Сага о Вигдис и Вига-Льоте. Серебряный молот. Тигры моря: Введение в викингологию, стр. 20
— Дай же им покой, не должно так обращаться с телами умерших.
Тогда она отпустила трупики, но продолжала кричать, сорвала платок с головы и стала рвать на себе волосы, а потом кинулась к дверям, чтобы бежать к реке и утопиться. Но Льот поднял ее на руки и отнес в постель. Ему пришлось применить силу, чтобы заставить жену снять одежду, а потом он сидел и укачивал ее. Всю ночь провел он так, а Лейкни все не успокаивалась, и Льот боялся, что она потеряет разум.
XXXV
Пришло лето, и вскоре настало время тинга, но Лейкни все так же горевала и не хотела ехать с Льотом, хотя он и предлагал ей поехать вместе.
Когда он вернулся домой, то в первый же вечер Лейкни сказала ему, что спала одна в ткацкой, и попросила разрешить ей спать там одной. Льот ответил, что не может отказать ей, если она сама того желает.
Лето уже кончалось, а Лейкни почти все дни проводила в ткацкой и там же спала. Она совсем забросила хозяйство, просто ходила взад-вперед по ткацкой и ничего не делала. И каждый вечер отправлялась она в церковь, что Льот построил на горе, вставала на колени и подолгу молилась.
Но однажды вечером, когда Лейкни как раз собиралась в церковь, к ней подошел Льот и сказал:
— Когда ты, Лейкни, собираешься вернуться ко мне в дом?
Лейкни ничего не отвечала, и Льот тогда добавил:
— Не кажется мне, чтобы была кому-то из нас польза, что скорбим мы каждый сам по себе. И не следует тебе быть одной, а лучше вернуться в дом и заняться хозяйством, и, может, тогда тебе станет легче.
— Не могу я, — отвечала она, — быть в доме и заниматься хозяйством, потому что кажется мне, что забыла я что-то, и когда вспоминаю, что я забыла, то становится мне еще горше — потому что забыла я своих деток.
Льот помолчал, а потом спросил:
— Может, ты хочешь поехать к своей матери? Я провожу тебя к ней.
Лейкни медленно проговорила:
— Я хочу одного — чтобы ты позволил мне делать так, как я считаю нужным.
— Ни в чем не будет тебе отказа, — ответил он.
— Тогда разреши мне никогда больше не быть твоей женой. И позволь мне жить в чистоте и покое, как живут некоторые женщины в христианских странах.
Льот нахмурился и сказал:
— Я знаю, что никогда ты не была счастлива со мной, и никогда бы не привез я тебя в Скомедал, если бы знал, что все так получится. Но однажды я уже спрашивал тебе, как нам жить дальше, и ты сама решила остаться со мной. И с тех пор я всегда старался угождать тебе, и не сказали мы друг другу дурного слова, и никогда больше не поднимал я на тебя руку. И все дела мы решали вместе. И никогда не принес я тебе позора, не лежал с другими женщинами, и ни с кем у меня не было детей, кроме тебя.
— Нет у тебя детей и со мной, — воскликнула Лейкни, закрыла лицо ладонями и зарыдала.
— Об этом я скорблю не меньше тебя, — отвечал Льот. — И именно поэтому я удивлен твоим решением положить конец нашей совместной жизни.
Лейкни встала и сказала:
— Ты можешь развестись со мной — мне кажется, достаточной причиной будет то, что не хочу я больше делить с тобой постель. И ты можешь найти себе другую жену и уехать из этой забытой Богом долины. Ибо никогда за все те годы, что прожили мы вместе, не видела я тебя счастливым.
Тогда Льот осторожно спросил жену:
— Скажи мне честно, Лейкни, неужели ты никогда больше не хочешь быть моей, если так стремишься уехать отсюда? — И с этими словами он посадил ее к себе на колени, а она так задрожала, что не смогла ничего ответить. И Льот продолжал:
— Однажды ты сказала, что всегда сделаешь так, как я хочу.
Тогда Лейкни заплакала, спрятала лицо у него на плече и ответила:
— Я думала, что ты хочешь отделаться от меня.
Льот поглядел на нее и сказал:
— Так было раньше, но не знал я тогда, что не могу жить без тебя, Лейкни.
