Ересь Хоруса. Омнибус. Том 3, стр. 146
Капитан Орн отпрянул, вместо Астелана собираясь атаковать мечом не успевшего подняться великого магистра. Терранец, не колеблясь, двумя небрежными ударами отсек голову Орну.
В комнате воцарилась тишина. Вдали по-прежнему раздавались слабые звуки битвы.
Астелан бросил взгляд на гололит и увидел, как мятежники, окруженные частями Имперской Армии и братьями из Легиона и при подавляющей воздушной поддержке, сдаются Галедану и леди Тилане. Астелан не осуждал их.
— Я надеялся, что сдадутся больше, — сказал, тяжело дыша, магистр капитула.
Лютер осторожно подошел к нему и увидел по экрану гололита, как легионеры бросают оружие. Колонна позорно рассыпалась перед силами Астелана. По вокс-связи пришло подтверждение от леди Тиланы.
— Капитан Галедан официально принимает капитуляцию, магистр капитула. Мятежники не желают сражаться с космодесантниками. Мои силы продолжат обеспечивать наблюдение и поддержку.
— Благодарю, маркиза полковник. Сегодня вы нам очень помогли. Прикажите доставить мятежников в Альдурук на суд Лютера.
Лютер насмешливо фыркнул.
— Дважды проклятые, предатели и трусы. Тем не менее, я ценю твою дальновидность за то, что ты не приказал всех казнить.
— Это было бы расточительством. Им можно объяснить, что они заблуждались. Я слышал, Орден может быть… очень убедительным.
— Именно так, хотя я не знаю, где нам держать столько пленных.
— Под скалой есть подземелья. Думаю, вы устроили там много камер.
Лютер повернул голову и холодно посмотрел на Астелана.
— Почему ты не предупредил меня об этом мятеже раньше? Если бы ты сразу сообщил мне о заговоре, это кровопролитие можно было избежать.
— Я разоблачил главных сторонников вашего свержения. Открытое выступление против вас полностью оправдывает подобные действия.
— И в какой момент ты решил предать их?
— Мне больше по душе определение «остаться верным», милорд.
— Ты не ответил на вопрос.
— С самого начала, конечно же.
— Это удивляет меня. Ты — терранец, и известен своей нелюбовью к Калибану и его народу, — сказал Лютер, размышляя вслух. — Дело в верности? Возможно, ты понимал, что мятеж обречен с самого начала и решил встать на сторону победителей. Что двигало тобой: желание вернуться к славе командира или необходимость?
— Ничего столь изощренного, милорд. Мои причины поддержать вас просты. Я не знаю всего, что произошло между вами и Львом, но я могу сказать, что вы больше не служите его целям.
Астелан собрался с мыслями.
— Когда Император истребил мой народ, я не горевал. Я понимал, что применение силы могло быть оправданным, даже если принесло страдания. Сопротивление было бессмысленным тщеславным поступком, который привел к гибели. Когда меня приняли в Легион, я стал частью этой силы — элементом ее приложения. Сейчас я вижу, что поднимается другая сила и недооценивать ее так же бессмысленно. Умным словам я предпочитаю действие, Великий магистр. Лев испорчен. Все, что произошло с Первым Легионом после обнаружения вашего отсталого мира обусловлено его необоснованными действиями. Чтобы противостоять ему и всем тем несчастьям, что он причинил нам, я готов поклясться в верности более достойному повелителю. Скажите мне, что ошибался, что вы полностью верны примарху, и я тут же присоединюсь к этим пленникам.
Задумчивое молчание Лютера говорило лучше любых слов.
Сцена 4
Врата Альдурука
День
Через замковые ворота под дулами болтеров следует вереница пленных космодесантников. Стражники в шлемах подгоняют их: «Не останавливаться!», «Вперед!», «Не выходить из строя, псы!»
Восставших легионеров заперли в бараках и на гауптвахтах под присмотром солдат Лютера. Но наиболее провинившихся бунтарей отвели в камеры под Альдуруком. Астелан вместе с Галеданом ждал у главных ворот, наблюдая, как мимо бредет колонна подавленных воинов.
— Значит, Лютер утвердил твое повышение до магистра капитула… — сказал Астелан.
— Да. Первая милость из рук нашего нового сюзерена?
— Нет, подтверждение, что он разделяет мою веру в тебя.
Астелан увидел Мелиана, но капитан с отвращением отвернулся, не желая даже смотреть на бывшего командира. Астелан взглянул на Галедана.
— Я рад, что он жив.
— Мелиан? Да, он хороший капитан. Жаль, что он оказался втянутым в эту переделку. В будущем Мелиан будет полезен.
