Карл XII. Последний викинг. 1682-1718, стр. 70

Когда шведы выбежали на улицу, каждый из них выстрелил из пистолетов и ружей, которые они держали в обеих руках. Турки на мгновение расступились, но потом со всех сторон бросились на них. Карл зацепился за что-то своими длинными шпорами и упал, сразу; исчезнув под телами навалившихся на него янычар. Он успел отбросить в сторону свою шпагу, чтобы не сдавать ее.

Янычары осторожно понесли его на руках, как больного, к сераскиру. Увидев, что все кончено, Карл сделался кротким и спокойным, а на его губах снова заиграла умиротворенная улыбка.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ШВЕЦИЮ

Сераскир с нетерпением ожидал Карла в своем шатре. Он принял короля с подобающими почестями и предложил отдохнуть на диване. Но Карл, не обращая внимания на его слова, молча стоял перед ним.

– Да будет благословен Всемогущий за то, что твое величество осталось в живых! – сказал сераскир. – Я полон глубокого отчаяния, что твое величество вынудило меня исполнить приказание моего повелителя султана.

Карл, раздраженный на своих солдат, резко ответил:

– Если б они защищались, как повелевал им долг, нас бы не взяли и в десять дней.

– Увы, вот дурно употребляемое мужество! – развел руками сераскир.

Он дал Карлу лошадь с дорогой попоной и велел янычарам отвезти его в Бендеры. По дороге король видел своих солдат и офицеров: почти голые, связанные попарно, они уныло брели под турецким конвоем. Их имущество было разграблено, а сами они сделались рабами янычар. Таким образом, ни один швед из той 50-тысячной армии (включая остатки корпуса Левенгаупта), которая некогда вторглась в Россию, в конце концов не избежал смерти или плена.

В Бендерах сераскир уступил Карлу свои покои и приказал обращаться с ним не как с пленником, а как с гостем; однако у дверей королевской комнаты был выставлен янычарский караул. Королю приготовили постель, но он, не снимая сапог, рухнул на диван и заснул глубоким сном.

На другое утро к нему явились Фабрициус и Гротгузен, выкупленные сераскиром у янычар. Они нашли короля все в том же разорванном платье, которое, как и его лицо, руки, сапоги, было покрыто пороховой копотью и запекшейся кровью; ресницы и брови Карла были обожжены, но его взор был ясен и спокоен.

Фабрициус опустился перед ним на колени и не мог вымолвить ни слова. Карл ласково успокоил его, и они, смеясь, разговорились.

– Правда ли, что ваше величество, как говорят, собственноручно убили дюжину янычар? – поинтересовался Фабрициус.

– Ладно, ладно! – довольно улыбнулся Карл. – Такие вещи всегда преувеличивают вдвое.

Он распорядился выкупить остальных шведов и, по возможности, их имущество. Фабрициус взялся уладить это дело с помощью европейских послов. Когда на следующий день турки повезли короля в Адрианополь, его уже сопровождали многие шведские офицеры и драбанты. Многие из них, глядя на Карла, ехавшего в повозке, покрытой красным сукном, не могли сдержать слез.

Турецкий конвой возглавлял сам сераскир. Фабрициус подъехал к нему и попросил вернуть королю шпагу.

– Боже меня сохрани! – ужаснулся сераскир. – Он тут же захочет всем нам обрезать бороды!

Все же несколько часов спустя король получил свою шпагу.

Через несколько дней пути сераскир сообщил Карлу, что он теперь не единственный король-пленник, находящийся в Турции: место Карла в Бендерах занял Станислав.

В Европе давно острили, что половина Польши не признает Станислава, а другая половина ему не повинуется. После возвращения в Варшаву Августа Станислав уехал в шведскую Померанию, чтобы, как говорит Вольтер, «защищать если не свое государство, то государство своего благодетеля», и даже побывал в Швеции, где пытался организовать десант в Померанию и Ливонию. Но шведское правительство ограничилось тем, что послало флот блокировать побережье Финляндии и Прибалтики.

