Аркадий и Борис Стругацкие: двойная звезда, стр. 34
«Как легко заметить, понятия „Главная Тайна Города“ в романе нет. Я придумал это понятие исключительно (если не ошибаюсь) для того, чтобы объяснить „что было в папке у Изи Кацмана“. Разумеется, по большому счету именно цель Эксперимента есть ГТГ. То же, о чем мы все время говорим, есть на самом деле некая частная особенность существования людей в Городе, не слишком важная в глобальном смысле, но весьма – на мой взгляд – существенная для каждого из них персонально. Космография здесь, конечно, ни при чем – она ведь никак (или очень мало) не влияет на образ жизни подавляющего большинства „горожан“».
И добавит:
«Жизнь каждого из нас есть по сути своей Эксперимент. И не то ведь важно, ЧТО с нами происходит, а то важно, КАКИМИ мы становимся. Или НЕ становимся… Впрочем, в отличие от „УЛИТКИ“ „Град“ не содержит сюжетообразующей философской или социальной идеи (гипотезы, теории). Он задумывался и реализован был как притча о существовании человека в реальном мире XX столетия – путь от фанатика к свободомыслящему, скорбный, как выясняется, путь, ибо фанатизм лишает свободы, но зато дает внутреннюю опору, а свободомыслие приводит в ледяную пустоту, делает беззащитным и одиноким. Благо тому, кто, потеряв одну опору под ногами, находит другую (как Изя нашел для себя Храм Культуры), а что делать тем, кто поумнел достаточно, чтобы разувериться в нелепых догмах своей юности, но недостаточно, чтобы найти новую систему нравственности и новую цель существования? Сколько кругов надо ему еще пройти, чтобы обрести все это?»
В итоге ГТГ, она же Цель Эксперимента так и останется неизвестной – и, возможно, каждый из читателей «Града» пытается эту цель сформулировать для себя сам. Что, собственно, и требовалось от него, – читателя, – авторами…»
Глава третья
НЕВЕСЕЛЫЕ БЕСЕДЫ ПРИ СВЕЧАХ
За десять лет нашего знакомства с Борисом Натановичем мы беседовали на самые разные темы очень много раз. Большая часть этих бесед записывалась на диктофон и публиковалась – грешно было бы не использовать такой шанс. В общей сложности в моем архиве хранится более четырех десятков записей. Полтора десятка наиболее характерных из них отобраны для этой книги. Как мне кажется, они дают неплохое представление о том, что в разные годы волновало Бориса Натановича и что он думал о происходящем «с Родиной и с нами». Перечитывая заново эти «невеселые беседы при свечах», могу лишь удивляться – насколько злободневны многие рассуждения, высказанные, казалось бы, в совсем другую эпоху…
«Главное – чтобы не пролилась кровь»
С писателем Борисом Натановичем СТРУГАЦКИМ беседуют Борис ВИШНЕВСКИЙ и Юрий КАРЯКИН
5 марта 1992 г., Санкт-Петербург
Частично опубликовано в газете «Вечерний Петербург» 2 июня 1992 года. Полностью не публиковалось нигде.
Комментарий, это – первое интервью, взятое мной у БНС буквально через неделю после того, как Константин Селиверстов познакомил нас в кафе старого Дома писателей на улице Воинова. Беседа состоялась дома у БНС 5 марта 1992 года, и речь шла о событиях, наиболее тогда животрепещущих. Два с небольшим месяца как началась «гайдаровская» реформа, ценники в магазинах менялись с пугающей быстротой, и лейтмотив разговора был очевиден. Тогда еще трудно было предположить, что спор этот растянется на долгие годы, в течение которых и Борис Натанович, и я будем доказывать друг другу противоположное: мэтр так и останется принципиальным сторонником «гайдаровских» методов реформ, я же так и останусь их принципиальным противником…
Сегодняшнему читателю, возможно, уже не все будет понятно из этого разговора – какие-то проблемы ушли на второй план, какие-то фобии оказались ложными, а каких-то вскоре ставших предельно актуальными проблем мы тогда еще не замечали.
И все же разговор этот – как представляется – примечательный «слепок» эпохи. Март 1992-го, еще не прошла эйфория августовской победы 1991-го и еще не пришло понимание того, что впереди – тяжелые времена, которые разведут многих вчерашних соратников по разные стороны баррикад.
