Всему свое время, стр. 12

Что-то я запуталась. Это все оттого, что редко приходилось задумываться о таких вещах. Все больше о том, что купить, что приготовить – дело до серьезных размышлений не доходило. Да и поводов не было. Я досадливо махнула рукой на свое отражение в зеркале и вернулась на кухню. Зажгла маленький свет, включила чайник. Сейчас, чтоб успокоиться, заварю себе мяты. Хотя вроде бы и не сильно я взвинчена. Даже странно.

Я достала из шкафчика банку с сушеной мятой, открыла, зачерпнула ложкой пахучей измельченной травы и высыпала в заварочный чайник. Села на стул дожидаться, когда вскипит вода.

Пустые это все мысли. Секс, ревность, любовник… Сейчас не это главное. Главное – что дальше делать?

Зря я позвонила Ирке. Давала ведь себе слово – не лезть к ней со своими проблемами. Ирка такая молодчина – все всегда решает сама, от нее ни словечка жалобы не услышишь. Уже только когда беда остается позади, она может рассказать, как туго ей пришлось, да и то пересыпая свой рассказ приколами.

Это был импульс. Неконтролируемый. Иногда такое случается со мной. Как будто перемыкает где-то, и я совершаю странные вещи, которым нет подчас никакого объяснения. Сегодня-то как раз объяснение есть. В такие минуты, как сейчас у меня, важно знать, что ты не одна. Что есть кто-нибудь, кому можно выплакаться. Не с целью даже получить какой-то совет, просто – выплеснуться.

Что касается советов, то ясно, чего ждать от Ирки. «Гони его к чертовой матери!» – и все. Если скажет: «Терпи!» – значит, лукавит, не то говорит, что думает. Это же Ирка.

А как гнать? Раздался громкий щелчок. Я вздрогнула. Чайник. Вскипел. Я встала и налила кипятку в заварочник. Поставила чайник на место, подошла к окну. На улице начинался дождь. Летняя жара уже спала. Скоро осень. Сентябрь. Школа.

Как гнать, когда у меня дети? Не представляю себе, как будут они разрываться между отцом и матерью. Сейчас у обоих такой ранимый возраст, хотя какая разница, сколько лет детям, переживающим разрыв родителей? Для этого любой возраст кажется мне ранимым. Мой родной дядя оставил жену, дождавшись, когда дети вырастут и сами обзаведутся семьями. Однако это не помешало им ненавидеть его всеми фибрами души и открыто демонстрировать свою неприязнь каждый раз, когда он навещал их. Дети всегда на стороне того из родителей, кто пострадал при разрыве. Ему дети и сочувствуют, сколько бы лет им ни было. А Петя втоптал меня в грязь. Деткам больно будет узнать, каков на самом деле их отец. Нужно будет уберечь их как-то от всего этого… Ну ладно, не уберечь – это невозможно! – но хотя бы сделать все, чтобы они пережили это помягче.

Что ЭТО? Развод? Нет, нет. Я почувствовала, как внутри все сжалось. Нет, так не годится. Если нацелен на разводы, то и в замужество соваться нечего. Брак – та же работа, работа по благоустройству своей жизни и жизни близких тебе людей. В нем всегда есть проблемы, и с ними нужно научиться справляться так, чтобы причинить всем окружающим как можно меньше боли. А развод – это боль.

Я не буду провоцировать развод. Ради детей. Мы, взрослые, можем делать со своей жизнью все, что пожелаем, но дети, которых мы заставили появиться на свет… да, да, заставили – они же об этом нас не просили… в общем, дети тут ни при чем. Они не должны страдать ни при каких условиях. Буду держать в неведении так долго, как смогу. А с Петей надо поговорить. Сказать, что знаю, что он должен задуматься о наших отношениях и о детях. Пусть бросает эту девушку, пока не поздно. Не поздно… Уже два года они вместе… Кусок жизни. Немалый. Внезапно перед моими глазами возникло ее лицо, когда она так грустно протянула: «Здорово», – в ответ на мой рассказ о том, что мы женаты с института. Ужасно странно, но мне стало жалко ее до слез. «Нет, – ожесточенно подумала я, – Петя втянул нас обеих в эту историю, Пете и отвечать».

Я выпила мяты, умылась, разделась, натянула ночнушку и легла в кровать. Надо уснуть. Мне нужны силы. Я закрыла глаза. И вдруг откуда ни возьмись быстрые слезы хлынули по щекам. «Ой!» – сказала я вслух и села на кровати. И – зарыдала в голос. Не могла остановиться.

