Удел сироты, стр. 12

Крысюк пролетел, наверное, метров пять. В итоге он и его резцы врезались в стол капитана.

Болтливая шестерка Брэйса обрушилась на возвышение, где был установлен стол капитана, и скользнув лопатками по столу, перелетела через него. Корабельные офицеры повскали на ноги, но двигались они слишком медленно. Кленовый сироп хлынул во все стороны из серебряных соусниц. Компот из сухофруктов, словно напалм, омыл безукоризненно чистые кители. Куски сосисок просвистели над моим ухом точно шрапнель.

Пигалица стащила Уди с его высокого стула и спрятала его под наш стол.

На мгновение все замерли, кроме какао, льющегося из повалившегося китайского кофейника.

Брамби стоял рядом со мной. Всю переднюю часть его мундира и левую руку покрывала масса омлета. Его правая рука по-прежнему была сжата в кулак. Глаза прикрыты, словно старые семафорные фонари.

– Ё… твою мать! – тихо повторял он снова и снова.

Два испачканных Стюарта подхватили под ручки шестерку Брэйса. Глаза его были закрыты, кровь текла из одной ноздри, а окровавленные губы распухли. Без сомнения корабельный дантист получил нового пациента. Более того, в том, что произошло, не было ничего такого, чего не случается тысячи раз в барах сразу за контрольно-пропускными пунктами военных баз от Форта Беннига [17] до Лунной базы.

– Сержант… – Брэйс наконец поднялся со своего места. Ему пришлось податься вперед всем телом, чтобы прочитать имя на бэйдже Брамби. – Брамби! Что это..?

Кто-то отключил голо. Оркестр замер. Но музыка все еще звучала – шелестел Вивальди.

Брэйс повернулся, ткнул пальцем в сторону оркестра:

– Кто-нибудь может выключить эту проклятую музыку!

Музыка продолжала играть.

Брэйс схватил сахарницу со стола и швырнул ее в полукруглую контрольную панель. Сахарница разлетелась на куски, силуэты музыкантов стали зелеными, а потом исчезли. В каюте воцарилась тишина. Из-за низкого потолка в этом помещении не было никакого эха. Слышно было только прерывистое дыхание. Брамби, Брэйс и остальные повернулись в мою сторону.

Брэйс напрягся. Он тяжело дышал, лицо его стало красным. Одна щека у него была измазана молоком с кукурузными хлопьями. Может он уже представлял, как ему вручают «Пурпурное сердце» [18]. Просто жертва серийного убийцы.

Я закашлялся в кулак, чтобы не расхохотаться.

Тогда Брэйс обрушил свой гнев на меня.

– Уондер, вы думаете в этом есть что-то смешное? Раньше кто-нибудь слышал о дисциплине на корме за девяностой?

Страна пехоты начиналась за переборкой девяносто один.

Я внимательно посмотрел на Брамби.

– Я разберусь со своим сержантом, и оставлю моряка – капитану.

Брэйс посмотрел на Крысюка. Тому помогли оторваться от края стола. Он прижимал салфетку с нижней части лица, с ненавистью уставившись на Брамби. Дышал он через рот, и когда он стал поправлять салфетку, я увидел черную дыру на том месте, где раньше были его передние зубы. Крысюк был трусом с поганым языком, но трусом Брэйса. А Брэйс всегда будет уверен, что его человек прав.

Брэйс еще раз вздохнул, потом нахмурился. Он провел пальцами по щеке, сковыривая кукурузные хлопья.

Кто-то фыркнул.

– Уондер, – Брэйс ткнул дрожащим пальцем в сторону Брамби, – через тридцать минут доставьте его в мою комнату для конференций, – он повернулся на каблуках, а потом бросил через плечо. – И вы тоже. Только сначала очистите мундир.

Через десять минут, ожидая возвращения Брамби из кормовой части корабля в чистой форме, мы с Говардом заглянули ко мне в каюту.

Я потер рукой лицо.

– Я не собираюсь отдавать им Брамби. Ты это знаешь.

– Думаю, он считает точно так же, Джейсон.

