Странные приключения Ингви, короля-демона из Харькова, стр. 107

…На площадку посреди поселка эльфов, где вокруг искусно вырезанной статуи Гунгиллы кружком сидели полдюжины старейшин (двое выглядели и впрямь стариками — седыми и бородатыми, на остальных прожитые многие века не наложили столь явных отпечатков), влетел совсем юный по виду эльф, гонец:

— Победа! Железноголовые бегут — те немногие, кому посчастливилось спастись! О-хэй! — гонец подбросил вверх свою шапочку, — Победа! Нам удалось!

Старейшины, сидевшие до тех пор неподвижно, как изваяния, зашевелились, один из седых старцев закрыл лицо руками и громко зарыдал, другой, выглядящий (если глядеть на него человеческими глазами) лет на тридцать, поднял голову и глядя в небо, тихо забормотал:

— Спасибо, Мать… Спасибо…

ГЛАВА 55

Наконец и в Альду пришла осень. Словно обиженная грубым вмешательством колдунов в свои дела, она долго обходила эти края стороной, но все имеет срок — и однажды ночью серая мглистая пелена скрыла звезды… А потом на смену мрачной серой ночи пришли мрачные серые сумерки. И пролились первыми осенними дождями… Серое унылое небо источало серый мелкий дождь на серую землю… Торжество серого цвета…

В один из таких унылых серых дней имперская армия снялась с лагеря и двинулась на север. Покидаемый ею стан напоминал и свалку и кладбище одновременно. Свалку — потому, что, отправляясь в путь, воины бросали прямо на месте старую изношенную одежду и прохудившуюся обувь, изодранные шатры и палатки, обломки оружия и всевозможной утвари, которые не стоит тащить с собой в далекий путь… Кладбище — потому, что у северной границы лагеря остались сотни могил погибших в неудачных штурмах; умерших от ран, полученных при конвоировании обозов в Ничейных полях и особенно много — скончавшихся от болезней. Всевозможные хвори, усугубляемые сыростью, грязью и недостатком пищи, сняли обильную жатву в этом лагере…

Уходящая по тракту кавалерия взбила дорожную грязь в густую жирную массу — и пехотинцы, идущие следом, предпочитали пробираться по обочине, ковыляя по бурой палой листве и серой увядшей траве между чахлых деревьев подлеска… Последним с места снялся обоз. Телеги и фургоны еле двигались, трясясь на кочках и постоянно увязая в размякшем месиве, в которое превратилась дорога. Обозная команда сбилась с ног, то и дело выпрягая лошадей из миновавших особо топкое место телег, чтобы помочь идущим следом — но вопреки всем их усилиям обоз почти не двигался с места.

Прискакал маршал во главе небольшого конвоя. Хмуро глянув на усилия обозных команд, он приказал пехоте вернуться и помочь. Как ни просили командовавшие ополченцами деревенские старосты, как ни талдычили, что их сеньоры, едущие во главе колонны, строго-настрого запретили им задерживаться в пути — маршал был неумолим. Послушав несколько минут нытье ополченцев, он приказал повесить десять человек и тут же принялся тыкать железным пальцем латной перчатки: «Вот этого, этого… и того… и вот этого…» Его латники двинули коней вперед, делая вид, что готовятся исполнить приказ сеньора — крестьяне кинулись врассыпную к своим отрядам. И вскоре уже ополченцы, ворча и сквернословя, принялись толкать застрявшие повозки и принимать на плечи часть груза…

Маршал, отъехав на невысокий холмик, несколько минут понаблюдал за продвижением обоза, затем процедил сквозь зубы:

— Армия победителей… Тьфу!..

Вновь пошел дождь — должно быть, слуха Матери достигли проклятия и непотребные сравнения ополченцев, честящих Прекрасную за посланную ею осень… Граф Эстака еще пару минут понаблюдал, как вокруг его плевка в лужу падают крошечные капельки, затем натянул на шлем капюшон дорожного плаща и бросил свей свите:

— В Мантрок!..

