Утешение (ЛП), стр. 3

Есть несколько людей, которых я не узнаю. Красивая блондинка стоит в стороне, вытирая глаза. Брюнетка — я предполагаю, Кэтрин — плачет в объятиях Джексона. Здесь так много народу, так много людей в форме. Это черное море скорби. Аарона любили, поэтому я не удивлена. Но никто не любил его больше, чем я.

Сегодня последний день, когда я позволю себе сожалеть; последний день, когда я буду плакать, потому что слезы ничего не меняют. Мне необходимо собрать все свои силы и держаться. У меня есть дочь, которая нуждается во мне, и я должна быть ей и матерью, и отцом.

Говорят… в один прекрасный день…. В один прекрасный день будет не так больно.

Вранье.

Никогда больше не будет хорошо, и прошлое никогда не перестанет ранить.

Я никогда не буду прежней. Женщина, которой я была раньше, умерла в ту минуту, когда к ней постучали в дверь. Я только оболочка женщины, которой когда-то была. Любящая, открытая, полная надежд женщина ушла. Надежда — та еще стерва, которую не волнует, что ты хочешь. Поэтому я полагаюсь на веру. Веру, что однажды я пройду через это и найду свое сердце снова.

Глава 2

Время проходит. Часы превращаются в дни, дни — в недели, месяцы проходят в тумане, но я продолжаю жить. Но живу ли я? Я дышу, встаю и одеваюсь, но я в оцепенении. Конечно, я улыбаюсь и надеваю маску «счастья», но это все иллюзия. Внутри я потеряна в пропасти скорби.

Прошло три месяца с похорон Аарона. Одно и то же дерьмо в разные дни. Моя дочь подрастает, и я ни с кем не могу поделиться этим. Хорошо, что она спит по ночам, поэтому я не в полном разладе. Первых трех месяцев было достаточно, чтобы довести меня до края, но в то же самое время только ради нее я продолжаю жить дальше.

Одиночество поглощает меня, но я никому не позволяю об этом знать.

— Нет, мама. Я в порядке, — говорю я раздраженно и, зажав телефон плечом, пытаюсь убедить ее в этом в миллионный раз. Если не она, то Марк звонит мне, чтобы проверить.

— Ли, ты не в порядке. Ты едва существуешь. Я собираюсь сесть в самолет, — упрекает она.

Это последнее, чего мне хочется. Она была со мной на протяжении месяца после рождения Арабеллы. Я думала, что сойду с ума. Ее ворчание и попытки заставить меня выйти из дома, ставили под вопрос разумность моего решения разрешить ей приезжать вообще.

— Господи, я в порядке. Я живу, и ты нужна отцу дома. Мы с Арабеллой в порядке, — лгу я.

Я прекратила рассказывать о своей жизни шесть месяцев назад. Очевидно, что есть определенный временной период скорби перед тем, как люди начинают говорить. Мои друзья до сих пор озабочены тем, что я на самом деле ничего не делаю. Я никуда не выхожу и отказываюсь возвращаться к своей работе репортера. Я не хочу быть в эфире и говорить с семьями, которые переживают трагедию. Я сама переживаю ее сейчас.

Мама издает короткий смешок.

— Лгунья.

— Я не лгу.

Хватаю радио-няню и направляюсь на террасу. Это лучшее, что есть в этом доме. Когда мы с Аароном нашли это место, я в него просто влюбилась. Оно возвращает меня обратно в Чисапикский залив (Примеч. Залив в Северной Америке в Атлантическом океане. Находится между штатом Виргиния и Мэриленд), поэтому здесь я провожу большую часть дня. Здесь я чувствую, что он рядом. Я могу почувствовать его в ветре. Это безумие, но когда я закрываю глаза, это похоже на его руки, касающиеся меня. Его дыхание скользит по моей шее, смахивает волосы с моего лица. Солнце согревает меня, и я могу притворяться. Могу позволить себе иллюзию, что он здесь. Что он просто уехал на задание и скоро вернется. Я держусь за это чувство так долго, как могу. Потому что лучше притвориться, чем встретиться с реальностью, в которой мой муж мертв.

— Конечно. Ты всегда в порядке. Ты чертова зомби, — ворчит она.

— Я получила работу, — говорю я, надеясь, что это ее отвлечет.

— И чем ты будешь заниматься? — спрашивает она скептически.

