Дневник В. Разрыв, стр. 15
Коротышка протянул руку:
«Я Омар Слаадк».
Дальше я помню смутно: бледная акварель за его затылком, зеленый ковер, ворс, как он впечатался в щеку после падения. Когда я открыла глаза, секретарша что-то совала мне под нос. Кусочек лимона. Потом услышала шепот:
«Смотрите. Помогает. Она приходит в себя».
Господин с жирными волосами одной рукой держал меня, другой — стакан воды.
«Выпейте воды. С вами все в порядке?»
«Вы точно Омар Слаадк? Вы уверены?»
«Абсолютно. — Коротышка ласково улыбнулся. — Недавно еще раз проверял!»
Он помог мне подняться.
«Но Омар Слаадк высокий и… лысый».
«Нет, миссис Райан. — Коротышка провел пятерней по волосам. — Уверяю вас, это мои натуральные волосы».
Несколько секунд я не сводила с него глаз.
«Послушайте, случилось что-то ужасное. Вы, наверно, не понимаете меня. Человек, назвавшийся Омаром Слаадком, был моим юристом. Сегодня утром он должен был прислать моему мужу уведомление о разводе. Такой высокий, лысый, седая бородка! Он здесь работает? Вы должны мне сказать!»
Я говорила как безумная и выглядела соответственно. У него не было причин верить мне.
«Послушайте, мне надо идти».
Коротышка просил, чтобы я посидела у них, пока не почувствую себя лучше. Предложил мне кофе, сладкую кукурузу. Но мне нужно помочь Мэри! Надо ехать в библиотеку, там есть компьютерный зал. Можно выйти в сеть и послать письмо этому Просту, хозяину КЛИТа.
На перекрестке я повернула налево — полпути до библиотеки. Дорога была свободна. Если не наткнусь на красный свет, доеду за три минуты. Кто-то пытался выехать на мою полосу. Пожилая леди. Я засигналила, но она проскочила вперед и, естественно, сбавила скорость. Стала ползти как черепаха. Я взглянула на спидометр — восемь миль в час. Черт! Подъехав вплотную к ее багажнику, я опустила стекло и заорала, брызгая слюной:
«Учись водить машину, старая калоша!»
Женщина обернулась и посмотрела на меня. Боже! Она оказалась Карлой Шуманн, первой нянечкой Пита. Заботливая, ласковая женщина, которая говорила, что я для нее как дочка. «Господи, хоть бы она меня не узнала!» — подумала я и понеслась вперед.
В библиотеке оказалось неожиданно много народу. Я испугалась, что не найду свободный компьютер, но в углу был один незанятый. Зашла в Netscape, нашла КЛИТ и послала сообщение Вильгельму Просту. Написала, что, по всей видимости, с одной из его «девушек» произошло несчастье, перечислила все известные мне факты, упомянула имя Роджера и попросила срочно ответить. Минут через десять проверила почтовый ящик — о, чудо, Прост откликнулся: «Весьма сожалею, но по нашим сведениям, ни одна из девушек КЛИТ не имела связи с человеком по имени Роджер Тисдейл. Кроме того, ни с одним джентльменом из вашего города мы никогда не работали. Удачных вам поисков. Вильгельм Прост».
Я вышла из библиотеки и понеслась к джипу, но бежать стало невозможно. Свело голень, страшно закололо в боку. Я согнулась и начала оседать на асфальт. Схватилась за столб для парковки и так стояла, вцепившись в него, рыдая и задыхаясь. Прохожие поглядывали на меня.
«Чего пялитесь?! — кричала я сквозь слезы. — Пошли отсюда!»
Наконец доковыляла до джипа. И вдруг всеми печенками почувствовала: надо забрать Пита. Что бы ни вытворял Роджер, мой сын должен быть со мной. Хотелось — до боли в груди — прижать его к себе, чувствовать запах его волос, целовать пальчики.
Дорога до школы заняла двадцать минут, за это время я еще раз позвонила Бетси, потом маме — никого из них не было дома. Я была просто в вакууме, всем чужая, всеми покинутая. Ужасно. Пит очень смутился, когда я появилась в классе. Испугался, что мы пойдем к доктору. Я пристегнула его к детскому сиденью, сказала, что мы едем смотреть папину репетицию.
С Роджером мы еще не разобрались. Я понятия не имела, что я ему скажу, но в любом случае не позволю вести себя как ни в чем не бывало. Подъехав к Театру Данте, я впервые в жизни припарковалась в неположенном месте. Центральный вход был заперт, мы с Питом пошли к запасному, который почти всегда открыт.
