Сироты, стр. 43

— Твою мать!

Я вынырнул из спального мешка, оторвал от Пигалицы зеленый комок и размозжил его камнем. Пигалица села, хватая ртом воздух и брезгливо вытирая лицо.

Подхватив винтовку, я помчался по пещере, сошвыривая пинками слизней с солдат, вопя благим матом и стреляя по зеленым каплям на потолке. Мгновениями позже к моим выстрелам присоединились другие.

Не знаю, сколько продолжалась стрельба — минуты ли, часы, — знаю только, что выпустил все патроны, а слизни все лезли и лезли в пещеру.

Немногие присоединились ко мне. Не один, видать, час трудились слизни, прежде чем я проснулся.

Я отступил в нашу нишу. Из-за тела погибшего солдата генерал палил из пистолета; Ари, Пигалица и Говард — из винтовок. Шум выстрелов сменился тихими щелчками и всхлипами слишком небольшого числа раненых.

— Патроны кончились, Джейсон. — Ари щелкнул затвором.

Я обернулся: к нам ползло не меньше сотни слизней. Нас просто раздавят.

В отчаянии я захлопал по себе в поисках оружия. Гранаты на груди! Нет, нельзя. Здесь, в пещере, они опасны для нас не меньше, чем для противника. Хотя…

Под ногами у меня лежало чье-то безжизненное тело; я закинул его поверх трупа перед Ари. Тот сразу понял.

— Там же раненые, Джейсон.

— Нам их так и так не спасти.

Он сжал губы, кивнул и подхватил другого мертвеца. За пару секунд мы выстроили баррикаду из человеческого мяса. Я перемахнул через нее, пригнулся и, по сигналу генерала, мы все сорвали с груди гранаты. Я замер: в памяти всплыло лицо Вальтера Лоренсена.

— Джейсон! — Пигалица влепила мне пощечину, выдернула чеку и первой метнула свою гранату. Мы метнули следом.

Пещера содрогнулась от грохота. Осколки зажужжали над нашими головами, как комары-переростки. Мы снова метнули гранаты, и еще, и еще, пока не израсходовали все. Эхо взрывов затихло, оставив только наше неровное дыхание, да завывания ветра снаружи. Я приподнялся и выглянул из-за изувеченных тел, спасших наши жизни. Мои перчатки тут же стали скользкими от крови. Пол пещеры походил на сплошное месиво из замерзающих на глазах крови и слизи. Из всего штабного батальона в живых остались только мы пятеро. Что если мы вообще единственные выжившие из десятитысячного войска?

Я отвернулся, согнулся пополам, упал на колени и отдал природе вчерашний ужин. Генерал Кобб присел рядом, положив мне руку на плечо.

— Я не могу, — простонал я, стирая со рта замерзающую слюну и борясь со слезами. — Я не выдержу!

— Пока выдерживал. Жаль, не могу тебе пообещать, что потом станет легче…

Генерал был прав. Легче не стало.

34

Морозным хмурым утром экспедиционные воска зализывали раны и готовились пережить новый день.

Генерал Кобб сидел на корточках перед входом в пещеру, похоронившую штабной батальон, и придерживал чемоданчик-голокарту на одном из камней. Прежние заседания штаба, которые мне приходилось охранять, проводились в конференц-зале, за длинным столом из искусственного дерева и с ординарцем, то и дело подливавшим офицерам кофе. Вообще-то сегодня было дежурство Пигалицы, но ее сейчас тошнило в сторонке.

Штабные офицеры расположились в неровный круг вокруг генерала. Значки почти у каждого на воротниках говорили, что их только-только произвели в командиры: здесь, на Ганимеде, это происходило быстро. От прошлого штаба остался один понурый полковник с перевязанной рукой. Он выжил лишь потому, что пошел проверять, как дела в другой пещере. Все его подчиненные погибли, и полковник, казалось, жалел, что не разделил их судьбу. Младшие офицеры, отобранные из других подразделений, стояли расхристанные, со съехавшими набекрень шлемами и расстегнутыми куртками. Для них вчерашняя ночь стала боевым крещением. Нас сильно потрепали, и это сказывалось.

Генерал оглянулся вокруг.

— Перво-наперво, всем заправиться.

Пустые глаза бессмысленно хлопали на него.