Б.С. Я бы предложил построить наш разговор как дискуссию. Если вы будете нудно задавать вопросы, а я буду не менее нудно читать лекцию в ответ, – это будет скучно. Давайте о чем-нибудь поспорим.
Б.В. С удовольствием. Если вы согласны, можно начать с экономики. У меня, честно говоря, довольно скептическое отношение к многому из того, что делает «Гайдар и его команда». Вы, насколько я знаю, иного мнения…
Б.С. Егор Тимурович, с точки зрения дилетанта, не делает абсолютно ничего такого, что не предлагалось бы два-три года назад. Обо всем этом писали. Либерализация цен, демонополизация, товарная интервенция за счет кредитов, повальная приватизация – ничего принципиально нового я здесь не вижу. Разница в том, что если бы все эти реформы начались два года назад, они протекали бы не так болезненно, как сейчас. Но и об этом нас предупреждали! Начальство затянуло эти реформы и довело нас до того, что мы вынуждены делать операцию без наркоза. Так что – вот мое отношение к этому вопросу.
Б.В. Кажется, возникает повод поспорить.
Б.С. Давайте.
Б.В. Демонополизация, приватизация, товарная интервенция – ведь ничего этого, по сути дела, нет! Наблюдается только один эффект: освобождение цен, при котором монополисты так ими и остались. Те, кто мог бы этот монополизм преодолеть, – развивающиеся предпринимательские структуры – задавлены непомерными налогами, о чем они криком кричат на всех углах. Правительство говорит: будем налоги снижать, мы поняли, что производство не развивается. А раньше правительству это было непонятно? Очень многое из того, что, на уровне здравого смысла, следовало бы делать, – не делается, и даже не объясняется почему…
Б.С. На некоторые вопросы я и сам бы хотел бы получить ответ. По поводу налогов – я своими ушами слышал разъяснение Гайдара, в самом начале, когда обсуждался этот чудовищный налог на добавленную стоимость. Было сказано: правительство прекрасно понимает, что, устанавливая чрезвычайно высокие налоги, оно ограничивает предпринимательскую деятельность. Это – азы. Но кризисная экономика не регулируется налогами, она практически не реагирует на размер налога. Высокий налог, как я понял, правительство назначило просто потому, что больше неоткуда взять деньги. Поскольку объявлены были мощные социальные программы, их надо было чем-то «сбалансировать». И тогда же было сказано, что эти высокие налоги – явление временное, пройдет квартал-другой, и они будут снижены…
Комментарий автора: увы, «временное», как это часто бывает, превратилось в постоянное. Не то что квартал-другой – десять лет прошло со дня этой беседы до момента написания книги. А налоги все так же высоки…
Б.В. Борис Натанович, представьте себе, что в вашей семье кончаются деньги. Книги вдруг перестают печатать…
Б.С. Да, это знакомая ситуация, мы пережили это!
Б.В. … И вы оказываетесь перед выбором – что делать? Завтра надо пойти и купить что-то на обед. «На стороне» временно не заработать. Что вы предпримете?
Б.С. Продавать имеющееся имущество!
Б.В. Вот мы и выходим на проблему приватизации. Существует огромная «махина» государственного имущества. Земля, основные фонды предприятий, незавершенные объекты, концессии на разработку месторождений… Казалось бы – продавайте это направо и налево! В том числе – за валюту; предложений масса – только выбирай! Нет, все это игнорируется. Почему?
Б.С. Боря, я – не правительство! Я и сам задаю себе этот вопрос. Почему этого не делали правительства Рыжкова и Павлова – я очень хорошо понимаю. Они не хотели выпускать из рук контроль над богатствами! Это были коммунисты, с классическим большевистско-коммунистическим подходом к этому вопросу. Они не столько хотели рыночной экономики, сколько видимости рыночной экономики. Почему сейчас этого не происходит – я, честно говоря, не знаю сам. Ведь у каждого предприятия накоплено огромное количество запасов! Взятые в свое время «на всякий случай», по дешевке, а сейчас – лежащие «мертвым грузом», благо за это платить не надо. Мне кажется, что прижимая предприятия «к стенке» отсутствием наличных денег, правительство хочет их заставить выбросить на рынок эти запасы. Но почему само правительство не продает, например, землю?