Атомная крепость, стр. 49

– Когда? – спросил Тарханов настойчиво. И Соколов опять понял, что у генерала уже есть ответ и на этот вопрос.

– Конечно, сегодня, – сказал он.

– Я полагаю, что вы правы: именно сегодня днем, – согласился генерал. – Итак, Иван Иванович, как видите, мы с вами не так уж беспомощны… Я ничуть не сомневаюсь, что это Харвуд послал к нам своего очередного агента… Зачем он его послал, об этом мы с вами обязаны основательно подумать, чтобы методом исключения постараться предугадать, где именно мы должны ожидать появления этого субъекта. Надо подумать, не послан ли он возглавить проведение какой-то операции, с которой у них не получается… Не послан ли он, так сказать, в порядке укрепления…

– Слушаюсь, товарищ генерал. Я сегодня же просмотрю все имеющиеся у нас в производстве дела, – сказал Соколов.

– И доложите мне ваши соображения ровно в 23.00, – приказал генерал.

– Слушаюсь!

– Но мы несколько отошли от нашего разговора о действиях командира подводной лодки, – продолжал генерал. – Как они могут незаметно высадить его с подлодки? Вероятнее всего – через торпедный аппарат, это не ново. Для нас важнее другое – где же следует ожидать высадки вражеского агента днем?

Но теперь полковнику Соколову уже было ясно.

– Конечно, в оживленном месте, – ответил он. – Иными словами, по соседству с каким-нибудь пляжем.

– Правильно, – заметил Тарханов.

– И не с небольшим пляжем санатория, где отдыхающие знают друг друга, – продолжал развивать свою мысль полковник, – а у городского пляжа, где собирается много людей, друг друга не знающих. На Черноморском побережье Кавказа такие пляжи наперечет…

– К тому же надо иметь в виду, что место высадки лазутчика вряд ли должно находиться уж очень далеко от того, где была запеленгована подводная лодка, – заметил генерал.

– Совершенно правильно. Таким образом, количество мест, где с наибольшей вероятностью можно ожидать высадки агента, сокращается, – заключил Соколов.

Он взял листок бумаги, быстро написал на нем несколько названий и протянул генералу.

– В Сухуми, Черноморске… – прочел Тарханов. – Да, думаю, что скорее всего он направился куда-то в эти места. Ну-с, теперь о часах, в которые сей посланец Харвуда сочтет наиболее безопасным для себя появиться на пляже. Вспоминая свои поездки на юг, я, знаете, думаю что наиболее удобными часами будут те, когда в море больше всего купающихся.

– То есть примерно часов с одиннадцати утра до двух дня, когда обычно люди идут обедать, – уточнил Соколов. – И затем часов с пяти до семи вечера.

– Та-ак… – генерал стремительно поднялся и с гневом сказал: – Если наши выводы правильны, то ему уже удалось проникнуть на советскую территорию… – Тарханов взглянул на часы – они показывали 17.00.

Полковник не нуждался в разъяснениях: ему было понятно, что, боясь в любой момент быть обнаруженной, подлодка должна была совершить свою операцию не мешкая. Командир лодки не стал бы подвергать себя напрасному риску, болтаясь у нашего берега.

– Нужно немедленно принять все меры, – сказал Тарханов.

Меры были приняты, но ни в тот день, ни в следующие агента Харвуда задержать не удалось. Фокс оказался опасным и хитрым врагом. Но как и в случае с Макгайром, он не все учел. Органы безопасности знали о его появлении и уже разыскивали его.

Глава шестая

Утреннее солнце бросало на долину золотистый водопад ласковых лучей, песок на дорожках стал розовым, а влажные еще от невысохшей ночной росы листья на деревьях – изумрудными. Воды озера лежали тихие, ничем не потревоженные.

Лейтенант Лайт прошел по дорожке парка, свернул к расположенному на самом берегу озера летнему кафе и занял столик. Кроме него, тут находился еще только один посетитель: пожилой мужчина с правильными чертами лица, серыми, со стальным отливом глазами и изрядно тронутыми сединой висками. Тщательно сделанный пробор, монокль, которым он в задумчивости играл, какие-то слишком прямые движения подсказывали Лайту, что перед ним военный немец. Это, очевидно, его «оппель» стоял у ворот парка. Но не незнакомец сейчас интересовал офицера… Лайт посмотрел на ручные часы и, решив подождать еще несколько минут, откинулся на спинку бамбукового кресла. Его окликнули. Лайт быстро обернулся и увидел Эрику Келлер: она сидела в лодке, точно собиралась на прогулку.

