В тени луны. Том 1, стр. 19

— Какая чепуха, дедушка! Она совершенно непохожа на Сабрину.

— Красота — это не только цвет лица или его правильные черты, — резко бросил пожилой человек. — Когда-нибудь ты узнаешь это, Джулия.

Он лукаво усмехнулся, рассматривая жену своего внука смущающе-проницательным взглядом. У него не было иллюзий по поводу Джулии, и он прекрасно знал об ее неприязни к ребенку Сабрины и причину этого.

В течение первых лет в Уэйре Винтер и ее кузина Сибелла ближе узнали друг друга; они играли, катались верхом, занимались на уроках, ссорились и мирились. Винтер откровенно восхищалась красотой своей кузины, Сибелла олицетворяла для нее принцессу из сказки — ее бело-розовый цвет лица, большие голубые незабудковые глаза, золотистые локоны и чудесные, светлых тонов, с оборочками и кружевами платья с сатиновыми шарфиками (так отличающимися от одежды из темных тканей, которые Джулия считала подходящими к сиротскому и болезненному виду и цвету лица Винтер) доставляли ей детскую, искреннюю радость. Это казалось правильным и вполне справедливым, чтобы таким неземным созданием восхищались все, кто общался с ней, и Винтер не было обидно, когда ее наказывали за тот проступок, который, соверши его Сибелла, остался бы просто незамеченным.

Она не была мрачной или безжизненно вялой. Она была дочерью Маркоса и Сабрины, каждый из которых никогда не страдал от недостатка мужества в признании своих ошибок. Но у нее было несколько конфликтов с Сибеллой в течение первого года пребывания в Уэйре, и она обнаружила, что, когда у Сибеллы в конфликте с ней не получалось настоять на своем, она немедленно прибегала к помощи взрослых и те, как правило, принимали ее сторону. Винтер могла бы в споре с Сибеллой добиться своего, однако она не могла себе позволить в таких случаях поступать, подобно Сибелле, ища защиты у взрослых. Если бы она обращалась к своему прадеду, без сомнения, все решалось бы более справедливо, но она презирала свою кузину за то, что та всегда готова была бежать к своим покровительницам с каждой жалобой, она презирала подобное использование свой слабости.

Сибелла знала, что она была красивой, талантливой и являлась наследницей, потому что ей часто это говорили или она слышала об этом от других. И по тем же самым причинам Винтер знала про себя, что она непривлекательна, скучна и что она «иностранка». Она не имела понятия о том, что является наследницей крупного состояния и носит испанский дворянский титул, поскольку никто и не думал рассказать ей об этом. Ее старая тетушка Шарлотта с самого начала дала указание называть ее «мисс Винтер», и она так и осталась мисс Винтер. Зобейда рассказывала ей о Каса де лос Павос Реалес, большом доме, расположенном в парковой зоне на берегах Гумти, но не задумываясь над тем, что сейчас он принадлежит Винтер вместе с огромным состоянием отца и собственным состоянием Сабрины, оставленным ей ее матерью Луизой Коул, единственной дочерью «набоба» Ост-Индской Компании.

Сначала Хуанита писала два или три раза в год, сообщая обо всех обитателях Гулаб-Махала, делая приписку для Зобейде, которая не умела читать. Но однажды, по прошествии нескольких лет, письма прекратились и не нашлось того, кто мог бы сообщить им, что холера промчалась, как лесной пожар, по скученным лабиринтам Лакноу и забрала с собой десять жертв из розового мозаичного дворца; среди них были Хуанита, ее муж Вали Дад и старая Азиза, леди-магометанка. Со временем прошлое стало стираться из памяти и казаться Винтер немного нереальным, как если бы это было только сказочной историей, рассказанной ей в детстве. Хотя навсегда остались, спрятанные в глубине ее сердца, надежда и обещание, что как-нибудь однажды она опять попадет в Гулаб-Махал — и тогда с ней все будет хорошо.

По мере того, как проходили годы, Зобейда все реже заходила к ней поговорить о своей родине, а дни Винтер были полностью заняты занятиями в классной комнате. Индия скрылась в глубине памяти, рассеясь, как золотистый туман, и она стала забывать многие вещи, настолько, что лишь осталось одно воспоминание о красивых розовых стенах, солнечном свете, цветах и ярко окрашенных птицах… и о счастье. Таком прекрасном, таком потерянном и таком же недосягаемом, как луна.

