Империя Дамеона, стр. 35

— Завтра в корпункте, хорошо.

Мэтт Страттон вопросительно приподнял бутылку. Хой-ланд сделал отрицательный жест: он за рулем. Но на лице журналиста отразилось столь искреннее разочарование, что Хойланд был обезоружен и сменил жест на разрешающий.

Глядя в прозрачные проницательные глаза Мэтта Страттона, на его сосредоточенное, но хранящее готовность к улыбке лицо, Хойланд не в первый раз признался себе: он рад был бы видеть этого человека Хранителем.

3

К вечеру тучи сгустились над небоскребами Манхэтгена. На капот старенького «форда» Кении Вестайна упали внушительные капли дождя. Вестайн включил дворники и радио. Он любил джаз, и его приемник всегда был настроен на волну джазовой радиостанции WJAZ, крутившей музыку в диапазоне от Луи Армстронга до Эл ди Меолы. Сейчас это был Грант Грин, и Кении насвистывал в такт гитарной обработке симпатичной вещи «Go Down Moses».

Кении жил на южной окраине Манхэттена в многоквартирном доме старой постройки, где водились тараканы, и жильцы поговаривали даже о крысах (впрочем, Кении не видел ни одной). Дом ему нравился — солидной основательностью, толстыми стенами, потускневшими медными ручками подъездных дверей, обширными лестничными клетками. Он пришел из тех времен, когда люди еще заботились не только об энергичном выколачивании денег из карманов ближних.

Этаденежная лихорадка… И эта ужасающая современная музыка, хи-хи-хи, ха-ха-ха, бум-бум-бум, рэп, рэйв и отвратительно безвкусная телереклама, кричаще-кичевый фон сводили с ума Кении Вестайна. Он не хотел жить в таком мире и умирать тоже не хотел… Свет в его окошке зажгли люди из организации «Сириус». У них существовали понятия о чести, у них было стремление к переменам… А раскусил их подлинную сущность Кении Вестайн слишком поздно. Бороться с ними нельзя, они сильны, почти всемогущи… Во всяком случае, такая борьба не для Кении. Повезло бы тому журналисту…

Кении свернул во двор, затормозил в полуметре от стены, запер машину и вошел в подъезд. Когда он вставлял ключ в замочную скважину своей двери, двое крепких парней молча стиснули его справа и слева.

— Полиция… — вырвался жалкий писк из мгновенно пересохшего горла Кении.

— Правильно, полиция, — ухмыльнулся один из здоровяков. — И ты знаешь чья. Открывай дверь. Или руки отсохли с перепугу?

Кении никак не мог уцепиться за торчащий из скважины ключ. Громила помог ему, и Вестайна втолкнули в прихожую квартиры.

В гостиной Кении привязали к стулу нейлоновыми шнурами и развернули спиной к окнам. В комнату вошел третий человек, широкоплечий, светловолосый, лет сорока. Идеально прямой нос, голубые глаза; волевой подбородок подчеркивает форму тонких губ. Кении сразу узнал регионального (а может, и не только регионального, пес их разберет) фюрера «Сириуса» Альфреда Либецайта, хотя видел его лишь однажды.

Либецайт качнул головой, и боевик молниеносно поставил стул напротив Кении. Либецайт неторопливо, с достоинством сел, достал дорогие сигареты. Ему угодливо поднесли зажигалку. Молчание затягивалось. Либецайт изящно выпустил дым из ноздрей.

— Итак, — напыщенно заговорил он, — Кеннет Вестайн, вы на суде чести.

— Я не сделал ничего плохого, — пролепетал Кении.

— Возможно, — презрительно бросил Либецайт. — Возможно, с вашей точки зрения, вы сделали нечто хорошее. Но у нас свое мнение. Вот в чем дело, Вестайн.

— Чего вы хотите от меня? — Кении нервно огляделся, точно надеялся, что сейчас в квартиру ворвется Чак Норрис, Стивен Сигал или какой-нибудь другой супергерой и освободит его.

— Малости. — Либецайт уронил пепел на ковер и поморщился. Он находился в квартире, приговоренной вместе с ее хозяином, но порядок есть порядок. Ему подали пепельницу. — Имя человека, с которым вы разговаривали.

В душе Кении Вестайна вдруг вспыхнул гнев. Кто они такие, эти самовлюбленные ничтожества? Нет, соседи правы, в доме все-таки есть крысы… И этот гнев помог ему ответить спокойно, почти вызывающе.

