который сказал мне, чтобы я его вызвал официально и строго предупредил, что я и сделал. Он страшно перетрусил, но ушёл, очевидно, озлобленный.

Ну, теперь жди от него любой гадости, вернее, он может наговорить гадостей Хрущёву, а тот может, не подумав, «решить» со мной вопрос. Ну, дальше видно будет.

Ну да мне наплевать на эту молодёжь, я работаю не для себя, а для партии и государства, а больше мне ничего и не надо. А они молоды и глупы. Но я чувствовал, что комсомолец Шелепин затаил против меня злобу, хотя внешне и не показывает вида…

Ну, у молодого начальника Шелепина через год начались неприятности. Крупный провал в Лондоне, затем <из> соседней Финляндии убежал подполковник КГБ в США, который знал большой секрет по Финляндии [714].

Затем убежал сотрудник ещё из Берлина в США, которому перед этим Шелепин вручил орден Красного Знамени «За работу», и ряд других [715].

Мне пришлось принимать ряд мер, чтобы эти провалы не отразились на моей работе. Но, как потом оказалось, у Шелепина не упал ни один волос с головы за эти провалы.

1960 год. Облавы на атташе

1959-й год пришлось много и упорно поработать, чувствуется результат. Стали немного больше знать о противниках, и не просто, а получать хорошие, достоверные данные, чего многие не знали [716].

Генштабу стало легче ориентироваться в планах и замыслах противника, в том, как он расставляет свои силы и средства, особенно по НАТО. Я должен с благодарностью отметить внимание и доверие ко мне Соколовского В. Д.

С ним очень легко работать, но видно, что он по ряду вопросов сам удивляется поведению Малиновского, но ввиду сдержанности характера редко об этом говорит, лишь давал знать жестами, мимикой или отдельными фразами. Очень редко, но прорывалось у него возмущение действиями Малиновского, который не знал вопроса, врал при докладах.

И. С. Конев — первый заместитель министра — также ко мне хорошо относился. Он хоть и не знал детали моей работы, но когда нужно было решать, то всегда подходил объективно и делал так, как было полезно для армии и государства.

Но вот внезапно в 60-м году, как мне рассказывали Соколовский В. Д. и Конев И. С., их вызвали в ЦК, и товарищ Козлов объявил об освобождении от работы. Что? Почему? Не сказано. Претензий нет никаких.

Они ушли к Малиновскому. Тот говорит: Я не ставил вопроса о них. А в ЦК им сказали: «Освобождаются по просьбе министра». У людей осадок неприятный. Мне Соколовский В. Д. говорит: «Ты ему не верь, это не министр, а лгун, двурушник и т. д.». В общем, я из этого ничего не понял. Видимо, дело рук Малиновского [717].

Молодой маршал (с которым у меня был неприятный разговор в Берлине из-за его приёмного сына, который спился) вступил в дела Генштаба нормально. В последующем я убедился, что он очень партийный человек, старой гвардии, член КПСС с 17-го года, участник штурма Зимнего Дворца.

Он, видимо, правильно понял моё предупреждение о сыне и не затаил злобы, как это делали другие. В общем, у меня деловые с ним отношения пошли не хуже, чем с Соколовским.

Тем более М. В. Захаров хоть немного, но был начальником ГРУ и не раз говорил мне, что это такая работа, что каждый день на острие ножа ходишь. И он прав.

Ведь практически <каждый> день бывает так: ты сидишь здесь, решаешь, придумываешь различные варианты, как обмануть противника. Вроде всё придумал хорошо. А в жизни, за тысячи вёрст, случается другое.

Но, к счастью, у меня не было каких-либо серьёзных упущений и провалов. Соседи-комсомольцы в КГБ нередко во вред государственным интересам, но для того, чтобы сбалансировать свои провалы и выдворения, выдворяют из СССР военных атташе США, Англии, Франции и других стран за то, что задержали их с фотоаппаратом возле авиазавода, скажем, в Куйбышеве или в Москве и т. д. Об этом заводе известно всему миру ещё с войны. Но предлог найден, и его выдворили [718]. В отместку за кордоном придираются к нашим военным атташе и выдворяют их из страны.

Даже в ряде случаев мне докладывали наши товарищи, что они, иностранцы, смеясь, называли заранее, вместо кого выдворять. Это, конечно, глупо.

И вместе с этим я неоднократно сообщал в КГБ, по данным нашей агентуры, и также писал М. В. Захаров, что <нрзб> имеет данные по <нрзб>, где имеется важный наш объект, что там сидит шпион. Также сообщали, что на Чукотке сидит шпион в авиачасти и сообщает в контрразведку о вылетах наших самолётов с атомными бомбами.

Они проверяли комиссией и «ни к чему не пришли». <Командующий> дальней авиации говорит: «Это шпион», а особенно из КГБ, говорят: «Это радисты военные выболтали, а их приемник засёк (запеленговал)», т. е. защищает честь мундира.

Одним словом, работа у них как-то идёт несолидно. Один раз мне пришлось с Шелепиным быть у Суслова по общему вопросу. Так тот врал Суслову, и глазом не моргнул.

Когда вышли, я ему говорю, что это не так. Он улыбнулся и говорит: «Иван Александрович, а что он понимает в наших делах?»

Вот это здорово! Обманывать секретаря ЦК, да ещё и смеяться над ним.

1961 год. Страсти в Президиуме

Октябрь 1961 года, XXII съезд партии. На сей раз многим из нас, состоявшим в ЦК по 15–20 лет, дали пригласительные билеты на съезд с правом совещательного голоса.

Мы с Пантелеймоном Кондратьевичем Пономаренко (бывший секретарь ЦК Белоруссии, а затем и секретарь ЦК КПСС) сидели все заседания вместе…

На заключительном заседании были объявлены результаты голосования в состав ЦК КПСС. Проходило большое обновление состава ЦК, как это было сказано в Уставе партии. Многих в прошлом членов ЦК вновь не избрали, в том числе и нас с Пономаренко.

Оказывается, мы с ним были более 20 лет в составе ЦК КПСС. Ну, что ж, поработали на благо партии, теперь надо двигать молодежь. Это правильно, но молодежь активную, грамотную и преданную партии, а не таких проходимцев, как Аджубей.

Обновление президиума ЦК и секретариата было также значительным. Не было в составе президиума Аристова, Беляева, Мухитдинова, Фурцевой и Игнатова. Секретарями вновь избраны: Ильичев — это заведующий отделом МИД, который Сталину писал всякие проекты о Мурадели*, Хачатуряне* и других.

А в период поездки в Индию в 1956 году он все время пьянствовал до того, что я предупредил, что выгоню, если будет продолжать компрометировать Советский Союз.

Через день он на одном приеме подходит пьяный ко мне и говорит: «Иван Александрович, ну чего вы на меня сердитесь. Люблю выпить, что ж поделаешь?» Я после этого спросил у Шуйского, знает ли об этом Хрущев. Он ответил: «Знает».

Вот теперь он секретарь ЦК, и говорят, будет по идеологии. Ну, этот привьет молодежи идеологию, если будет так себя вести и в ЦК.

Затем избран секретарем ЦК Шелепин. Мне казалось, на фоне имевшихся провалов по работе КГБ неудобно его было бы продвигать, но оказывается, можно.