Точка отсчета, стр. 44

Я остановилась у двери и посмотрела на него. Тонкие седые пряди прилипли к влажному лбу. В спальне у Марино наверняка валялась грязная одежда, и вообще этот дом уже миллион лет не видел настоящей уборки. Я вспомнила Дорис, его жену, представила ее многолетнее терпеливо-покорное служение в этом доме, продолжавшееся вплоть до того дня, когда она вдруг влюбилась в другого мужчину и уехала с ним. Иногда мне казалось, что в Марино влили кровь не той группы. Какими бы благими ни были его намерения, какими бы замечательными ни были успехи на работе, он постоянно вступал в жуткие конфликты с окружающей средой. И та постепенно и неумолимо убивала его.

— Сделай мне хотя бы одно одолжение, — попросила я, уже взявшись за дверную ручку.

Он вытер лицо рукавом рубашки и достал сигарету.

— Не подталкивай Люси к преждевременным выводам. Ты не хуже меня знаешь, что главная проблема здесь в местной политике и местной полиции. Не думаю, что мы приблизились к пониманию случившегося, а потому давай не будем навешивать ярлыки.

— Ты меня удивляешь. После всего, что этот сукин сын сделал против тебя. Он что, по-твоему, святой?

— Я не говорю, что он святой. Если откровенно, я вообще не знаю ни одного святого.

— Спаркс тот еще дамский угодник, — продолжал Марино. — Не знай я тебя, подумал бы, что ты к нему неравнодушна.

— Не хочу даже отвечать на такую глупость.

Я вышла на крыльцо, с трудом подавляя желание хлопнуть дверью.

Марино последовал за мной.

— Ну да. Виноватые всегда так говорят.

— И не думай, что я ничего не знаю. Когда у вас с Уэсли не ладится...

Я повернулась и ткнула пальцем ему в грудь:

— Все, хватит. Ни слова больше. Не суй нос в мои дела и не смей сомневаться в моем профессионализме. Заруби это себе на носу, черт бы тебя побрал!

Я сбежала по ступенькам, села в машину и нарочито медленно и осторожно дала задний ход. Выезжая со двора, я даже не оглянулась.

Глава 13

Утро понедельника принесло жуткий ветер и проливной дождь. Я добиралась до работы с бешено мечущимися «дворниками» и включенным кондиционером. За пару секунд, которые понадобились мне, чтобы бросить в автомат жетон, рукав костюма успел промокнуть почти насквозь. На этом неприятности не закончились: у подъезда уже стояли две машины похоронной службы, так что парковаться пришлось снаружи. Следующие пятнадцать секунд — за это время я промчалась через стоянку и открыла заднюю дверь — завершили ниспосланное небом наказание. Я шла по коридору, роняя капли воды, в противно хлюпающих при каждом шаге туфлях.

Заглянув в дежурку, я просмотрела журнал, чтобы узнать, не случилось ли чего за ночь. Умер ребенок, спавший в постели с родителями. Какая-то пожилая дама приняла убийственную дозу снотворного. И разумеется, не обошлось без перестрелки из-за наркотиков, случившейся едва ли не в центре города. За последние несколько лет Ричмонд вошел в список городов США с самым высоким уровнем насилия: за год здесь совершается сто шестьдесят убийств при численности населения менее четверти миллиона человек.

Во всем обвиняли полицию. И даже меня, если статистические данные, накопленные моим учреждением, не устраивали политиков или суды затягивали с принятием обвинительных решений. Иррациональность всего этого порой пугала, порой приводила в полное смятение, потому что власть, похоже, даже не догадывалась о существовании такой вещи, как профилактическая медицина, а она, что бы там ни говорили, и есть единственный способ остановить смертельное заболевание. Действительно, гораздо легче сделать прививку, к примеру, против полиомиелита, чем бороться потом с ним самим.

Я закрыла журнал, вышла из дежурки и поспешила дальше по пустынному коридору в своих мокрых, поскрипывающих туфлях, потом, чувствуя, что начинаю замерзать, свернула в раздевалку и попыталась побыстрее избавиться от сырого костюма и липнущей к телу блузки. Как всегда, чем больше спешишь, тем хуже получается. Натянув наконец рабочий халат, я вытерла волосы полотенцем и пригладила ладонью растрепавшиеся пряди. На лице женщины, смотревшей на меня из зеркала, отпечатались обеспокоенность и усталость. В последнее время я плохо ела и спала и злоупотребляла кофе и алкоголем. Все это проявилось возле глаз. Главными причинами были бессилие и страх, связанные с Кэрри. Мы понятия не имели, где она, но мне казалось, что она повсюду.