В нескольких шагах перед нами шла молодая женщина, блестящие черные волосы покачивались в такт шагам. О Боже! Неужели? Я поспешила за ней, позвала ее:
«Мэри?!»
Она уже почти обернулась, но Пит потянул меня назад. Голова закружилась и отяжелела, выступил пот. Я пыталась изо всех сил пробиться сквозь внезапно загустевшее пространство — воздух между нами стал плотный, как желе. Я тянулась к ней, но не могла достать. Она злобно улыбнулась мне, надула пузырь из жвачки. Пит снова потянул меня за руку, уже сильнее.
«Мама!»
«Пит, подожди!» — пробормотала я…
— Мама, пожалуйста!
С бешено бьющимся сердцем, с грохотом крови в ушах, но и с огромным, до слез, облегчением я открыла глаза. Сон. Я была не за кулисами Театра Данте, а в собственной постели. Под головой причудливо вышитая декоративная подушка. Слишком устала вечером, чтобы скинуть. Вот откуда ощущение коврового узора на щеке. Роджер храпел, свистел носом — ни разу еще я не была так счастлива слышать эти рулады. Три часа ночи. Часы светятся, как фонарь, надо их наконец отрегулировать. Внизу заворчал морозильник. Пит стоял рядом с кроватью и тер глаза. Пижамная курточка распахнулась, в аквамариновом свете часов костлявая грудка блестела от пота.
— Я видел плохой сон, — зашептал он.
— Я тоже. У меня тоже был плохой сон.
Уложила его рядом и обняла. Влажные волосики пахли детским шампунем. Ухватила покрепче.
— Хочешь, расскажи мне свой сон.
— Нет, — прошептал он.
Маленькое тельце обмякло, и вскоре послышалось ровное, глубокое дыхание. Спит. Обнимая его, я отважилась вспомнить кошмар, связывая разрозненные эпизоды. Хотелось понять глубинный смысл этого ужаса, его роль в моем состоянии. Теперь у меня есть шанс уличить неверного мужа, разорвать мучительный брак, начать новую жизнь с малышом. Но во сне я только металась, бежала в никуда, сбитая с толку и всеми покинутая. Почему сознание породило сон, в котором те, от кого я полностью зависима, — мой адвокат, мой детектив, — были на стороне моего мужа? И почему вместо уведомления о разводе Роджер протянул мне мою фотографию в постели с любовником? Такой анализ, безусловно, гасит разрушительную силу кошмара, но я была слишком измотана. Впереди напряженный день, уже почти четыре. Я даже не заметила, как уснула глубоким, спокойным сном. Без всяких сновидений.
На сегодня все.
В.
3 марта
Я больше не просыпалась, пока в семь тридцать не зазвонил будильник. Настроение было радужное, я даже поймала себя на том, что распеваю в душе:
— Это был сон, сон, сон, всего лишь дурной сон! — С чего это ты так счастлива? — постучал в дверь Роджер.
— Просто радуюсь, что проснулась! — прокричала я сквозь грохот струй. — Счастлива, что живу на свете в такой чудесный день!
Нашла в дальнем конце полки бутылку с гелем для душа, налила на губку. Этот гель я купила сто лет назад — случайно услышала слова одной женщины, будто бы он возбуждающе действует на ее мужа. На Роджера, правда, гель такого эффекта не оказал. «Пахнет как жидкость от насекомых», — заявил он. Я поднесла губку к носу и глубоко вдохнула. Пахнет, как секс среди хвойного леса. Великолепно.
Я забросила Пита в школу и направилась к Черному озеру. Увидев дом, я затаила дыхание. Что, если сон был в руку и Мэри в самом деле исчезла? Или вовсе не было никакой Мэри? Но не успела я выбраться из машины, как дверь распахнулась и она радостно замахала мне. Я помахала в ответ своей новой лучшей подруге.
— Миссис Райан! Миссис Райан! Я так и думала, что вы сегодня приедете! И вот вы здесь!
На ней были джинсовые шорты и черная футболка, которую я сто лет назад купила на распродаже. На футболке красовалась надпись: «Я рыбак, вот и вру». До сих пор не могу понять, зачем я ее купила, — при том, что ни разу в жизни не ловила рыбу. Футболку Роджер отвез в «приют» вместе с кучей других вещей. Наверно, у Мэри весь шкаф забит барахлом, которое я покупала ни с того ни с сего и ни разу не надела.