Красный Марс, стр. 73

— Ты не пожалеешь.

И, поцеловав его, уехала на юг, в Берроуз, где собиралась сесть в поезд, идущий на запад.

После этого шансов узнать хоть что-то у арабов стало еще меньше, чем прежде. Он задел чувства Фрэнка, и арабы ополчились на Джона, защищая своего друга, и это было логично. «Тайная колония? — переспрашивали они. — А что это такое?»

Он вздохнул и бросил попытки, решив уехать. Складывая запасы в свой марсоход перед отъездом (арабы с присущей им щепетильностью позволили ему заполнить хранилища), он размышлял над тем, чего ему удалось достичь в расследовании саботажа. До Шерлока Холмса ему еще далеко, в этом не стоило сомневаться. Но что еще хуже, на Марсе теперь жили целые сообщества, которые на дух его не переносили. Мусульмане…

Закончив сборы в тот вечер, он почитал собранное Полин, после чего вновь присоединился к своим хозяевам и наблюдал за ними так внимательно, как только мог, задавая вопросы ночь напролет… Он знал, что этими вопросами можно достучаться до души человека — а это гораздо важнее, чем до разума. Но в данном случае, похоже, не было никакой разницы. «Койот? Это такая дикая собака?» Сбитый с толку, он покинул караван следующим утром и отправился на запад, к южной границе песчаного моря. Ему предстояло долгое путешествие в Ахерон, где он собирался присоединиться к Майе, преодолев пять тысяч километров, пройдя множество дюн. И все же он предпочел поехать на марсоходе, а не вернуться в Берроуз и сесть на поезд. Ему требовалось время, чтобы подумать. И вообще, теперь это вошло у него в привычку: ездить по дикой местности, летать на планере — сбегать ото всех и не спеша путешествовать. Он провел в дороге уже многие годы, рассекая северное полушарие и делая продолжительные вылазки на юг, осматривая мохолы или оказывая услуги Саксу, Гельмуту или Фрэнку, вникая в различные вопросы для нужд Аркадия, разрезая ленточки на открытиях то города, то метеостанции, то шахты, то мохола. Он постоянно говорил — то произнося публичные речи, то ведя частные беседы, общаясь с незнакомцами, старыми друзьями, новыми знакомыми. — говорил почти так же быстро, как теперь разговаривает Фрэнк, который старается призвать людей к забвению прежней истории и строительству нового состоятельного общества. Джон же говорил, стремясь создать научную систему, рассчитанную специально для Марса, под его особенности, справедливую, рациональную и содержащую все необходимое. Стремясь указать путь к новому Марсу!

И каждый год, когда он заканчивался, казался Джону все менее похожим на то, каким он себе его представлял. Такое место, как Брэдбери-Пойнт, показывало, как быстро все менялось, а такие люди, как арабы, лишь подтверждали это. События выходили из-под его контроля и даже более того — вообще из-под чьего-либо контроля. Здесь не было никакого плана.

Он катился на запад, доверившись автопилоту и глубоко погрузившись в размышления. Пытался понять истинную суть истории, то, как она устроена. И пока он путешествовал день за днем, ему казалось, что история — словно какая-то огромная штуковина, которая всегда находится за горизонтом и которую нельзя увидеть, только ее последствия неожиданно встают перед наблюдателем. Она вершится, когда на нее не смотрят — непостижимая бесконечность событий, которые, оставаясь вне контроля, контролировали все и вся. А он как-никак был здесь с самого начала! Он сам был началом, первым человеком, сделавшим шаг в этом мире, а затем он сюда вернулся и помогал обустраивать мир на голом месте! И все же, вопреки всему, история проходила мимо него. Обдумывая это, он впадал в неверие, а иногда на него внезапно накатывала неумолимая тоска. Все не только выходило из-под контроля, но и становилось вовсе непостижимым — однако это неправильно, с этим необходимо бороться!