Из-под копыт коней полетели влажные пластинки дерна…

В замке Мантрок Император собрал предводителей своего воинства на прощальный пир — завтра большинство из них отправится в свои владения, а Элевзилю II предстояло с отборным отрядом задержаться в Альде и проследить за исполнением заключенного с демоном договора. Лишь после того, как демон покинет страну и уйдет с орками в Черную Скалу, Элевзиль, дождавшись Алекиана, отправится в Ванетинию… Всеобщего мрачного настроения не разделял один лишь Кадор-Манонг. Он, охваченный радостным нетерпением, все время суетился, заговаривал то с одним, то с другим сеньором, потирая руки и хихикая. Нескольким рыцарям из Сантлака он предложил поступить на королевскую службу, кому обещая жалование, кому — землю в ленное владение. Новоиспеченный король намеревался вновь пополнить альдийское дворянство безусловно преданными ему сеньорами, а также сформировать гвардию наподобие императорской для продолжения неминуемой войны с орками и несения пограничной службы: разумеется, демон злодей и введенные им пошлины — злодейство, но зато какое прибыльное!.. Кадор-Манонг вовсе не собирался отменять указы, касающиеся энмарских купцов, пусть и не надеются…

Прочие же предводители имперского ополчения, молча восседающие за длинным столом, уставленным довольно скудными яствами, были мрачны. Да, такое окончание войны его императорское величество объявит славной победой, а они? Что приобрели они, заплатившие за новое торжество Света сотнями жизней подданных? Может, добычу? Или новые владения, или рабов? Да ровным счетом ничего… А ведь впереди еще — долгий путь по бездорожью и, возможно, засады орков в Ничейных Полях… Да, славная победа — ничего не скажешь… Впору задуматься — а что же, собственно, выигрывает благородный король, или принц, или герцог от своей верности Императору?..

В соседней зале собрались на свой отдельный пир колдуны и маги распускаемой имперской армии. К Гимелиусу Изумруду, сидящему на почетном месте во главе стола, обратился его новый ученик Конта:

— Прошу прощения, почтенный мастер. С вашего позволения я оставляю ученичество…

— Вот как? И почему же?

— Произошло нечто… э-э-э… нечто достаточно такое… — Конта так и не смог подобрать достаточно высокопарных эпитетов и решил выложить все напрямик, — словом, дух моего прежнего учителя явился мне нынче и велел покинуть императорскую службу.

— Вот как? Довольно странно… — Гимелиус вгляделся в глаза ученика, вернее, в тень под капюшоном, — твой учитель так просил принять тебя в ученики… А теперь — наоборот… К чему бы это?

— Смею лишь предположить, что по ту сторону бытия учителю открылись новые истины.

— Должно быть, должно быть… Что ж, будь по-твоему… Видимо я должен отдать тебе награду за успешно проведенную операцию с амулетом-мышью?..

— С вашего позволения, именно так, — важно ответил Конта, — об этом дух сказал особо. И награду, и все амулеты и колдовские принадлежности учителя, что я передал вам на хранение, поступая в обучение.

Маги, сидящие за столом, молчали и ждали ответа — во-первых, всем было интересно, чем закончится это необычайно интересное происшествие, а во-вторых — в силу привычки сохранять мудрое спокойствие и из уважения к Изумруду, доказавшему в этом походе свое превосходство над прочими магами Империи. Гимелиус с минуту размышлял, вертя в руках резной кубок, затем кивнул:

— Ты прав, это справедливо — то, что ты станешь наследником своего учителя… Я согласен. Но сегодня мы пируем по велению милостивого Императора и не стоит прерывать это занятие, верно? Завтра я выдам тебе твое имущество, ежели ты не изменишь к тому времени свое решение.

Конта молча поклонился.

Чуть позже Велиуин, сидящий по правую руку от Изумруда (к немалой досаде многих колдунов, претендовавших на это почетное место), склонившись к придворному магу, тихо спросил:

— Простите, дядя, а вы и впрямь поверили выдумке насчет духа Гельды? И собираетесь отдать этому прохвосту огромную сумму и бесценные реликвии, что по праву принадлежат вам?

— Видишь ли, племянничек, этот «прохвост», как ты его назвал, на самом деле — простак из простаков. И наверняка не смог бы придумать сам такое. Несомненно за ним стоит кто-то… какой-нибудь из магов, что завидуют мне. Либо он обманул моего ученика, либо они в сговоре. Я отдам этому малому все, что обещал. Но присоединю ко всему этому еще один амулетик, при помощи которого ты, дружок, сможешь проследить за Контой. Для этого и нужна отсрочка до завтра. Чтобы я подготовился, понял?