Я вошла в комнату отдыха, где Филдинг, избегавший кофеина, готовил травяной чай. Его маниакальная озабоченность собственным здоровьем совсем не улучшила мне настроения. Зарядку я не делала уже более недели.

— Доброе утро, доктор Скарпетта, — бодро приветствовал меня Филдинг.

— Будем надеяться, что таким оно и останется, — ответила я, беря кофейник. — У нас сегодня, похоже, спокойно, так что оставляю все на вас, в том числе и совещание. У меня еще куча дел.

Мой помощник выглядел свежим и жизнерадостным в желтой рубашке с отложными манжетами, ярком галстуке и тщательно отутюженных черных слаксах. Он был чисто выбрит и распространял запах хорошего одеколона. Даже туфли у него блестели, потому что в отличие от меня Филдинг никогда не позволял жизненным обстоятельствам влиять на свой внешний вид и не переставал заботиться о себе.

— Не понимаю, как у вас это получается, — сказала я, оглядывая его с головы до ног. — Послушайте, Джек, почему вы никогда не страдаете от таких обыденных вещей, как депрессия, стресс, неодолимая тяга к шоколаду, сигаретам или выпивке?

— Я склонен к импульсивной реакции на внешнюю агрессию, — ответил он, прихлебывая чай и глядя на меня через поднимающиеся клубы пара. — Вот тогда со мной что-то и случается. — На лице Филдинга появилось задумчивое выражение. — Самое плохое, наверное, заключается в том, что я отгораживаюсь от жены и детишек. Изобретаю причины, чтобы не оставаться дома. На самом деле я бесчувственный ублюдок, и они порой ненавидят меня. Так что, да, я тоже иду по пути самоуничтожения. Но уверяю, если вы только найдете время пробежаться, прокатиться на велосипеде, поотжиматься или хотя бы сделать пару упражнений на растяжку, то почувствуете себя гораздо лучше. Обещаю. — Филдинг поднялся и, уже выходя, добавил: — Природные морфины, верно?

— Спасибо, — бросила я ему вслед, уже пожалев, что завела этот разговор.

Не успела я расположиться за столом, как в кабинет вошла Роуз, как обычно, аккуратно причесанная, в элегантном темно-синем костюме.

— Вы уже здесь? — удивилась она, кладя на стол стопку отпечатанных протоколов. — Только что звонили из АТО. Макговерн.

— Да? По какому поводу?

— Сказала, что была в округе Колумбия и хочет повидаться с вами.

— Когда?

Я взяла ручку и начала подписывать бумаги.

— Скоро будет здесь.

Я удивленно посмотрела на нее.

— Она звонила из машины и просила передать, что подъезжает к Кингс-Доминион и заглянет к нам минут через двадцать — тридцать.

— Должно быть, что-то важное, — пробормотала я и, повернувшись, открыла ящик со слайдами, сняла пластиковую крышку с микроскопа и включила лампу.

— Вы вовсе не обязаны бросать все ради нее, — заметила вечно старающаяся защитить меня Роуз. — Она же не договаривалась о встрече и даже не спросила, есть ли у вас время, чтобы ее принять.

Я установила слайд и, прильнув к окуляру, уставилась на срез поджелудочной железы, представленный розовыми съежившимися клетками.

— Токсемии не обнаружено, — сказала я, вставляя другой слайд. — Чисто, если не считать ацетона. Побочный продукт неадекватного метаболизма глюкозы. И почки показывают гиперосмолярную вакуолизацию проксимальных спиралевидных трубчатых подкладочных клеток. То есть они не розовые кубические, а бесцветные и увеличенные.

— Опять Сонни Куин, — недовольно проворчала Роуз.

— Плюс к этому мы имеем историю болезни, в которой отмечены дыхание с фруктовым запахом, потеря веса, жажда и частое мочеиспускание. Ничего такого, с чем не справился бы инсулин. А вот в молитвы я не верю, что бы там семья ни говорила репортерам.