Но как? Какое-то социальное планирование… его уже, безусловно, должны были придумать. А эта беготня без плана в нарушение даже зыбкой программы, придуманной вначале, когда заключали договор о Марсе… что ж, она и приводит к созданию такого же общества без плана. Таковой была история до сих пор, хоть она и была сущим кошмаром, огромным собранием примеров того, чего следует избегать. Нет. Им нужен план. Им нужен шанс начать заново, им нужна концепция. Гельмут, угодливый чиновник, Фрэнк со своим циничным признанием статус-кво и принятием разрыва договора — да будто все они заболели золотой лихорадкой!

Фрэнк был неправ. Неправ, как всегда!

Но и его собственные стремления, вероятно, были также неверны. Он основывался на невнятной теории о том, что если бы он увидел как можно больше на этой планете, посетил бы еще одно поселение, поговорил бы с еще одним человеком, то он каким-то образом (не особо усиленно над этим думая) все бы понял — и это его всеохватывающее понимание растеклось бы от него ко всем остальным, распространяясь на новых поселенцев и меняя все вокруг. Теперь он ясно осознавал всю наивность этой теории; сейчас на планете столько народу, что нечего и надеяться связаться со всеми, стать артикулятором всех их желаний и стремлений. Но дело заключалось не только в этом, но и в том, что многие из новоприбывших были очень похожи на людей из первой сотни — сходны причины, по которым сюда прилетели и первые, и последующие. Однако он не знал новичков так же хорошо, как первую сотню, и никак не мог узнать. А небольшая группа, окружавшая его с самого начала, по сути, сформировала его взгляды и мышление, научила его многому, она была его семьей, и он ей доверял. И хотел от нее помощи, и сейчас нуждался в ней сильнее, чем когда-либо прежде. Вероятно, именно этим объяснялась глубина его внезапно нахлынувших чувств к Майе. И, вероятно, именно поэтому он так сердился на Хироко — потому что хотел поговорить с ней, нуждался в ее помощи! А она бросила их.

? * ?

Влад и Урсула перенесли свой биотехнологический комплекс на острый гребень в Ахероне, имевший вид узкого возвышения, похожего на боевую рубку огромной погруженной в воду субмарины. Они избороздили верхнюю ее часть землеройными работами, растянувшимися от обрыва до обрыва. Кое-где получившиеся пространства достигали километра в ширину и были застеклены с обеих сторон. На южной стороне из окон открывался вид на гору Олимп, находившуюся примерно в шестистах километрах, на северной — бледно-бежевые пески равнины Аркадии.

Джон подъехал к основанию гребня по широкому уступу и подключил марсоход к шлюзу гаража, заметив при этом, что земля в узком каньоне к югу от поселения была комковатой из-за обильного содержания в ней вещества, напоминавшего плавленый коричневый сахар.

— Это новый вид тайнобрачной коры, — объяснил Влад, когда Джон его об этом спросил. — Симбиоз цианобактерий и искусственных флоридских бактерий. Флоридские проникают очень глубоко и превращает сульфаты, содержащиеся в породах, в сульфиды, и потом ими питаются Microcoleus. Из его верхних слоев распускаются нити, которые связываются с песком и глиной, образуя крупные древесные породы, то есть это как будто древообразные частицы с очень длинными бактериальными корневыми системами. И эти корневые системы, по-видимому, не остановятся ни перед реголитом, ни перед коренными породами и растопят вечномерзлые грунты.

— И ты их выпустил? — спросил Джон.

— Конечно. Нам же нужно что-то, что может справиться с вечномерзлой породой, верно?

— А вдруг они захотят заполонить всю планету?

— Ну, они, как обычно, содержат ген самоубийства на случай, если начнут подавлять иную биомассу. Зато если они останутся в своей нише…

— М-да.

— Мы считаем, что они не так уж отличаются от первых жизненных форм, которые покрыли материки на Земле. Мы просто увеличили скорость их роста и усилили корневую систему. Самое забавное, что, как я полагаю, они прежде всего должны охладить атмосферу и при этом будут греть то, что находится глубоко под землей. Поскольку от этого существенно возрастет химическое выветривание пород, а все реакции будут поглощать CO₂, выходит, что атмосферное давление должно понизиться.