Красный Марс, стр. 125

— Выходит, обе стороны разрушают инфраструктуру, — отрешенно произнесла Надя.

— Верно.

Ей необходимо было работать — иного выбора не имелось. Она снова заставила всех программировать роботов, и остаток дня и весь следующий они провели, выводя роботов на место бурения и проверяя, чтобы все было готово к работам. Бурение велось в открытую — нужно было лишь убедиться, что давление водоносного слоя не приведет к прорыву. А отправить воду на север трубопроводом было даже проще — эта операция уже многие годы выполнялась автоматически. Вверх по постели северного каньона, а оттуда — еще на север. И не нужно было включать насосы — артезианское давление довольно успешно должно регулировать поток, потому что, когда оно опускалось достаточно, чтобы не вытеснять воду из каньона, опасность прорыва в нижней части слоя предположительно исчезала. Когда передвижные магниевые мельницы принялись молоть, собирать частицы и создавать трубопроводы, когда вилочные и фронтальные погрузчики стали собирать сегменты вместе, когда это огромное сооружение, медленно перекатываясь по дороге, принимало сегменты и извергало трубопровод, когда другой передвигающийся исполин изолировал готовый трубопровод аэросеткой, изготовленной из отходов нефтепереработки, и когда первый сегмент трубопровода нагрелся и заработал, тогда они признали систему готовой к использованию. И у них появилась надежда, что им удастся протянуть его еще на триста километров. Нужно было прокладывать по километру трубопровода в час, по двадцать четыре с половиной часа в сутки, и — если все прошло бы хорошо — примерно через двенадцать дней он дотянулся бы до борозды Нили. С такой скоростью трубопровод должен быть завершен почти сразу после того, как был просверлен и приведен в готовность выход для воды. И если обвальная дамба продержится все это время, то у них получится устроить этот выпускной клапан.

Итак, Берроуз был в безопасности — по крайней мере, настолько, насколько они могли обеспечить ему эту безопасность своими усилиями. Теперь им можно было уезжать. Но каково было их предназначение — вот в чем вопрос. Надя ссутулилась перед разогретым в микроволновке ужином, поглядывая земные новости и слушая, как ее товарищи обсуждали их проблему. На Земле революцию подавали в отвратительном свете — экстремисты, вандалы, саботажники, радикалы, террористы. И ни разу не прозвучало «повстанцы», «революционеры» — хотя эти слова наверняка одобрила бы как минимум половина населения Земли. Нет, повстанцы считались разрозненными группами сумасшедших, террористов, несущих разрушения. И ей не стало легче от того, что она видела в таком освещении событий долю правды, — она лишь сильнее сердилась.

— Мы должны присоединиться хоть к кому-нибудь и сражаться вместе! — сказала Анжела.

— Я не буду ни с кем сражаться, — упрямо заявила Надя. — Это глупо. Не буду. Я буду ремонтировать то, что смогу, но сражаться не буду.

По радио прозвучало сообщение. Кратер Фурнье, примерно в 860 километрах от них, получил трещину в куполе. Население оказалось в ловушке в герметизированных зданиях, там заканчивается воздух.

— Я хочу поехать туда, — сказала Надя. — Там есть большой склад строительных роботов. Они могут заделать купол, а потом заняться другими делами дальше по равнине Исиды.

— И как ты туда доберешься? — спросил Сэм.

Надя задумалась, а потом сделала глубокий вдох.

— Ультралитом, пожалуй. На летной полосе южного края есть новенькие 17Д. Это точно будет самый быстрый способ, а может, и самый безопасный. — Она посмотрела на Илью и Сашу. — Полетите со мной?

— Да, — ответил Илья.

Саша кивнула.

— Мы хотим с вами, — сказала Анжела. — Все равно на двух самолетах будет безопаснее.

? * ?

Они взяли два самолета, построенные авиазаводом Спенсера в Элизии, новейшие модели, которые называли просто 16Д. Они представляли собой ультралитовые, с треугольными крыльями, четырехместные реактивные суда, изготовленные преимущественно из ареогеля и пластика, настолько легкие, что этим они даже были опасны. Но Илья — превосходный летчик, и Анжела, по ее собственным словам, тоже, и на следующее утро, после ночи в пустом небольшом аэропорту, они забрались внутрь, вырулили на уплотненную грязную дорожку и поднялись навстречу солнцу. Прошло много времени, прежде чем они набрали высоту в тысячу метров.