– Идите сюда, – сказала она смеясь. – Занимайте ваше место на веслах.

– Фрейлен Келлер, не лучше ли нам покататься по озеру после завтрака, – ответил ей Лайт.

– Садитесь, садитесь, мы еще успеем… – настаивала девушка на своем.

Лайт не мог не залюбоваться ею, стройной, с обаятельной улыбкой на тронутом нежным румянцем лице. Дружески и доверчиво смотрели ее голубые глаза.

Лайт взялся за весла, и лодка отошла от берега.

– Куда грести?

– Направо, там будет заливчик, достаточно широкий, чтобы мы поболтались на его середине без боязни быть подслушанными, – ответила Эрика.

– Но, в таком случае, вы не все учли, – бросил Лайт.

– Чего именно?

– В кафе находится человек, который, несомненно, видел вас.

– Это мой спутник, – улыбнулась девушка. – Я не хотела знакомить вас, боялась, что вы не захотите вести беседу втроем.

– Он военный?

– Да. Это мой старый друг, генерал-полковник Шулленбург, – пояснила Эрика.

Лайт перестал грести.

– Граф Рихард фон Шулленбург! Правая рука фельдмаршала Рунштедта в Арденнах… – это было для него полной неожиданностью.

– Он самый, – подтвердила девушка. – Тогда, в сорок пятом году, он изрядно потрепал вас и англичан в Арденнах. Черчилль до того перетрусил, что попросил русских немедленно перейти в наступление на Востоке.

– Помню… – невесело сказал Лайт. – Что же делал этот ваш друг потом?

– После разгрома вашей армии в Арденнах Шулленбург заявил Гитлеру, что удержать фронт на западе не составит труда даже с теми силами, которые у него тогда были. Такого заявления оказалось достаточно для того, чтобы нажить опасных врагов.

– Каким образом?

– Ни Гитлер, ни его окружение к тому времени уже и не думали всерьез о военных действиях на западных границах Германии – ими овладел ужас перед наступающими советскими армиями с востока. Они видели свое спасение именно в том, чтобы вы и англичане успели занять как можно больше территории нашей несчастной страны, пока ее полностью не захватили русские, – говорила Эрика. – К тому же и возле Гитлера и в штабах на местах активно действовали предатели, ваши старые агенты, Шулленбургу пришлось уехать в свое имение и стать отшельником.

Лайта несколько оскорбляло то, что она отождествляет его, как американца, с теми, другими, к кому у нее нет оснований питать симпатию, но он смолчал, понимая, что его лично она не хотела обидеть.

– Это были не военные действия, а фарс, – возбужденно продолжала девушка. – В то время как на восточном фронте шли кровопролитные бои и солдат расстреливали за действительно вынужденное отступление, на западе целые батальоны сдавались одному вашему пьяному мотоциклисту. В ваше распоряжение был предоставлен мост через Рейн у Ремагена: идите, пожалуйста, ждем. Вы же и ваши английские коллеги, – сказала она смеясь, – двигались, как черепахи.

Лайт промолчал. Выгребли на середину залива и остановились.

– Теперь что? – спросил он.

Она сделала вид, что не расслышала.

– Признайтесь, вы не ожидали увидеть меня так скоро? – кокетливо сказала она.

– Да, не ожидал. После того, что случилось вчера вечером в локале на Кляйнерштрассе, вам следовало бы отдохнуть дома. Если бы не Макгайр…

– Вы, вероятно, еще не видели сегодняшнего номера «Штадтблад», – перебила она его. – Взгляните-ка, – она вынула из сумочки газету. – Прочтите хронику.

Лайт внимательно пробежал глазами заметку: «Сегодня… с аэродрома… отбыл в Советский Союз… находившийся проездом известный английский ученый Джон Макгайр…»

– Стало быть, наш друг скоро может швырять свой нож в белых медведей, их, говорят, иногда можно встретить даже на улицах Москвы, – шутливо заметил он.