Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ., стр. 7

— Что с барышней Дайюй? — спросила Сянъюнь.

— Ей нездоровится, — ответила Цуйлюй. — Всю ночь она кашляла. А Сюэянь сказала, что в мокроте у нее — кровь.

— Не может быть! — воскликнула Таньчунь.

— Разве я стану врать?! — проговорила Цуйлюй.

— Мы только что были у барышни Дайюй, — подтвердила Цуймо. — На ней лица нет, она даже говорить не может…

— Говорить не может! — вскричала Сянъюнь. — А как же с вами разговаривала?

— Дуры вы! — обругала Таньчунь служанок. — Когда человек не может говорить, значит, он…

Таньчунь спохватилась и умолкла.

— Барышня Дайюй умна, а по пустякам расстраивается, — заметила Сичунь. — Разве можно верить всему, что болтают в Поднебесной?

— Давайте навестим ее, — предложила Таньчунь. — Если она и в самом деле серьезно больна, скажем старой госпоже и Фэнцзе, пусть пригласят врача.

— Вот это верно! — согласилась Сянъюнь.

— Вы прямо сейчас идите, — обратилась к сестрам Сичунь, — а я следом за вами.

Таньчунь и Сянъюнь со своими служанками отправились в павильон Реки Сяосян.

Увидев их, Дайюй расстроилась. Ей снова вспомнился недавний сон. «Если даже бабушка меня не любит, что говорить о сестрах?! Не пригласи я их, ни за что не пришли бы!» Однако Дайюй не подала виду, что расстроена; попросила Цзыцзюань помочь ей подняться и пригласила сестер сесть.

Таньчунь и Сянъюнь сели на краю кровати. Они видели, что Дайюй и в самом деле серьезно больна, и опечалились.

— Что, сестрица, опять нездоровится? — спросила Таньчунь.

— Ничего особенного, — отвечала Дайюй. — Просто слабость, и все.

Цзыцзюань, стоявшая за ее спиной, показала на плевательницу. Сянъюнь заглянула в нее и, не умея скрывать своих чувств, вскричала:

— Сестрица, ты погляди! Какой ужас!

Только сейчас Дайюй увидела кровь и совсем пала духом.

Таньчунь попыталась исправить положение и сказала:

— Ничего особенного, такое случается, когда усиливается огонь в легких. А эта Сянъюнь невесть что болтает!

Сянъюнь покраснела от смущения и раскаивалась в своей неосторожности.

Таньчунь, обеспокоенная болезненным видом Дайюй, поднялась со словами:

— Старайся не волноваться, сестра! Мы еще к тебе зайдем!

— Спасибо! — с горькой усмешкой произнесла Дайюй.

— Хорошенько заботься о барышне! — приказала Таньчунь, обращаясь к Цзыцзюань.

Цзыцзюань кивнула. Только Таньчунь собралась уходить, как снаружи послышался голос. Если хотите узнать, кто это был, прочтите следующую главу.

Глава восемьдесят третья

Итак, когда Таньчунь и Сянъюнь собрались уходить, снаружи послышался голос:

— Ах, негодяйка! Кто позволил тебе в саду безобразничать?

— Здесь совершенно невозможно жить! — вскричала Дайюй, указав рукой на окно.

Хотя Дайюй была любимицей матушки Цзя, служанки не очень-то ее жаловали. И вот сейчас Дайюй решила, что кто-то подбил старуху ее обругать, потому что она сирота. Как же стерпеть подобную обиду? Внутри у Дайюй все перевернулось, к горлу подступил комок, и она лишилась сознания.

— Барышня! — с горестным воплем бросилась к ней Цзыцзюань. — Что с вами? Очнитесь!

Мало-помалу к Дайюй вернулось сознание, но, все еще не в силах произнести ни слова, она только указывала рукой на окно.

Таньчунь вышла во двор и увидела старуху с костылем, которая гнала грязную, растрепанную девчонку.

— Я здесь присматриваю за фруктами, а ты зачем явилась? — орала старуха. — Погоди, придешь домой, живого места на тебе не оставлю!

Девчонка стояла поодаль и, сунув в рот палец, смеялась.

— Бессовестная! — напустилась на старуху Таньчунь. — Как ты смеешь здесь ругаться?

Старуха с заискивающей улыбкой ответила:

— Да я не ругаюсь. Внучку отсылаю домой. Чтобы не натворила чего-нибудь. А то увязалась за мной.

— Нечего оправдываться! Живо убирайся отсюда! — оборвала ее Таньчунь. — Барышня Линь Дайюй нездорова, а ты здесь кричишь!