Вообще же Станислав больше хлопотал об отречении от престола, чем раньше о его получении, и так как Карл неизменно отвечал отказом на его письменные просьбы сложить с себя польскую корону, он решил встретиться с ним лично и убедить в необходимости такого шага. Однажды вечером он покинул лагерь шведской армии в Померании и с двумя спутниками отправился в Бендеры, приняв имя майора шведской службы француза Гарана. Ему удалось благополучно пробраться через Польшу, но в Яссах он был арестован господарем, раскрывшим его инкогнито, и отправлен в Бендеры.

С разрешения сераскира Фабрициус вернулся в Бендеры, чтобы от имени Карла переговорить со Станиславом. В нескольких верстах от города он встретил в толпе янычар одетого по-французски офицера на довольно плохой лошади и обратился к нему с вопросом, где находится польский король.

– Как? Вы меня не помните? – с грустным удивлением сказал Станислав.

Фабрициус, прозрев, рассыпался в извинениях и любезностях. Однако то, что он сказал потом, только прибавило печали Станиславу:

– Его величество шведский король велел передать вашему величеству, чтобы вы никогда не заключали мира с королем Августом, так как в самом скором времени наши дела поправятся.

Жители Адрианополя встретили Карла негодующими криками, в которых, однако, наряду с осуждением сквозило и удивление. Разгневанный султан угрожал отправить его на один из островов Архипелага; эта же участь грозила и Станиславу. Понятовский и Дезальер в это время находились в Стамбуле, а шведы, приехавшие с султаном в Адрианополь, были арестованы. Султанский трон оказался недоступен для сторонников Карла.

В это время маркиз де Фьервиль, присланный Людовиком XIV в Адрианополь для поддержания сношений с Карлом, решил, что может оказать ему услугу. Он написал письмо от имени Карла, в котором просил султана отомстить сераскиру и хану за оскорбления, нанесенные в его лице всем коронованным особам, и заодно обвинял визиря и прочих сановников в том, что они, будучи подкуплены русскими, препятствовали доставке султану королевских писем и выманили у него указ, противоречащий законам гостеприимства и международному праву.

Это письмо нужно было перевести на турецкий язык и написать особой вязью на специальной бумаге, что являлось непременным условием подачи деловых бумаг в султанскую канцелярию. Фьервиль обратился к нескольким переводчикам, но дело Карла казалось таким безнадежным, что ни один из них не осмелился взяться за него. Наконец нашли какого-то иностранца, чей почерк был неизвестен Порте; он согласился переписать документ за большое вознаграждение и при условии сохранения в тайне его участия. Шведский офицер барон д'Арвидон подделал подпись Карла, а Фьервиль, имевший королевскую печать, запечатал письмо шведским гербом. Доставить бумагу султану вызвался французский дворянин Виллелонг, авантюрист, приехавший в Турцию, чтобы поступить на службу к шведскому королю.

Виллелонг знал, что рискует головой. Селяхдар и визирь перекрыли все подступы к султану, приказав арестовывать даже тех, кто хотел подать прошение во время поездки султана в мечеть. Но вручить письмо лично султану можно было только этим способом. Виллелонг переоделся греком, спрятал письмо за пазуху и в одну из пятниц встал возле мечети, изображая из себя сумасшедшего.

Когда показался султанский кортеж, Виллелонг, приплясывая, приблизился к нему. Янычары хотели прогнать его, но он упал на колени и стал сопротивляться. Во время этой борьбы с его головы упала шляпа, и длинные волосы выдали в нем европейца. На Виллелонга со всех сторон посыпались удары и пинки.

К счастью, султан, услышав шум, осведомился о его причине. Янычары расступились, и Виллелонг изо всех сил закричал: «Аман! Аман! [85]» – и вытащил из-за пазухи письмо. Султан велел отпустить его. Виллелонг подбежал к нему, поцеловал стремя и подал письмо, сказав по-турецки: