Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ., стр. 109

— Опять ты за свое! — воскликнула Баочай. — Отец с матерью только и мечтают, чтобы ты добился высокого положения и поддержал славу своих предков, а ты упорствуешь в своих заблуждениях! Ну что с тобой делать?

Баоюй, словно не слыша, облокотился о стол и погрузился в размышления. Оставив возле него Шэюэ, Баочай ушла спать.

Баоюй же снова погрузился в раздумья:

«Цзыцзюань давно у меня в услужении, но мы с ней еще ни разу не поговорили по душам. Когда я болел, она не отходила от меня. Я же оказался неблагодарным, и теперь на душе у меня невыносимо тяжело! Она строга, не то что Шэюэ или Цювэнь, не терпит свободного обращения. До сих пор я храню зеркальце, которое она мне дала! Почему же сейчас она так холодна со мной? Может быть, из-за Баочай? Но ведь Баочай дружила с сестрицей Линь и к Цзыцзюань относится по-доброму! Пока меня нет, Цзыцзюань разговаривает с Баочай и шутит, но стоит мне появиться, сразу уходит. Наверняка не может простить, что сестрица Линь умерла, а я женился! Ах, Цзыцзюань, Цзыцзюань! Знала бы ты, как я страдаю! Пока все спят, надо пойти обо всем ее расспросить. Если обидел, попросить прощения…»

Решив так, Баоюй потихоньку вышел из дома и отправился к Цзыцзюань.

Девушка жила в западном флигеле. Подкравшись к окну, Баоюй заметил в комнате свет. Он языком продавил оконную бумагу и заглянул внутрь. Цзыцзюань сидела возле свечи, облокотившись о стол, погруженная в размышления.

— Сестра, — тихо позвал Баоюй, — ты не спишь?

Цзыцзюань вздрогнула, огляделась, спросила испуганно:

— Кто это?

— Я, — отозвался Баоюй.

— Второй господин? — удивилась девушка.

— Да, я, — ответил Баоюй.

— Зачем вы пришли?

— Поговорить с тобой! Впусти меня!

— Время позднее, идите отдыхать, — немного подумав, ответила Цзыцзюань. — Завтра скажете, что хотели!

Баоюй не знал, как поступить. Откроет Цзыцзюань или не откроет? Гордость не позволяла Баоюю уйти, и он стоял в нерешительности.

— Я хочу задать тебе только один вопрос, — произнес наконец Баоюй.

— Ладно, говорите, — отозвалась Цзыцзюань.

Но Баоюй молчал, не зная, с чего начать.

Цзыцзюань, зная странности Баоюя, испугалась. Уж не обидела ли она его? Как бы не начался приступ болезни. Девушка прислушалась и подала голос:

— Вы все еще стоите здесь, как дурачок? Хотели что-то сказать, а сами молчите! Даже зло берет! Одну извели, теперь за меня взялись? Что вам здесь нужно?

Она поглядела в отверстие, проделанное Баоюем в оконной бумаге, и увидела, что Баоюй все еще стоит. Девушка отошла от окна, сняла нагар со свечи.

— Сестра Цзыцзюань! — выдохнул Баоюй. — Прежде ты не была столь бесчувственной! Даже слова ласкового не скажешь! Конечно, я недостоин твоего внимания, но объясни, в чем я перед тобой провинился? А потом хоть всю жизнь не гляди на меня. Я тогда спокойно умру!

Цзыцзюань усмехнулась:

— Так вот вы зачем пришли, второй господин! А что еще вам хотелось бы знать? Не волнуйтесь, барышня все вам простила. Если же я в чем-то виновата, пожалуйтесь матушке, это она отдала меня вам в услужение! Разве считаются с нами, служанками?!

Цзыцзюань всхлипнула.

— Ты почему плачешь? — обиженно проговорил Баоюй. — Неужели не видишь, что со мной творится! Ведь живешь у нас несколько месяцев! Я просил все тебе объяснить, но никто не захотел. Позволь же мне это сделать! Ведь не допустишь же ты, чтобы я до самой смерти терзался?

Голос Баоюя дрогнул от слез.

Вдруг за его спиной раздался голос:

— Ты с кем тут разговариваешь? Чего добиваешься? Обидел человека — проси прощения. Простят тебя — хорошо. Не простят — не надо!

Баоюй и Цзыцзюань вздрогнули от неожиданности. Как вы думаете, кто это был? Ну конечно же Шэюэ! Баоюю стало неловко.

