За горизонтом, стр. 77
ГЛАВА 46
Пальцы Ннаонны крепче сжали мое плечо и она очень тихо подтвердила:
— Он мой жених… дедушка… Он меня спас от колдунов.
«Дедушка», значит. Ну что ж — вполне подходящий статус. Вообще, ситуация у нас сложилась чертовски интересная. Этот самый Могнак Забытый — он был давно фактически отрезан от Мира и избавлен от каких бы то ни было пришельцев — а тут сразу с двух сторон в него вторгаются могущественные враги. Ведь Проклятый Принц — похоже, что пока мы петляли, искали обходы и всячески ухищрялись — он шел напролом. Интересно, он и наружную городскую стену так же пробил? Вряд ли, скорее нашел какой-то другой способ. Но в любом случае шороху этот Гериан наделал! И все ради того, чтобы поглядеть на своего незнакомого родственника, которого даже не видел никогда. Не знал и того, что это девушка. Он искал «вампира» — интересно, как он это себе представлял? Пока я рассуждал об этом — Гериан тоже изучающе разглядывал нас, наконец последовал вывод:
— Тогда мы не враги, полагаю… От колдунов? Дитя, ты сказала: «от колдунов?»
— Да. Они напали… Колдуны и их мертвые солдаты. Схватили меня… Я отбивалась… Я…
— Колдуны… — «дедушка» уже не слушал ее лепет, — какие-то мерзавцы превратили Могнак в свое мрачное логово и я еще доберусь до того, кто за всем этим стоит… Могнак должен был стать памятникам всем нам… Вечным монументом на руинах прекрасной мечты — а какие-то подонки… Анрен, ты не знаешь, что здесь произошло? Или…
— Я явился сюда с солдатами демона — ответил сержант, — но вот там в углу лежит некто… Приглядитесь к нему, ваше высочество, ибо мне он показался знакомым.
Дряхлый колдун, словно услышав эти слова, завозился на полу и затем приподнялся, тряся головой. Вроде бы очухался — сел и огляделся.
— А-а-а… — каркнул он, — надо же, кто сюда явился… Пожаловал… Чтобы завладеть всем, что я построил? На готовенькое пожаловал? Или нет, не захватить — разрушить… Разрушить все…
— Ты мне кажешься знакомым… — Принц нахмурился. — Квор?
— Квор? — Вдруг взвизгнул старикашка. — Нет, не Квор! Не твой забитый служка, которого ты унижал своей гадкой жалостью! Все ныне изменилось! Теперь я — Кворкрих, глава Черного Круга! Я был владыкой и повелителем Могнака, пока Гангмар не принес тебя! Но и ты не сможешь… Не получишь!..
Вопя свои похвальбы и проклятия, Кворкрих поднялся на ноги — маленький, растрепанный, нелепый в своем гневе, но и внушающий при этом некий ужас. Он потрясал кулачком над головой и завывал, брызжа слюной. При этом он что-то делал другой рукой, словно вытряхивал какой-то маленький предмет из рукава в горсть — но на это никто не обратил внимание. Маленький негодяй очень ловко разыгрывал порыв бессильного гнева, отвлекая внимание… А может, он и не играл, а совершенно искренне бесновался? Ведь в самом деле — если он был здесь главным, то сейчас на его глазах рушилось все, что он возводил сотни лет. Сотни лет — и все идет прахом в одночасье! Тут было, от чего обезуметь.
— Пока ты не объявился — я здесь был король и архиепископ, повелитель и владыка! Сотни магов и мертвых солдат повиновались мне! Ты хочешь разрушить мое царство?! Так получай!..
Выкрикнув это (мы все слушали, словно завороженные страстью в его неожиданно пронзительном голосе), старик приподнялся на цыпочки и швырнул в принца мощный заряд колдовского пламени. Никто не успел и дернуться — кроме Мертвеца. Тот прыгнул навстречу заряду магии и… Рухнул, сраженный… Гериан шагнул было вперед, занося свой огромный меч, но тут силы оставили его, он пошатнулся… Я же действовал машинально — левой рукой отодвинул Ннаонну, делая шаг вперед — и нанес удар Черной Молнией. Так легко… Не издав больше ни звука, старикашка осел на пол грязной кучкой тряпья… Какой он маленький… Принц Гериан опустился на колени над Мертвецом — а тот, похоже, умирал…
— Я мечтал… чтобы… именно так, ваша… светлость… закончился ваш эксперимент.
— Котрем… Котрем, нет…
— Я долго ждал… — и все. Больше ни звука, ни движения.