— Я много с кем разговаривал. Всех не упомнишь.

— Всех не надо, — высокомерно улыбнулся Либецайт. — Нам требуется имя человека, с которым состоялся вот этот разговор.

Он протянул ладонью вверх руку, в которой тут же оказался диктофон. Кении с ужасом и отчаянием услышал запись своей беседы с Мэттом Страттоном. Как беспечен он был, рискнув вести диалог в собственной машине! К счастью, главное — имена и адреса — он сообщил журналисту уже на улице. Попытаемся выкрутиться…

— Ах, это, — изображая облегчение, проговорил Кении. Он махнул бы небрежно рукой, если бы не был привязан к стулу. — Так, один собутыльник. Не знаю, с чего ему пришло в голову интересоваться… Ну, я поболтал с ним по пьянке, высадил из машины, где он просил, и все… Ведь я ему, по сути, ничего и не сказал!

— Прекрасно, — не стал спорить Либецайт. — Верю, что так оно и было. Теперь мелочь — имя собутыльника. Можно и адрес, но нам вообще-то достаточно одного имени.

Кении артистически округлил глаза:

— Откуда же мне знать имя типа, с которым я разговорился в баре на Пятьдесят Второй?

Громила подскочил к Вестайну и занес кулак для удара. Либецайт остановил его движением пальца.

— Вестайн, — сказал он, — вы нанесли нам урон, за такое мы караем беспощадно. Но если ущерб будет сведен к нулю, наказание может быть смягчено.

Кении с зародившейся надеждой взглянул в ясные глаза Либецайта:

— Что тогда со мной будет?

— Разумеется, вы будете исключены из организации. Вы вернете все полученные от нас деньги до последнего цента, включая те, за которые вы отчитались как за истраченные при выполнении наших заданий. Где вы их возьмете, нас не касается. Вы покинете Соединенные Штаты навсегда и проведете остаток дней в указанной нами стране, под пожизненным присмотром. Таково наказание. Альтернатива вам известна. Думайте! У вас ровно минута.

Либецайт демонстративно посмотрел на часы..

Кении Вестайну очень захотелось жить. Ему захотелось вставать по утрам, включать телевизор и смотреть милую, замечательную рекламу, захотелось слушать по радио грохот рэпа и рэйва. Ибо все это составляло неотъемлемую часть мира, который — вот эти негодяи собираются у него отнять… А вдруг Либецайт не лжет? Ну зачем им бессмысленное убийство? Они ведь видят, что напугали его и что он больше никогда не осмелится пойти против них. А деньги… Что ж, он вернет им деньги, он продаст квартиру, ограбит банк, если понадобится…

Вестайн шумно перевел дыхание… Нет. Это мечты и фантазии. Кому, как не ему, знать методы «Сириуса»! И если он выдаст Страттона, умрут двое вместо одного.

— Минута прошла, — сказал Либецайт.

— Честное слово, мне жаль… Но это был случайный собутыльник из бара.

— Мне тоже жаль. — Либецайт встал, прошелся по комнате. — Приступай, Питер.

Здоровяк принес из прихожей чемоданчик, раскрыл его. Внутри Кении увидел какие-то шкалы и провода.

Один из скрученных спиралью проводов Питер прицепил к уху Вестайна с помощью зажима-крокодила, вторым таким же зажимом защемил кожу на запястье правой руки. Потом он достал из чемоданчика вилку обыкновенного сетевого шнура и воткнул в розетку.

Кении весь сжался. Он ожидал немедленного удара током, непереносимой боли… Однако не произошло ровным счетом ничего.

Либецайт задумчиво рассматривал переключатели и верньеры устройств, находящихся в чемоданчике.

— Мы имеем возможность, — он обращался к Вестайну, как лектор, — при посредстве этого нехитрого прибора постепенно повышать напряжение. Сейчас, как вы понимаете, все отключено. А вот этот тумблер — видите, крайний слева — сразу откроет ворота полной мощности и вы умрете быстро и без мучений. Теперь только такая альтернатива, но вы еще имеете возможность выбирать. Даю вам дополнительную минуту.

— Простите меня, мистер Либецайт, — забормотал Кении, не отрывая взгляда от тумблера. — Я сглупил… Но я исправлюсь, поверьте! Дайте любое задание, прикажите взорвать школу, церковь, убить президента, я все, все сделаю!