— Я собираюсь работать в «Коул Секьюрити», — я могу слышать ее неодобрение через телефон. Жаль, но меня совершенно не волнует, что она думает.

— О, звучит как замечательная мысль и прекрасный способ, чтобы начать двигаться дальше.

— Рада, что ты согласна со мной, — отвечаю я, прекрасно понимая, что это все сарказм.

Она не понимает. Они с моим отцом до сих пор счастливо женаты, а я потеряла свое счастье. Я хочу быть рядом с ним, чувствовать, иметь что-то, чем с ним можно поделиться. «Коул Секьюрити» — это последнее место, где Аарон был жив. Это место, где он проводил свои дни, работая на Джексона. Он в том офисе. Он в этом доме. Я не могу двигаться дальше. Я едва могу дышать… но я дышу. Ради Арабеллы. Каждый день я поднимаю себя с кровати, одеваюсь и живу так, как могу. И все, чего я хочу — это крошечный кусочек того, что у меня было раньше. Поэтому я собираюсь туда, где сильнее смогу почувствовать его. Здесь все исчезает. Я больше не вижу, как он бреется в ванной, не помню звук его смеха. Я очень сильно стараюсь удержать это в памяти. Я хочу этого, но каждый день я теряю частичку нашей совместной с ним жизни. Боль остается, но память об Аароне ускользает.

— Натали? — она спрашивает, пока я жду в тишине. — Мне кажется, ты должна приехать в гости. Может быть, если ты отвлечешься немного, это поможет тебе двигаться дальше.

— Я двигаюсь дальше, — восклицаю я и глубоко вздыхаю.

— Каким образом? Ты встречалась со страховщиками? Ты разобралась с документами, которыми должна была заняться? — упрекает она.

Клянусь, она ищет повод для ссоры, чтобы вывести меня из себя.

— Да. Мне надоело разговаривать.

У меня нет ответа для нее. Потому что реальность такова: я застряла. Я живу в замкнутом круге. Ничего не меняется. Ничего не происходит. Я отказываюсь разбирать его комод и шкаф, потому что тогда он действительно не вернется домой. Конечно, я никому не могу это сказать. Он нужен мне. Аарон нужен мне так сильно, но он покинул меня. В тот день он поцеловал мой нос и живот и сказал, что вернется через несколько дней. Он солгал.

Я закрываю глаза и вижу его лицо. По крайней мере, у меня еще есть это. Его глубокие карие глаза с маленькими крапинками золота проскальзывают прямо перед моими глазами. Его волосы, всегда подстриженные «под ежика». Аарон. Мой мир.

— Натали… — мягкий голос моей матери врывается в мои воспоминания. — Пожалуйста, позволь мне и твоему отцу приехать и забрать тебя и Арабеллу. Мы хотели бы провести некоторое время с вами.

— Нет. Я люблю тебя, мама, но со мной все хорошо, — я замечаю, как загорается лампочка на радио-няне, и слышу голос Арабеллы. — Малышка просыпается. Мне нужно идти. Люблю тебя.

— Когда ты решишь, что с тобой не все в порядке, позвони мне. Я люблю тебя.

Я нажимаю на кнопку «завершить вызов» и откладываю телефон в сторону. Сидя здесь, я пытаюсь взять себя в руки перед тем, как пойти к дочери. Она абсолютная копия своего отца, и я люблю ее так сильно. Каждый раз, глядя на нее, я собираю каждую капельку силы, которая у меня есть, чтобы не заплакать. Она смотрит на меня этими невинными глазами, полными любви, и разрывает на части мое сердце. Почему у нее никогда не будет шанса держать за руку своего отца? Приготовить ему пирог? Сказать ему, как сильно она его любит, или просто узнать, что такое любовь отца? Она заслуживает этого. У нее должны быть оба родителя, но вместо этого у нее есть только я — разбитая женщина.

Каждый раз, когда ее «дяди» заглядывают к нам, я ненавижу их все больше. Я ненавижу, что они могут видеть ее, держать ее, прикасаться к ней, а тот единственный мужчина, который создал ее, никогда не сможет. Ярость кипит в моей душе, как черное облако. Оно закрывает свет, который я так отчаянно хочу увидеть. Но Аарон мертв, и когда покинул эту землю, он забрал с собой мою душу. Я хочу, чтобы он вернулся — и не только в моих мечтах. Я хочу перевернуться в кровати и вместо холодных простыней и пустоты почувствовать рядом его.