Планета, видневшаяся внизу, казалась обманчиво нормальной, ее строгие формы были чуть белее с северной стороны, будто состарились от заражения паразитами. Но когда они очутились над каньоном Арена, то увидели, что по нему двигался грязный ледник, словно река отколовшихся ледяных блоков. Во многих местах, где наводнение на какое-то время образовывало водоемы, ледник расширялся. Ледяные блоки кое-где были чисто белыми, но чаще имели какой-нибудь марсианский оттенок, раскалывались и смешивались друг с другом, превращая ледник в ломаную мозаику замерзших кирпичей, серы, корицы, угля, сливок, крови… и все они лились по дну каньона к самому горизонту, который лежал в семидесяти пяти километрах от них.

Надя попросила Илью повернуть на север, чтобы осмотреть землю, по которой роботам предстояло прокладывать трубопровод. Вскоре после поворота они получили слабое радиосообщение от парочки из первой сотни — Энн Клейборн и Саймона Фрейзера. Они находились в ловушке в кратере Перидье, который лишился своего купола. Это тоже было на севере, так что они уже летели правильным курсом.

Земля, над которой они летели, в то утро выглядела вполне проходимой для бригады роботов — плоская, пусть и слегка загроможденная изверженными породами, зато никаких уступов, которые могли застопорить работу, не было. Дальше начиналась борозда Нили, сначала очень плавно, лишь с четырьмя неглубокими углублениями, извивающимися на северо-восток, словно отпечатки пальцев на слабом следе ладони. Однако через сто километров на север они превращались в параллельные каньоны, каждый по пятьсот метров глубиной, разделенные темной землей, обильно усеянной кратерами, и эти свойственные Луне формы Наде напоминали захламленную строительную площадку. К северу же их поджидал сюрприз: в месте, где самый восточный каньон выходил в Утопию, произошел еще один прорыв водоносного слоя. В верхней его части произошло обычное сползание грунта, образовав огромную земляную чашу, разбитую, будто стеклянная тарелка. Ниже прямо из этой разломанной земли хлестала черно-белая вода, отламывая новые блоки и унося их у них на глазах в испускающем пар потоке, отчего земля имела такой вид, будто выдержала взрыв. Сам этот страшный прорыв имел не менее тридцати километров в ширину и тянулся к горизонту на север, не подавая никаких намеков, что собирается сужаться.

Надя присмотрелась и попросила Илью подлететь поближе.

— Не хочу наткнуться на пар, — ответил тот, и сам поглощенный открывшимся видом.

Бoльшую часть белого морозного облака сдувало на восток, и оно опадало на поверхность, но ветер был порывистый, и временами тонкое белое покрывало взметалось прямо вверх и заслоняло собой полосу черной воды и белого льда. Выход воды был таким же большим, как у крупного ледника в Антарктике, а то еще больше. Он буквально делил красный рельеф пополам.

— Здесь чертовски много воды, — проговорила Анжела.

Надя переключилась на частоту первой сотни и вызвала Энн из Перидье.

— Энн, ты знаешь что-нибудь об этом? — Она описала то, над чем они пролетали. — Энн, она все еще течет, лед движется, мы видим участки открытой воды, они тут то черные, то красные…

— Что ты слышишь?

— Только что-то похожее на гул вентилятора и еще какой-то трескающийся лед, да. Но мы и сами издаем много шума. Чертовски много воды!

— Ну, — сказала Энн, — этот водоносный слой не такой уж большой по сравнению с другими.

— Как они их вскрывают? Люди правда могут их проламывать?

Некоторые слои — да, — ответила Энн. — Если у них гидростатическое давление выше литографического, то они, по сути, подбрасывают породу вверх, а вечномерзлый грунт формирует собой что-то вроде ледяной дамбы. Если пробурить скважину и взорвать ее или дать ей растаять…