– Тварь Брэйс нанесла первый удар. Но за это Брамси простоит в наряде сто миллионов километров.

Говард пожал плечами и развернул новую никотиновую жвачку.

– Если это нужно.

– Нужно. Я ведь командир Брамби.

Свернув пластик жвачки, словно маленькое одеяло, Говард отправил его в рот.

– Капитан корабля во время полета обладает абсолютной властью.

– Чепуха, Говард!

Но это была вовсе не чепуха. На одном из подготовительных курсов я изучал Военный Кодекс в модификации Организации Объединенных наций. И по нему выходило, что Брэйс мог взять под свою юрисдикцию любого на этом корабле, стоило ему только объявить об этом.

– Так или иначе, что ему грозит? Отправят Брамби «пройтись по доске» [19]?

Может и так. Власть капитана так велика, что он может вершить правосудие, если чувствует, что существует угроза кораблю. Номинально, мы до сих пор в состоянии повышенной боевой готовности, так что происшествие можно толковать так: провинившийся все сделал специально, уклоняясь от исполнения воинского долга. А то, что он разбил свои кулаки о чей-нибудь нос, можно даже толковать как дезертирство – опасное преступление… Я тяжело вздохнул и покачал головой.

Глухой стук плоти о металл сообщил, что кто-то хочет войти в мою каюту.

– Бходи, Брамби.

Но это оказался не Брамби.

Глава девятая.

Гость, протиснувшийся через люк, оказался Ордом.

Он не был на капитанском завтраке. И, насколько я знал, он не уделял внимание божественному сервису. К тому же он носил форму класса А, что означало, что этим утром он находится не при исполнении служебных обязанностей. Но, конечно, его не поймать в левисах и фланели. Орг никогда не причислял себя к штатским. Рабочая одежда солдата должны выглядеть достаточно чопорно, чтобы сама по себе вызывать желание маршировать.

Я кивнул в его сторону, приглашая:

– Зайдете, сержант?

– Я слышал о Брамби, сэр. Не уделит ли мне генерал внимание относительно предстоящей процедуры?

Я прищурился.

– Сержант, а вы на чьей стороне, на стороне адмирала Брэйса или на стороне пехоты?

– Стороне, сэр? – глаза Орда выпучились от удивления.

Точно через двадцать пять минут после ультиматума Брэйса, я разрешил Брамби ударить по люку комнаты для конференций адмирала Брэйса.

Брэйс заставил нас потушиться в собственном соку шесть минут пятьдесят секунд.

– Войдите!

Брэйс восседал в конце конферецстола. Руки сложены. Челюсть выпечена дальше, чем обычно. Справа сидел дрянной лейтенантик военно-морских сил, носящий на плечах медь судебного адвоката. А слева от Брэйса застыл Крысюк. Распластавшись на стуле, он выглядел омерзительно.

Круглый, серебристый узколучевик зажужжал, нацеленный на сверкающий синтестол, и появилась объемная голография.

Наша команда состояла из веснущатого обвиняемого, его начальника, то есть меня, и Говарда, как свидетеля, который лучше остальных видел случившееся.

Моментом позже рассудительный Орд, сделав вид, что занимает нейтральную позицию, проскользнул в люк, закрыв его у себя за спиной. Широким шагом прошествовал он в центр комнаты и встал, словно на параде, равноудаленный от обоих лагерей.

Брэйс прочистил горло и пронзил Брамби взглядом.

– Сержант Брамби, как командующий офицер этого судна, я рассмотрел произошедший случай. Будучи лично свидетелем происшедшего инцидента, я решил, что нет нужды проводить предварительное дознание. В самое ближайшее время будет собран генеральный военно-полевой суд, чтобы вынести обвинение.

Брэйс посмотрел на начальника военно-юридического управления, который читал что-то с экрана. Брэйс оставил в стороне конструктивное дезертирство, а решил обвинить сержанта в банальном мордобое, тем самым поставив крест на его военной карьере. Тогда Брамби до конца года сидеть на гаупвахте.

– Что скажет обвиняемый? – обратился Брэйс к Брамби.