Старуха сокрушенно покачала головой и поспешила ретироваться. Следом за ней убежала девчонка.

Вернувшись в комнату, Таньчунь увидела, что Сянъюнь держит Дайюй за руку и плачет, а Цзыцзюань, обняв барышню, растирает ей грудь.

Наконец Дайюй приоткрыла глаза.

— Ты подумала, что старуха тебя ругает? — спросила Таньчунь.

Дайюй кивнула.

— Она внучку свою ругала, — продолжала Таньчунь. — Этим грубиянкам все нипочем. Ни с чем не считаются!

Дайюй вздохнула, взяла Таньчунь за руку, промолвила:

— Сестрица… — и умолкла.

— Не тревожься, — сказала Таньчунь. — Я пришла навестить тебя, как сестра сестру. У тебя мало преданных служанок. А тебе сейчас нужны покой и забота. Надо вовремя принимать лекарства и выбросить из головы мрачные мысли. Тогда ты поправишься, и мы снова соберем наше поэтическое общество. Как это будет прекрасно!

— Это будет для нас просто счастьем, — добавила Сянъюнь.

— Вы хотите меня утешить, я понимаю, но мне не дожить до этого дня! — прерывающимся голосом произнесла Дайюй.

— Ну что ты! — возразила Таньчунь. — Кому не приходится болеть? И как только ты могла такое подумать! Лучше отдыхай! Мы пойдем к старой госпоже и скоро вернемся. А что-нибудь понадобится — пусть Цзыцзюань скажет мне.

— Дорогая сестренка! — сквозь слезы проговорила Дайюй. — Скажи старой госпоже, что я хотела справиться о ее здоровье, но из-за болезни не смогла прийти. И непременно передай, что у меня ничего серьезного, пусть не беспокоится.

— Все передадим, как ты просишь, — пообещала Таньчунь. — А ты лечись!

Она вышла, а следом за ней Сянъюнь.

Цзыцзюань помогла Дайюй лечь и села возле нее, поручив все домашние дела Сюэянь. При взгляде на Дайюй сердце ее сжималось от жалости, и она с трудом сдерживала слезы.

Дайюй долго лежала с закрытыми глазами, однако уснуть не могла. Раньше сад казался ей глухим и безлюдным, а сейчас чудился шум ветра, стрекот насекомых, пение птиц, чьи-то шаги, детский плач — все это тревожило, и Дайюй велела опустить полог над кроватью.

Сюэянь принесла суп из ласточкиных гнезд. Цзыцзюань подняла полог и тихо спросила:

— Барышня, может быть, съедите немного супа?

— Съем, — еле слышно отозвалась Дайюй.

Цзыцзюань помогла Дайюй сесть. Потом взяла чашку с супом, прежде сама попробовала, а затем поднесла чашку к губам Дайюй. Девушка открыла глаза, начала есть, отпила несколько глотков и покачала головой — не хватило сил сказать, что не хочет. Цзыцзюань отдала чашку Сюэянь и осторожно уложила Дайюй.

Полежав немного, Дайюй почувствовала себя спокойнее, но тут за окном послышался тихий голос:

— Сестра Цзыцзюань дома?

Сюэянь выбежала во двор, увидела Сижэнь и еще тише ответила:

— Она в комнате у барышни.

— Что с барышней? — спросила Сижэнь.

Они вошли в дом, и Сюэянь все подробно рассказала: что было ночью и что случилось сейчас.

Сижэнь взволнованно произнесла:

— К нам только что приходила Цуйлюй, сказала, что ваша барышня заболела. Второй господин Баоюй как услышал, так сразу послал меня узнать, что с ней.

В это время из-за дверной занавески показалась Цзыцзюань и поманила рукой Сижэнь.

— Барышня уснула? — спросила, подходя, Сижэнь.

— Слышала, что рассказала сестра Сюэянь? — вопросом на вопрос ответила Цзыцзюань.

Сижэнь кивнула и, нахмурившись, спросила:

— Что же делать? Прошлой ночью Баоюй до смерти перепугал меня.

— Баоюй? — изумилась Цзыцзюань.

— Да, Баоюй. Когда он ложился спать, все как будто было в порядке, — стала рассказывать Сижэнь. — И вдруг среди ночи он стал кричать, что у него болит душа, что кто-то ножом вырезал ему сердце — словом, болтал всякий вздор. Лишь на рассвете немного успокоился. Ну скажи, как тут не напугаться! Нынче он даже в школу не пойдет, надо звать врача.