Абсолютная память (ЛП), стр. 3

Волосы длинные, щедро присыпаны сединой и не слишком чисты. Казалось, такой вид отлично подходит, чтобы скрыть разум, который, ничего не забывая, умудрялся все время подводить. Борода поражала как размерами, так и беспорядочным видом — сплошь клоки, завитки, случайные пряди, будто лоза, ищущая, куда бы взобраться. Но Декер сказал себе, что это хорошо для его нынешней работы. Ему нужно охотиться на подонка, а подонки, по определению, редко модничают. Намного чаще они сторонятся моды.

Он коснулся вытертой заплатки на джинсах, потом взглянул на колени, где все еще виднелись следы крови.

Ее кровь. Кровь Кэсси. Патология — до сих пор носить эти джинсы.

«Сожги эти штаны, Амос. Любой нормальный человек именно так и сделал бы».

«Но я не нормальный. Я перестал быть нормальным с тех пор, как шагнул на то поле и получил тот удар».

Удар был единственным событием, которое Декер ни разу не смог вспомнить. Забавно, поскольку именно этот удар послужил катализатором к незабыванию всего остального. Но его крутили на всех спортивных шоу того времени. А потом и национальные новости решили задокументировать для своей аудитории эту «жесть». Кто-то сказал Декеру, что запись пару лет назад загрузили на «Ю-тьюб», и она собрала восемь миллионов просмотров. Однако он все равно ее не видел. Ему это не требовалось. Он был там. Он это прочувствовал. Больше ничего не нужно.

И заслужил он такую шумиху, всего лишь умерев на футбольном поле, и не один раз, а дважды.

Амос украдкой, почти смущенно взглянул на свои джинсы. Живот нависал над ремнем, раньше Декер был намного худее. Он стирал джинсы, но кровавые пятна все равно остались. И с чего бы им отличаться от его мозгов? Штаны могут быть, должны быть доказательством. Пусть бы их забрали копы, но они не стали, а Декер не предлагал. Он сохранил джинсы и с тех пор носил их. Идиотский способ помнить. Ослиное упрямство. Жуткий способ удержать Кэсси рядом. Все равно что таскать ее пепел в коробке от завтрака «Скуби-Ду». Но еще раз: Декер вовсе не был нормальным. Несмотря на то, что он имел место для жилья, работу и справлялся с прочей рутиной… ну, по большей части. Он действительно не был нормальным. И в любом случае никогда не будет.

Технически он побывал по этому делу подозреваемым, как и все мужья в таких случаях. Но не долго. Его очистило время смертей. У Декера имелось алиби. Ему было плевать на все алиби. Он знал, что никогда бы не тронул их и пальцем, и без разницы, верит ли в это хотя бы еще один человек.

Реальной проблемой было то, что в связи с этими убийствами никого не арестовали. Не было даже ни единого подозреваемого, ни одного следа. Ничего.

Вокруг жили простые люди, рабочий класс, жили тихо и дружелюбно, всегда протягивая другим руку помощи, потому что никто здесь не нажил состояния, а какая-то помощь время от времени требовалась каждому. Починить машину или топку, забить гвоздь, приготовить еды, потому что мама заболела, или пасти детей в общественной транспортной системе, основанной на доверии и необходимости.

Жили там и несколько упертых, само собой, но Декер не засек среди них ни одного опасного. В основном байкеры и любители плана. Амос проверил. Он не занимался ничем другим, кроме расследования, хотя официально ему сказали держаться от всего этого подальше. Но, несмотря на одержимость, с которой он перерывал все подряд, не всплыла ни одна улика.

Для такого преступления были и возможности, и препятствия. Двери оставались незапертыми; люди ходили туда-сюда. Так что с возможностью все ясно. Но дома здесь стояли рядом, и кто-нибудь должен был что-то услышать. Однако в ту ночь никто не услышал ни единого звука из дома 4305 по Бостон-авеню. Как три человека могли умереть в полной тишине? Разве убийства не связаны с насилием? Криками? Борьбой? Хоть с чем-нибудь? Видимо, нет. Выстрел? Как призрачный шепот. Или же все соседи в ту ночь разом оглохли.

И ослепли. И онемели.