Глава 5

Винтер исполнилось одиннадцать лет, когда ее дальний кузен, Конвей Бартон, в сопровождении уже известного нам дяди Эбенезера посетил Уэйр.

Сэр Эбенезер становился старым и его контакты с Индией с годами ослабевали. Однако его влияние в этой стране было еще достаточным, чтобы помочь продвижению племянника, и старый лорд Уэйр, узнав, что молодой человек получил хорошо оплачиваемый административный пост в только что аннексированном районе, граничащем с Оудом, выразил желание встретиться с ним и попросить его разобраться в деле с недвижимостью семьи Баллестерос, которое могло быть решено только кем-то из родственников, находящимся в Индии.

Конвею Бартону в это время шел тридцать седьмой год и он обладал еще довольно привлекательной внешностью. Несмотря на намечающуюся тучность, он был достаточно высоким, чтобы казалось, что он имеет скорее мощное телосложение, чем избыточный вес, а его белокурые волосы и голубые глаза казались немного более светлого оттенка, чем они были на самом деле, благодаря загорелой коже, как у всех, кто только что прибыл с Востока. Он был честолюбивым человеком, не слишком щепетильным там, где затрагивались его амбиции, легким в общении и превосходным мнением о своих собственных способностях.

Граф, хозяин Уэйра, всегда считал, что хорошо разбирается в характерах и людях, однако ко времени их встречи он был достаточно стар и утомлен жизнью, поэтому его суждение могло быть ошибочным: его взгляд также потускнел, и ему не только не удалось отметить признаки слабости и рассеянности, которые уже отчетливо читались на лице Конвея Бартона, но он, к несчастью, чем-то напомнил ему Джони. Возможно, память или ухудшающееся зрение сыграли с ним злую шутку, а может быть, решающую роль сыграли белокурые волосы и светлые глаза на загорелом лице. Какая бы ни была причина, однако впечатление осталось, и оно исказило суждение старого Эрла. Ему очень пришелся по душе племянник зятя, он доверил ему поручения по делам Винтер и, когда сэр Эбенезер уехал, он заставил молодого человека продлить свой визит.

Именно во время этого визита некая идея пришла в голову мистеру Бартону, который уже был знаком с историей Винтер и теперь впервые услышал рассказ о ее владениях и недвижимости. Он осознал, что этот болезненный с виду и не производящий благоприятного впечатления ребенок мог бы когда-нибудь стать наиболее подходящей партией для какого-нибудь честолюбивого человека. Отсюда был всего один небольшой шаг до осуществления идеи Конвея Бартона занять место будущего мужа. Чем больше он обдумывал эту идею, тем лучше все вырисовывалось. Ему было всего тридцать шесть лет, и он вполне мог позволить себе подождать лет шесть или десять, если потребуется, однако если только он будет уверен в исходе дела.

Мистер Бартон тщательно разрабатывал план. В настоящий момент только немногие могли проявить интерес к судьбе англо-испанской сироты, но, определенно, наступит момент, когда вереница титулованных охотников за приданым потянется представляться в Уэйр, и тогда мистеру Конвею Бартону мало что удастся предложить в сравнении с другими более подходящими соискателями руки такой наследницы. Следовательно, нужно укрепить свои позиции заранее. Мистеру Бартону не понадобилось много времени досконально выяснить положение Винтер в Уэйре, и теперь он использовал этот удобный случай.

Судьба благоволила ему, так как он приехал с Востока — из Индии, Земли Обетованной. Он поговорил однажды с Винтер об этой стране, слегка приукрасив действительность, и заметил ее внезапное оживление. С этого времени он изменил свой тон и говорил об Индии так, как никогда и не думал о ней. Его личное мнение о стране и ее жителях было невысоким (он имел в виду низкую бытовую культуру и варварство в стране, нецивилизованность и низменность ее обитателей). Однако он быстро понял, что в Индии можно сделать себе состояние, и все свои помыслы направил именно на это.