Империя Дамеона, стр. 12

Недуг лейтенанта развивался по схеме Коули — Хоуэллса. Сначала перестали двигаться и утратили чувствительность ноги, потом правая рука. Эта болезнь действовала с неумолимостью раз и навсегда отлаженной машины. Зрение лейтенант потерял почти мгновенно, словно в небесах выключили свет. Линде с болью всматривался в покрасневшие белки глаз Мортона, в его невидящие зрачки. Еще атербин… Еще…

Две теплые струйки крови из носа покатились по щекам лежавшего навзничь лейтенанта.

Отключив страх Мортона, Рэнди Стил не мог отключить свой собственный страх… И растерянность. Он ЗНАЛ, что побывал здесь, в Прошлом, и вернулся в свое Время, но он не сможет вернуться, если Мортон умрет! Нужно бороться… За жизнь Мортона и свою!

Рэнди медленно освобождал свое сознание, пытаясь взять под контроль каждую клеточку тела лейтенанта, мобилизовать на борьбу все ресурсы. Он не знал, что за болезнь противостоит ему, как от нее спастись. Он просто боролся, воздвигая барьеры смертельным атакам… Он делал больше, чем мог. Он превысил свои возможности.

Когда он вернулся в сознание Мортона — и вернулся победителем, — что-то необратимо изменилось в нем. Что-то важное он утратил, израсходовал без остатка…

Он еще не знал, что именно.

Мортон ожидал нестерпимой боли перед финальным занавесом… И боль пришла, но не такая, к встрече с которой он готовился. Глазные яблоки выдавливало из орбит, в висках ритмично и упруго колотился ток крови, сознание уходило… Но всеобъемлющей, заполняющей Вселенную БОЛИ не было. Мортон не умирал, а просто засыпал. Он закрыл глаза, хотя и без того ничего не видел.

Стоявшие над лейтенантом морские пехотинцы ждали предсмертных судорог, обильных ручьев крови из носа и ушей, чудовищного выпучивания глаз. Но ничего подобного не происходило, а ниточки крови из носа подсохли. Мортон задышал ровно и глубоко.

— Да он спит, — сам себе не веря, выговорил Линде. Браун нервно засмеялся:

— Этого не может быть.

— Сколько лекарства вы вкололи ему, сержант? — спросил Флетчер. — Больше, чем Хоуэллс колол Коули и себе?

— Не знаю, сэр… Дайте-ка тот блокнот! Перелистав блокнот, Линде удивленно присвистнул:

— Он получил даже меньшую дозу…

— Привал, — распорядился Флетчер. — Лон, подыщите сухое место для лагеря, перенесем туда лейтенанта.

Мортон проспал четыре часа без перерыва, а когда открыл глаза…

Он ВИДЕЛ!

Очертания окружающего качались, расплывались, двоились и троились, все выглядело будто спрятанным за занавесом, состоящим из миллиардов микроскопических черных точек, но он видел! И Линде с радостью отметил, что глазные яблоки командира вернулись в нормальное положение, хотя белки по-прежнему были испещрены красными тончайшими линиями, словно покрыты сеткой.

Час спустя Мортон смог шевельнуть пальцами правой руки, а на левую паралич так и не распространился. Лейтенант выздоравливал, и возвращение к жизни было столь же стремительным, как и погружение в пучину недуга.

Еще через час Мортон уже сидел, поджав под себя ожившие ноги, подрагивающие от покалываний тысяч мелких иголочек. Он сделал два здоровенных глотка коньяка из фляги. Конечно, он чувствовал себя разбитым, но это было больше следствием пережитого шока — ведь лейтенант был уверен, что умрет.

Надежда, переходящая в уверенность в благополучном исходе, прямо-таки осветила изнутри лица людей. Каждый из них радовался за Мортона… И за себя. Стало ясно, что недуг не фатален, что его можно преодолеть!

Оставался неясным вопрос, что для этого нужно. Мор-тон, Коули и Хоуэллс получили практически одинаковое лечение, да это и лечением-то нельзя было назвать: инъекции атербина, простого противомалярийного средства. Но двое умерли, а Мортон жив, и ему лучше с каждой минутой.

— Да что мы можем понять, — сказал Кейсиди. — Тут нужна лаборатория, специалисты, исследования… Может, все дело в каких-то особенностях организма лейтенанта. Иммунитет, или как это называется.