По лицу принца скатились две слезы, прочерчивая темные дорожки в сплошной маске кирпичной пыли, покрывавшей его щеки. Тишину прорезал голос Стера:
— Я, конечно, прошу прощения, но что мы, Гангмар возьми, здесь до сих пор делаем? Не пора ли уносить ноги?
От необходимости отвечать я, однако, был избавлен — в углу комнаты ослепительно сверкнуло, распахнулся черный провал прямоугольной формы и знакомый (ох, знакомый!) голос произнес:
— Пора, король-демон! Время отдавать долги!
Тоиль осмотрелся, сплошная стена конских задов и красно-желтых плащей впереди — это внушало уверенность. Перед ними, серыми мужиками, стоит лучшее войско империи, лучшее войско Мира — кавалерия в цветах гвардии! Отчетливо несло навозом…
Где-то далеко затрубили трубы, гнусаво взвыли рожки… Еще неясный, далекий пока, топот сотен копыт наполнил воздух… Все дружнее, все убыстряя темп — и вот земля уже содрогается под ударами несущейся галопом конницы. Того, что произошло после, Тоиль не мог предвидеть. Никто в серой толпе не мог предвидеть — красно-желтые без суеты, но очень быстро, развернули коней и устремились в широкие проходы, остававшиеся между сотнями ополченцев… А в просветах между ними — несущиеся во весь опор… Зеленовато-бурые плащи поверх серой стали… Словно сотни Гуэнвернов, словно войско призраков летит на растерянных ополченцев, одетых, кстати, в такую же блеклую ткань… И земля ходит ходуном под ногами, сотрясаемая тяжелым топотом рыцарской конницы, и ходуном ходят пики в ладонях, разом покрывшихся потом. А красно-желтые уже позади, они выстраиваются цепочками, втягиваясь в узкие проходы между возами… И все тоньше изумрудно-зеленая полоска травы между серыми всадниками и серыми пехотинцами…
Кто-то завопил первым, крик тут же подхватили:
— Братцы-ы-и-и-и!.. Бежи-и-им!..
— Люди-и-и… Убиваю-у-ут!..
— Спа-айся-а-а-а!..
И разом лопнула серая стена пеших сотен, обращаясь в толпу… Нет, в насмерть перепуганное стадо. Сотни людей бросились бежать, сталкиваясь и сбивая друг друга с ног, бросая свое убогое оружие и дико, нечеловечески ужасно завывая… И такая тоска в этом многоголосом стоне, и такая обреченность и мука… А кавалерия приближалась, словно невероятная океанская волна — тоже ревящая, храпящая, бряцающая железом… И топот — оглушительный топот копыт… Вот всадники уже нависают над бегущими, десятки закованных в сталь рук заносят пики — новый взрыв воплей, в котором к смертному животному ужасу примешивается боль. Сломав пики, либо намертво (намертво!) всадив их в живую плоть, кавалеристы бросают древки и выхватывают мечи, берутся за притороченные к седлам секиры и палицы — начинается жуткая бойня. Ряды кавалерии смешиваются, латники, захваченные кровавым пьянящим хмелем, протискиваются между сеньорами, спеша принять участие в избиении себе подобных. Невероятная сила несет их, гонит и воет сладко в уши — убей, разруби, проткни!.. Растерзай их!.. Вот твоя жизнь — настоящая жизнь!.. Ради этого и мамка родила! Так что — бей-коли-руби!.. И вздымаются мечи и секиры, терзая плоть…
Разом рухнули нсколько десятков всадников вместе с лошадьми — в этой общей кутерьме их сшибли, опрокинули соратники, а задние ряды латной конницы пронеслись по ним, так и не разобрав, что у этих под серым рядном — стальные латы и кольчуги?.. Или только умирающая плоть… Более четырех тысяч гонзорских крестьян было в рядах ополчения — такую огромную толпу невозможно растоптсть мгновенно. Без малого тысячная масса кавалерии увязла, как в болоте, в живой, колышущейся, влажно шевелящейся массе убиваемых людей… Передние из числа беглецов достигли телег и бросились в узкие проходы как раз следом за красно-желтой конницей, а на возах и за ними уже выстраивались горожане-гонзорцы. Они устанавливали на телегах массивные деревянные щиты и готовили луки. Всадники в имперских цветах снова выстраивались в линию, сзади к ним бегом приближались гвардейские стрелки. Никто из гвардейцев больше не смеялся и не подтрунивал над сиволапым мужичьем — с седел было хорошо видно, что творится за строем телег…