Следствие ведут патологоанатомы (СИ), стр. 15
- Ну, Ауксилиуме, - уже не так уверено ответил тот.
- Да, что ты заладил – помоги, да помоги? С чем помогать-то? Наркота как называется?
- Погоди, - начало доходить до следователя. - так Ауксилиуме это…
- "Помоги мне" на латыни, - подтвердил его подозрения приятель. - Так чем помочь?
- Да ты уже… Спасибо.
И вот сейчас Тарас спешил к их штатному патологоанатому, надеясь добыть у него номер телефона этого блондинистого недоразумения. Вначале он хотел поймать того в больнице, но отловленная в коридоре медсестра сообщила, что вчера был его последний день. А Олег, оказавшийся главным хирургом, работает сегодня только в ночную смену. Так что оставался лишь один вариант - Михал Борисыч.
Но жизнь полна сюрпризов, как оказалось. В морге, кроме уже упомянутого патологоанатома, находились также Настя и искомая пропажа собственной персоной. Подруга стояла спиной ко входу, а потому не видела, как появился Ефимов, и увлеченно продолжала свой рассказ:
- …влюбился, представляете? Нет, Вы, Михал Борисыч, прочувствовали всю масштабность катастрофы? Эта блондинка динамит его по-черному, а Ёфик срывает образовавшуюся в результате бурления гормонов энергию на нас! С этим срочно надо что-то делать! Я уже вторые сутки не сплю, а ведь это дело даже не моего отдела!
- И что Вы, Настенька, предлагаете? – спокойно поинтересовался пожилой врач.
- А что за девушка? – уточнил молодой, косясь при этом на Тараса.
- Да там, Алексей, тихий ужас! Какая-то неформалка. То ли балерина, то ли Ваша коллега, я так от Тараса ничего внятного и не добилась! Он ее на первом свидании пельменями накормил, представляете?
- Ужас какой! – ухмыльнулся Лексус, смотря поверх ее головы прямо в глаза следователю. И таким откровенным был этот взгляд, что Тарас мгновенно понял – знает, зараза, все он знает!
- Прекрати меня позорить, радость моя! – опустил он руку на плечо вздрогнувшей Насти. - Сегодня выспишься, я уже передал дело в прокуратуру.
- Слава те, Господи! – вырвался полный облегчения вздох у девушки. - Ну, а с блондой твоей что?
- Еще не знаю, - и опять эта игра в гляделки. - Уезжаешь? – заметил он рядом с москвичом небольшой дорожный тролль.
- Уезжаю, - подтвердил тот, - Вот, попрощаться пришел. Покурим?
- Я бросил.
- А я и не начинал... Так покурим? – Настя с Михаилом Борисычем только успевали переводить взгляд с одного на другого.
- Покурим, - согласился Тарас. - Пошли ко мне?
Они уже минут пять сидели в кабинете Тараса, молча изучая друг друга, не решаясь начать разговор. Наконец, москвич не выдержал:
- Ну, спроси уже.
- Спросить что? – продолжил рассматривать его Ефимов.
- Сам знаешь, – Лекс склонил голову и потерся щекой о плечо. Только намного позже Тарас узнает, что этот его жест означал крайнюю степень неуверенности. А в тот момент ему показалось, что парень отмахивается от него, как от мухи. Это злило.
- Что было в том пузырьке? – спросил он совсем не то, что собирался.
- В наркоту мы, значит, уже не верим? – приподнял бровь блондин.
- Мы верим в латино-русский словарь.
- О, как! – он прищурился. - Капли от соплей.
- Капли от соплей… - повторил Тарас. - Афигеть! Не стыдно?
- А тебе? - спокойно парировал Алексей. - И это не то, что ты хотел спросить.
- И что же я хотел спросить?
- Я дам подсказку. Ты пялишься на меня, будто примериваясь, с какого боку укусить.
- И?
- И?
- Ты гей? – решился Тарас.
- Да, - просто и односложно ответил Демьянов. - Но это же тоже еще не все?
- У меня есть шанс?
- Извини, капитан, ничего личного… Хотя, черт, это-то как раз и есть личное… - он потер лицо раскрытыми ладонями. - Извини, но ты не в моем вкусе. Мы все выяснили?
- Да, - ошарашено выдохнул Ефимов.
- Тогда я пошел. Было приятно с тобой познакомиться. Будешь в Москве – заходи.
И он ушел, аккуратно притворив за собой дверь. Тихо, как будто ничего не было. Ни этого разговора, ни этой недели... Хотя, если так подумать, ведь и в самом деле ничего не было.
- Ну и хрен с тобой! – проорал Тарас, неожиданно озлобляясь и швыряя в стенку чашку с остатками утреннего кофе.
Он не мог видеть, как Лексус, выйдя на лестничную клетку, внезапно со всей силы двинул кулаком в стенку, сбивая в кровь костяшки пальцев.
- Без вариантов, - прошептал он смотря на выступающие бордовые капельки. - Без вариантов...
Прости
Часы тянулись, как дни, дни, как недели, недели же вообще казались годами. Выкинуть москвича из головы не удавалось никак. И чем больше Тарас старался, тем сильнее запутывался в этой паутине. И если днем он еще забывался, полностью и целиком погружаясь в свой мирок первопричин, следствий, улик и холодного расчета, то по вечерам, оставаясь один на один с собственными мыслями, тихо сходил с ума. Чёрт его знает, почему так получилось. Возможно, на зарождающуюся влюблённость наложилось уязвлённое чувство самолюбия, может, гордость сыграла дурную шутку, может, ещё чего... Тарас и понимал, насколько это всё глупо и как-то по-бабски, что ли. Но хотелось выть в голос и биться головой о стену. В результате он стал все дольше и дольше засиживаться на работе, к концу месяца практически переехав туда жить. Сотрудники только посмеивались, в очередной раз обнаруживая его, заспанного и злого, чистящего зубы над махоньким умывальником в конце коридора. Они-то думали, что Ефимов вкалывает, как негр на плантациях, выслуживая себе очередное звание. Наивные…
В попытках забыться он даже пошел, в третий раз в своей жизни, в клуб. В тот самый. Ну, Вы понимаете. Тарас, со своим впечатляющим ростом и брутальной, притягивающей взгляд, внешностью, произвел неизгладимое впечатление на местную публику. Но внимание претило, громкая музыка раздражала, и он не усидел там и получаса. Быстренько выхватив из толпы первого попавшегося смазливого паренька, он притащил его к себе домой. Напоил чаем. Накормил. Не пельменями, а специально заказанными накануне по такому случаю настоящими итальянскими равиоли. Еще раз напоил чаем. И, под недоумевающим взглядом карих глаз, заказал такси. Всё. Финита ля комедия. Он смотрел в эти глаза цвета старого орешника, а видел перед собой другие. Серые. Ехидно щурящиеся в тот вечер, когда они впервые встретились. Внимательные и понимающие, когда Лекс выслушивал его крик души там, в родильном. Глубокие и потемневшие, как небо перед грозой, когда целовал его, прижимая к дивану в чужой ординаторской.