— Как же так? — продолжала Шэюэ. — Ты стараешься загладить свою вину, молишь о прощении, а ей хоть бы что! Ай-я, сестра Цзыцзюань! Нельзя быть такой жестокой! Заставляешь человека стоять на холоде. — И она снова обратилась к Баоюю: — Ты тут под окном стоишь, а жена беспокоится, не знает, куда ты пропал. Ведь поздно уже!

— Не понимаю, зачем он тут стоит, — послышался из комнаты голос Цзыцзюань. — Давно уговариваю его уйти! Если надо, пусть завтра приходит!

При Шэюэ продолжать разговор было неудобно, и Баоюй, перед тем как уйти, сказал:

— Ладно! В этом мире, видно, никто меня не поймет! Одному Небу ведомо, что творится в моей душе!

Из глаз Баоюя хлынули слезы.

— Второй господин, — промолвила Шэюэ, — выбросьте из головы глупые мысли, не проливайте зря слез!

Баоюй ничего не ответил и пошел следом за Шэюэ. Баочай лежала в постели с закрытыми глазами, но Баоюй знал, что она не спит.

— Если тебе надо было уйти, мог об этом сказать! — упрекнула его Сижэнь. — Из-за тебя поднялся такой шум, что…

Она умолкла и после продолжительной паузы спросила:

— Как ты себя чувствуешь?

Баоюй не ответил, лишь покачал головой. Всю ночь он не сомкнул глаз.

Цзыцзюань тоже до рассвета проплакала, вспоминая о прошлом.

«Баоюя обманом женили, он был болен и плохо соображал, — думала девушка. — А потом обезумел от горя, все время плакал и тосковал. Он не из тех, кто забывает о прежних чувствах и на добро отвечает черной неблагодарностью. Перед его нежностью трудно устоять! Как жаль, что барышне Линь Дайюй не суждено было это испытать! И вправду, судьба человека предопределена! Дайюй с Баоюем предавались несбыточным мечтам; когда же случилось непоправимое, этот глупец, казалось, смирился, а барышня никак не могла забыть о своих глубоких чувствах к нему, слезы лила и грустила. Как обидно, что она никогда не узнает о страданиях Баоюя! Лучше быть деревом или камнем, они по крайней мере ничего не чувствуют и могут оставаться спокойными».

Эти мысли немного успокоили Цзыцзюань. Она уже почти засыпала, когда вдруг во дворе послышался шум.

Если хотите узнать, что случилось, прочтите следующую главу.

Глава сто четырнадцатая

Пройдя все назначенные судьбой испытания, Фэнцзе возвращается в Цзиньлин;
удостоенный высочайшей милости государя, Чжэнь Инцзя восстанавливается в должности

Итак, во дворе послышался шум, Баоюй и Баочай проснулись, узнали, что Фэнцзе плохо, и, быстро одевшись, вышли из дома.

Во дворе они столкнулись со служанкой госпожи Ван, и та рассказала:

— Второй госпоже Фэнцзе совсем худо, но она еще дышит, так что не торопитесь, успеете! Непонятно, что с госпожой. Начиная с третьей стражи и до самой четвертой госпожа бредила: то требовала лодку, то паланкин, чтобы ехать в Цзиньлин записаться в какие-то списки. И при этом плакала и кричала. Второй господин Цзя Лянь растерялся. Сделал вид, будто идет нанимать лодку и паланкин, и теперь не может вернуться домой — она же его ждет! Госпожа задыхается, и до ее кончины матушка не велит вам туда ходить.

— Странно! — произнес Баоюй. — Зачем ей понадобилось в Цзиньлин?

— Неужели ты забыл сон, который когда-то тебе приснился? — тихонько сказала Сижэнь. — Помню, ты говорил, что видел множество каких-то списков. Вот и второй госпоже Фэнцзе привиделось то же самое.

— Верно, верно! — закивал головой Баоюй. — Жаль, я тогда не запомнил, что было написано в этих списках. У каждого, видно, своя судьба. Только сейчас, когда ты о них напомнила, я стал догадываться, куда ушла сестрица Линь Дайюй. Если сон этот мне еще раз приснится, постараюсь запомнить, что в списках тех написано, и тогда не надо будет обращаться к гадателям, чтобы предсказали судьбу.

— Ну что ты болтаешь? — с укором произнесла Сижэнь. — Ведь я пошутила! Да знай ты даже заранее нашу судьбу, все равно не смог бы ее изменить!

— Знать заранее судьбу мне, увы, не дано, — ответил Баоюй, — а если бы и было дано, о вас беспокоиться я бы не стал!