Несколько месяцев спустя все было по-прежнему глухо, хотя след к тому времени уже давно остыл, а шансы раскрыть дело и поймать убийцу упали практически до нуля. Декер ушел из полиции, поскольку больше не мог писать бумаги, расследовать другие дела и возиться с местными драмами. Начальство сказало, мол, им очень жаль, что он уходит, но никто не попросил его остаться. По правде говоря, Декер становился агрессивным, неуправляемым. И он сам с этим не спорил. Потому что больше ни о чем не заботился.

Ну, кроме, пожалуй что, одного.

Он все время навещал их могилы. Их похоронили на участках, которые Декер спешно купил, поскольку никто не станет задумываться об участках на кладбище для мужчины и женщины чуть за сорок или о могиле для десятилетней девочки. Но потом он перестал приходить. Он больше не мог встречаться с ними, лежащими в земле. Он не отомстил за них. Он вообще ничего не сделал, только опознал их тела. Жалкая епитимья за смерть семьи. Вряд ли она произведет впечатление на Бога.

Их смерть должна быть как-то связана с его работой. За эти годы Декер отправил за решетку немало людей. Кое-кто уже вышел. У других были друзья. Незадолго до убийств в 4305 по Бостон-авеню Амос помог вскрыть местную сеть торговцев метом, [2] которые изо всех сил старались подсадить всю округу на наркоту и тем самым получить хорошую постоянную клиентуру, молодую, старую и все в промежутке. Эти чуваки были плохими, злыми, им убить — что раз глянуть. Они вполне могли выяснить, где он живет. Без особого труда. Декер не был засекречен. И они вполне могли отомстить, убив его жену и дочь, а заодно и шурина, который выбрал неудачное время, чтобы выбраться в город. Но против этих людей не нашлось и клочка улик. А без этого — никаких арестов. Никакого разбирательства. Суда. Приговора.

Его ошибка. Его вина. Возможно, он сам привел их к своей семье, и теперь у него нет семьи.

Община собрала для него деньги. Пару тысяч долларов. Они до сих пор остались нетронутыми на банковском счете. Взять эти деньги, казалось Декеру, — значит, предать тех, кого он потерял, и потому деньги лежали, хотя они, разумеется, ему пригодились бы. Амос сводил концы с концами, едва. Но этого «едва» ему было достаточно. Потому что он сам был сейчас этим «едва».

Декер откинулся на спинку скамейки и плотнее закутался в пальто. Он сидел здесь не просто так.

Он был на работе.

И посмотрев налево, он увидел, что пора приниматься за работу.

Декер встал и пошел за двумя людьми, которых ждал.

Глава 3

Этот бар походил на все прочие, в которых доводилось бывать Декеру.

Темный, прохладный, затхлый, прокуренный, с забавным освещением, где все выглядят как люди, которых ты знаешь или хочешь узнать. Или, что более вероятно, хочешь забыть. Где каждый был твоим другом, пока не стал врагом и не сломал кий о твой череп. Где все тихо-мирно, пока не закончился мир. Где ты можешь запить все, что швыряет в тебя жизнь. Где тысячи косящих под Билли Джоэла [3] будут петь тебе серенады перед рассветом.

«Вот только я мог выпить тысячу раз и не забыть ни одной проклятой стопки. Я бы запомнил все детали каждой из них, вплоть до формы кубиков льда».

Декер уселся перед барной стойкой и своим отражением в большом зеркале за выстроенными рядами «Джим Бима», «Бифа», «Глена» и «Сапфира». Он заказал дешевое пиво, зажал кружку в мясистых ладонях и принялся разглядывать зеркало. Нижний угол справа. Они сели там, пара, за которой он пришел сюда.

Кавалер под пятьдесят, девушке вполовину меньше. Мужчина разоделся, как мог. Шерстяная тройка в тонкую полоску, желтый галстук, усеянный синими крапинками в форме чего-то вроде сперматозоидов на пути к яйцеклетке, и щегольской платочек в тон. Зачесанные назад волосы открывают морщинистый, зрелый лоб — привлекательный у мужчин, но не у женщин; впрочем, жизнь в этом плане вообще несправедлива. На ухоженных пальцах впечатляющие кольца с бриллиантами. Возможно, краденые. Или подделка. Как и сам мужчина. Наверное, и педикюр у него сделан. Туфли отполированы, но вот задники он упустил. Они были ободранными, что намного лучше подходило истинной природе этого мужчины. Он тоже был ободранным. И ему нужно было произвести впечатление только на входе, не на выходе. Выйдя за порог, этот мудила больше никогда не попадался тебе на глаза.