В тот же вечер Лейкни пришла в дом и села на свое место за столом, как и раньше. И никто больше не слышал от нее, что хочет она стать монахиней. Они с Льотом жили в любви и согласии. Но Лейкни очень тосковала по своим детям, хотя и не говорила об этом.
Однажды вечером они пошли в баню, и Лейкни ходила с распущенными волосами, чтобы просушить их. Льот подошел к ней и взял ее волосы в руки. Он сказал:
— Кажется мне, что волосы твои стали еще светлее и краше, чем раньше, Лейкни.
Она покраснела и отошла от него, но Льот заметил, что волосы ее поседели.
XXXVI
Прошел еще год, и Льот как-то заметил, что Лейкни теперь плачет по ночам. Он ласково спросил, что ее так расстраивает, но она не хотела отвечать. Однажды он сказал:
— Думаю, ты так и не сможешь по-настоящему радоваться, пока не родишь того ребенка, что носишь сейчас под сердцем.
Тогда она заплакала еще сильнее.
Как-то раз Льот зашел в стаббюр [6] и увидел, что Лейкни стоит на коленях перед большим сундуком и перекладывает в нем вещи. Льот сказал ей не делать этого — он не видел в том особой нужды.
— Да нет, — отвечала Лейкни, — я хочу, чтобы после меня в доме был порядок.
— Не говори так, — сказал Льот и сделал вид, что смеется. — Или ты думаешь, что скоро умрешь?
И заставил ее встать и сесть рядом с ним на сундук. Тогда Лейкни сказала ему:
— Каждую ночь во сне вижу я, как приходят ко мне Гицур и Стейнвор и хотят лечь с нами в постель. И с них потоками течет вода. И говорят они мне, что хотят, чтобы я пришла к ним и согрела их, обняла бы их и легла рядом с ними. Я отвечаю им, что не могу из-за ребенка, которого сейчас жду. Тогда они говорят, что должна я пообещать им прийти, когда родится их брат. И я обещала им это.
— Все это сон, — возразил ей Льот. — Ведь ты и сама знаешь, что дети наши на небе у Господа, и лишь язычники являются так ночами, как тебе привиделось. А наши дети были крещены и лежат в освященной земле. Не говори так и выброси подобные мысли из головы.
— Я видела их так же ясно, как сейчас вижу тебя, — возразила ему Лейкни. — И они взяли меня за руку, и руки их были так холодны, что меня мороз пробрал.
— Это сквозняк, — ответил Льот, обнял ее и посадил к себе на колени. — Я починю стену за кроватью. И не хочу я больше слышать разговоров о твоей смерти, детям нашим сейчас хорошо, и ты нужна мне больше, чем им.
Вскоре после этого разговора Лейкни родила сына.
Льот все время спрашивал женщин, которые были с ней, как проходят роды, и они отвечали, что все хорошо.
Но когда они вынесли Льоту сына, он был столь ужасен, что все посоветовали Льоту отнести сына на съедение диким зверям. Потому что никогда из него не вырастет мужчины, и никому не будет от него радости.
— Неподобающее это христианину дело, — отвечал Льот. — И никогда не совершу я такого поступка. Бог поможет мальчику и спасет его.
Он окрестил ребенка и назвал его Торбьёрном.
Лейкни заплакала, когда узнала об этом. Она тоже считала, что лучше мальчику было бы умереть. У него были заячья губа и волчья пасть, а правая рука намного меньше левой и вся скрюченная. Но когда она заговорила об этом, Льот засмеялся и сказал, что левая ручка у их сына тоже не особенно большая.
Лейкни хорошо себя чувствовала и на десятый день уже встала. Но в тот же вечер у нее случился жар, и она слегла. На следующий день ей стало совсем плохо. Льот сидел на краю кровати, и тогда Лейкни сказала:
— Боюсь, что так и случится, как я говорила и чего боялась все это время. Хотя и просила я Бога, чтобы не разлучал Он нас. И две вещи печалят меня — что останешься ты с больным сыном на руках и что на этот раз будешь ты скорбеть обо мне.
Льот поцеловал ее и ответил:
— Не верю я твоим снам, и что бы ни было, я всегда был счастлив с тобой.
Лейкни заснула, а Льот сидел рядом с ней всю ночь. Ближе к утру она вдруг встала на постели и протянула руки к двери. После этого она обняла его и откинулась назад, так что оба они упали на постель. Но тут же разомкнула она руки и вытянулась. Она была мертва.