— Ну да, — усомнился Белл. — Иммунитет — это когда зараза человека не берет, а лейтенант все же заболел.

— А как, по-твоему, получается иммунитет? — вмешался Браун. — Человеку прививают болезнь, только в слабой, безопасной форме, и организм учится с ней бороться.

— Но командир заболел не в слабой форме, — парировал Белл.

— Так, господа медики, — сказал капитан Флетчер. — Ученый коллоквиум считаю законченным. Отбой!

На Мортона, который что-то втолковывал Лону и выглядел абсолютно здоровым, капитан смотрел с тревогой. Никто не знал природы недуга, и разве болезнь не могла вернуться к лейтенанту в своей полной, сокрушительной силе?

И все же Флетчер позволил себе надеяться, что смертей больше не будет.

Тщетная надежда…

Ночью заболел и умер Белл. Никакие инъекции не помогли.

9

19 июня 1968 года

6 часов утра

Восемь человек, включая Лона, со скорбными лицами стояли над могилой Белла. Вчерашняя решимость продолжать операцию, пришедшая с выздоровлением Мортона, покинула Флетчера. Мортон был жив, но Белл — мертв. Что случится со следующей жертвой недуга?

Капитан размеренно заговорил, свинцово роняя слова:

— Трое суток, отпущенных нам на проведение операции, истекли. Остались четвертые — резервные. Приказываю: продолжать до двадцати двух часов… То есть до темноты. И тогда, независимо от результата, вызываем вертолет с базы туда, где мы будем, не дожидаясь выхода в безопасную точку.

— И независимо от того… — Мортон не договорил, но Флетчер понял его:

— Болезнь способна внести коррективы в наши планы. Мы можем только молиться, чтобы этого не произошло.

Лон продолжил вести Линдса, О'Тулла, Брауна, Джайлза, Кейсиди, Мортона и Флетчера по следам английской группы. Даже несмотря на смерть Белла, на лицах солдат не было обреченности. Теперь они знали, что спасение возможно.

И снова следы указывали на причудливую траекторию движения англичан, которые ни с того ни с сего сворачивали там, где это как будто никакой необходимостью не диктовалось.

— Меня поражает вот что, — сказал Мортон капитану Флетчеру. — Мы давно миновали этот… Оборонительный пояс, что ли… Мины, ловушки… Но до сих пор не встретили ни одного вьетнамца. На нас никто не пытается напасть, от нас никто не убегает.

— Думаю, если бы они были рядом, но прятались, Лон бы расшифровал их, — подтвердил капитан.

— Этот район словно вымер. Но не вымер, ведь и трупов нет.

Но буквально следующая минута опровергла постулат Мортона. Браун едва не споткнулся о труп коренастого темнокожего человека в сине-зеленой одежде, лежавший лицом вверх. Причину его смерти нетрудно было угадать. Правый глаз застыл темно-красным выпуклым полушарием, левый лопнул из-за избыточного давления крови, и чаша его орбиты напоминала параболоид некоего зловещего локатора.

— Он из этнической группы кор, — определил подошедший Лон. — Вот их тропа, совсем недалеко селение. Но я не слышу ни единого звука.

— Идем туда, — решил Флетчер.

— Зачем? — удивился Линде. — Англичане прошли севернее…

— Выполняйте приказ, сержант.

Селение кор оказалось небольшим — около двадцати построенных на сваях, крытых банановыми листьями хижин. В хижинах обнаружилась незамысловатая утварь, запасы съедобного корня цюутиуп, риса, воды и даже старый американский радиоприемник без батареек. И нигде ни души. Жители ушли так поспешно, что ничего или почти ничего не взяли с собой.

На вытоптанном круге в центре селения, предназначенном для костра, валялась доска с непонятной надписью, вкривь и вкось нанесенной грязно-зеленой растительной краской. Мортон попросил Лона разобрать написанное.

— Это не так-то легко, — сконфузился проводник. — Язык кор сильно отличается от нашего, и алфавит у них свой. Они придумали письменность недавно, в пятьдесят девятом. Попробую… — Лон взял доску и наморщил лоб, всматриваясь в каракули. — Са пам гук… Что-то о лесе и о еде… Не понимаю. Но вот смысл окончания совершенно ясен. «Уходи, иначе умрешь».