— В будущем? Ты о чем?
— Ты не сможешь обмануть меня, брат. Я знаю, что Лютер наш временный союзник, но не жди, будто я хоть на секунду поверю, что ты и в самом деле считаешь его своим начальником.
— Я шокирован таким предположением! — театрально воскликнул Астелан. — У Первого может быть только один повелитель. Я больше не стану терпеть Льва. Поэтому у нас остается только Лютер.
Галедана не убедили эти слова, и Астелан не смог сдержать улыбку.
Аарон Дембски-Боуден
Долгая ночь
I
Голос девочки нарушил тишину.
— Яго, ты всё ещё жив?
Севатар сел спиной к потрескивающему силовому полю. Вокруг него была лишь тьма. Не обычная тьма мрачной ночи. Столь абсолютная, что даже его глаза, не могли проникнуть сквозь её пелену. Они держали его в этой тёмной камере, выключая барьер и включая освещение на пятнадцать минут каждый день. Именно тогда ему разрешали есть. Они приносили ему питательную кашу, которая по вкусу была похожа на смесь химикатов и пахла сырой содой. Он улыбался своим надсмотрщикам, каждый раз говоря, что это самая вкусное блюдо, которое он ел в своей жизни и что каждый новый обед лучше предыдущего. Ему было комфортно в лишённой света камере. Словно шёлк тьма окутывала его больные глаза. К сожалению, она ничего не могла сделать с пульсирующей болью в его голове. С момента его заключения только её голос снимал боль. Всего лишь один голос среди многих. Голоса убитых вырывались из его подсознания. Мёртвые снились Севатару сотни раз. В первые мгновения пробуждения он видел их взгляд из темноты его камеры. И слышал эхо их криков в своей голове. Конечно всё это было не по-настоящему. Он знал это. В течение долгих бессонных ночей лишь скука составляла ему компанию. Мертвецы лежали в своих могилах, безмолвные и гниющие, заслужившие своё наказание. Когда он слышал их в своих беспокойных снах, он принимал их за обычные сны, полные боли.
— Яго, ты всё ещё жив?
Но не её. Только её голос оставался с ним после пробуждения. Он был сильнее остальных. Это было очень, очень давно, когда он в последний раз говорил с призраком. Он думал, что она умерла в этой камере, и её дух теперь был связан с этими стенами. Может быть её убили где-то рядом, и теперь она навещала его, потому что её дух почуял его проклятье. Голос странного и любопытного ребёнка говорил с убийцей во тьме. Он сомневался, что она понимает, что умерла.
— Яго?
— Я здесь.
Он почувствовал как из носа пошла кровь. Горячая, густая и медленная. Он стёр её тыльной стороной ладони.
— Я здесь, Альтани.
— Тебе снова больно?
Требовались усилия, чтобы говорить через боль, которая вгрызалась в его мозг. Но он соврал.
— Бывало и хуже.
— Ты как будто умираешь.
Он посмеялся над этим, но не стал отрицать.
— Но я всё ещё здесь. Чего ты хочешь?
— Просто поговорить. Мне одиноко.
— О, мне жаль это слышать, малышка.
Он остановился. Ему уже было не по себе, но он хотел, чтобы она осталась с ним ещё на некоторое время. Это четвёртый раз, когда она приходит к нему? Пятый?
— Твой голос единственный, которому я рад. Ты знала это?
— Я не понимаю. Ты слышишь другие голоса, даже когда не спишь? Я думала, что они приходят только в твоих снах.
— И да, и нет. — он пожал плечами. Бессмысленное движение, ведь кроме него здесь никого не было. Когда он был ребёнком, он всегда слышал голоса. Звуки желания и гнева в головах других людей. Шум эмоций по ту сторону их глаз. И карканье ворон, которые кружили над городом в поисках добычи. Худшим из этих звуков был шёпот мёртвых. Он видел пылающие обрывки чьих-то воспоминаний, когда смотрел в глаза трупа, валяющегося в канаве. Неприятные голоса просили его отомстить за них. Странное чувство посещало его, когда он смотрел на распятую и выпотрошенную жертву Ночного призрака. Иногда они говорили с ним в этом безымянном месте между сном и явью. Телепатия. Некромантия. Психометрия. У тысячи культур было тысяча названия для такого психического дара. Но слова не имели значения. Он слышал чужие мысли до тех пор, пока Легион не запечатал их, оставив его в блаженной тишине. Он больше не слышал чужих мыслей и причитаний мёртвых. Но теперь мертвецы заговорили с ним вновь. Печати его разума сломались.