– Все, все, – бормотала я, утираясь пододеяльником, – ну хватит… – и опять заходилась в рыданиях. – Что ж это такое? – всхлипывала я через некоторое время и чувствовала, как новая порция слез торопится на выход.

«Слезы – это хорошо, – говорила моя мама, когда, маленькая, я плакала по разным пустякам, – со слезами всякая дурь выходит». Я сидела на кровати, раскачиваясь из стороны в сторону и тихонько причитая: «Сейчас, сейчас все закончится», – и ощущала, как из меня что-то действительно уходит, вот только, боюсь, совсем это не дурь была, а сила и надежда.

Алена

Конечно, то была погоня за иллюзией. Я не дура. Я начала это понимать. Вот только остановиться пока никак не могла. Боялась. Вдруг остановлюсь, не зная, что вожделенная цель совсем близко, практически за углом, и нужно было только сделать еще несколько шагов и… Это одно. А второе выглядело более прозаично. Ну, остановлюсь. А дальше-то что? У меня не было ясного представления о том, как мне вести себя дальше. Выйти замуж за кого попало? Или обнялся с одиночеством и не забивать себе голову всякими бреднями? Я не знала. Вот потому я еще продолжала свои поиски. Но уже с меньшим задором.

А Петя… Петя – так, просто мебель. Благотворительность с моей стороны. Он такой нелепый. Мне его жалко стало. Вот, собственно, и вся причина.

Познакомились мы с ним действительно так, как описала своей попутчице. Он подвез меня в один из противнейших дней моей жизни. Накануне тусовались на чьем-то дне рождения. Так иногда бывает, встречаешься с кем-нибудь из своих приятелей, а он, или она, оказывается, как раз направляется на вечеринку. По какому поводу вечеринка и у кого – не суть, главное, есть где развлечься. Вот и со мной произошло так же. Договорилась куда-нибудь сходить потанцевать со Стасом, давним знакомым, когда-то у нас даже кратковременный романчик промелькнул, а встретились, и он вдруг говорит:

– Слушай, Ален, меня пригласили на день рождения. Не составишь компанию?

– Запросто! – Что ж не составить, если все равно в субботу вечером заняться нечем.

И отправились в гости. Там все шло по привычной схеме: пили, ели, плясали. Народу было много, все парами, вот только пары, похоже, были как у нас со Стасом – случайно составленные.

– Вы не заняты? – спросил меня парень с веселыми карими глазами и атлетической фигурой.

– В смысле потанцевать? – уточнила я.

– В смысле вообще, – усмехнулся он, и мы пошли танцевать.

Звали его Витей. Мы протанцевали один танец, потом второй, а потом я потеряла Стаса.

– Забудь, – предложил Витя.

Да и в самом деле, подумала я. Мы с Витей провели ночь в квартире его друга. Друг отъехал в командировку, оставив Вите ключи, похоже, не в первый раз. Все в той квартирешке было для меня чужое: запахи, звуки, шершавость коврового покрытия под ногами и скользкая прохлада манерных шелковых простыней. И мужчина, пришедший вместе со мной, был таким же чужим, как и эти предметы, окружавшие меня.

Он был просто какой-то сексуальный монстр. Всю ночь, просто всю ночь напролет. И так и этак. И ни грамма нежности, один сплошной секс, временами грубый до боли. А под утро он сыто отвалился от меня, с этаким чмокающим звуком, как гигантская пиявка, и заснул мертвецки. Я лежала, смотрела в потолок, и меня мутило. Дождалась, когда утренние сумерки немного разойдутся и проглянет солнышко, собралась и ушла. Даже толком не стала принимать душ, чтоб не разбудить его. Он не проснулся, похрапывал в спальне и время от времени даже стонал во сне. Похоже, ему снилось продолжение ночных подвигов.

Я стояла на обочине, и меня слегка пошатывало от пережитого. Хотелось хорошенько вымыться, почистить зубы, а еще лучше – два пальца в рот, чтобы выполоскать себя подчистую. Душа обливалась слезами, но где-то глубоко внутри, наружу они никак не могли выбраться, чтобы облегчить мои страдания – хоть отчасти. Зачем это я? Какого черта потащилась с ним вчера вечером? Как будто не знала, чем все кончится. Как будто не знала, что буду чувствовать сегодня утром.