— Ну же, господа. Если мы будем выглядеть, как побитые собаки, то и сражаться будем соответственно.

Новоиспеченные майоры и капитаны вытянулись, поправляя форму. Я и сам застегнул расстегнутый карман и подтянул пояс. Почему-то сразу полегчало. Я глянул на остальных и увидел задор в прежде тусклых глазах.

Генерал удовлетворенно кивнул и обратился к одному из полковников:

— Какие потери?

Полковник до сегодняшнего дня был майором и еще не привык к должности начальника оперативного отдела. Он замялся.

— Штабной батальон пострадал сильнее всего, хотя некоторым пещерам досталось примерно так же. Мой батальон…

— Цифры, Кен, — мягко перебил его Кобб.

— На данный момент четыре тысячи боеспособных солдат.

Шестьдесят процентов потерь за первые сутки. Я отступил на шаг. На какой-то миг мне почудилось, что плечи генерала согнулись, но он уже командовал экс-майору:

— Перераспредели личный состав, чтобы выровнять батальоны. Какие-то батальоны придется расформировать. Растянем наши силы, конечно, но тут уж ничего не попишешь. Как только закрепимся в обороне, можно будет думать о наступлении.

Генерал повернулся к Говарду Гибблу. Форма Говарда все еще выглядела, будто ее только что вынули из стиральной машины; впрочем, для него это нормально.

— Говард, если эти мелкие мерзавцы больше не смогут застать нас врасплох, они от нас отстанут?

Говард наморщил лоб и шумно выдохнул.

— Вряд ли. Оно чувствует угрозу.

— Оно?

— Моя рабочая гипотеза. Мы уже прежде предполагали, что отдельные слизни объединены единым разумом, а события вчерашней ночи только укрепили меня в этой догадке. Ни малейших признаков страха или индивидуального мышления.

— Так к чему мне готовиться?

— К открытому нападению. Массивному и беспощадному.

— Тут им не поздоровится. Один вооруженный солдат может уложить сотни жалких червяков.

— Пока что мы этих самых жалких червяков сильно недооценивали. Когда Джейсон столкнулся с ними в снаряде, то видел и оружие, и защитные костюмы. Вчера они оставили свое снаряжение позади, так как оно не пролезло бы в щели. Не стоит снова ждать от них такой тактики. Разумней ожидать воинов.

— Все еще думаешь, они не умеют летать?

— Пока что не летали.

— Хорошо, — генерал показал на голограмму, — будем готовиться к защите от атаки через равнину. Надо полагать, для них вулканическая пыль не проблема. Как-то ведь они пробрались в пещеры.

Неподалеку четыре сапера склеивали стекловолоконное убежище. Бесполезное занятие: вечерние ветра сдуют его, как обертку от суши.

— Безопасны ли наши пещеры? — обратился генерал к Говарду. — Может, скользкие негодяи все еще сидят в тех трещинах?

Если сидят, то нам мало того, что негде будет спать, так еще и защитным периметром не уберечься.

Ни один слизень не одолеет пехотинца в открытой схватке, но им этого и не надо. Мы не посмеем сунуться в пещеры, где противник может атаковать когда угодно и совершенно не предсказуемыми силами, а ночевать здесь — верная погибель. Генерал Кобб задумчиво переводил взгляд с пещер, похоронивших тысячи пехотинцев и бесчисленное множество слизней, на Говарда.

— Нам нужны эти пещеры, Говард.

Тот развернул и отправил в рот никотиновую резинку.

— Если б это было так просто, как залепить жвачкой течь в ведре…

Настало беспомощное молчание, нарушаемое только руганью саперов, борющихся со стекловолоконными панелями.

— А может, — я прочистил горло, — может, и правда?

— Джейсон? — Генерал повернулся ко мне. — Есть соображения?

Я поднял баллончик эпоксидного клея. Бесполезного теперь уже клея, который предполагалось использовать для сборки укрытий. Клея, который какой-то болван сунул нам вместо фруктов.

— У нас тьма клея. Он пристает к камню, твердеет за минуту и держит прочнее стали. Можно разослать по пещерам саперов и прикрывающих их пехотинцев, чтобы залатали трещины. Если слизни прячутся в стенах, там они и останутся.

Погребение слизней заживо ничуть меня не беспокоило.