Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан, стр. 17

— А теперь нравится? — Валя перестала кружиться, присела на корточки рядом со стулом, на котором сидел Алтухов, положила влажные ладони на его колени.

Нет, не волновала его эта женщина, не возбуждала ее обнаженная плоть. Он хотел смотреть на другую, прикрытую полупрозрачной тканью.

— Знаешь, я что-то не в настроении сегодня, так что извини, Валя.

— Хорошо, — решительно сказала она, поднимаясь и запахивая полы халата. — Я знаю, в чем дело. Сейчас приготовлю ужин, как следует накормлю тебя, колбасой и солеными огурцами сыт не будешь, мы выпьем по рюмочке и тогда посмотрим, что там у тебя с настроением.

— Я и есть не хочу. Отстань.

— Юрочка, ты сегодня совсем какой-то странный. Ну расскажи, в чем дело? Ты с кем вчера встречался на Кутузовском проспекте? Вернулся поздно и пьяный?

— Откуда ты знаешь, что именно на Кутузовском?

— Я нашла бумажку с адресом на диване.

— Тебе бы Штирлица играть, а не Карлсонов, — раздраженно усмехнулся Алтухов.

— Ну, и с кем же ты там встречался? — не обращая внимания на его тон, потребовала ответа Валя.

— С Максом, ты его знаешь. Он привез меня домой после ресторана. Очень вежливый и приятный молодой человек, судя по твоим словам.

— Точно? А если я проверю? Адрес, между прочим, запомнила.

— Пожалуйста, проверяй. Могу дать номер телефона, позвони и все выясни. Он там с женой живет, — неожиданно для себя добавил Алтухов. — А меня в гости пригласил.

— С женой? Ты не обманываешь меня?

— А ты позвони и спроси. Правда, он человек богатый, три книги за год выпустил, таким нравится, когда незнакомые женщины спрашивают: «А вы женаты?» Они тут же говорят: «После того, как услышал ваш голос, можно сказать, что свободен. А как вас зовут? Может быть, мы встретимся?» Ты соглашайся, Валя, тогда-то и узнаешь обо мне всю правду, — расслабленно бормотал Алтухов. — Может, у вас роман получится, сама же говорила, что Данилов понравился тебе. Такой воспитанный, симпатичный.

— Мне не нужны никакие Даниловы, Юра. Я всего лишь хочу знать, где ты бываешь и с кем.

Алтухов разозлился.

— А почему, собственно, тебе нужно знать это? Кто ты такая, елки-палки?!

— Я думала, это уже не стоит объяснять.

— И не стоит делать далеко идущих выводов из того, что мы иногда спим вместе.

— Это называется «иногда»? — язвительно спросила Валя.

— Да плевать мне на то, как это называется! — рявкнул Алтухов. — Иногда, часто или время от времени! Если ты была моей любовницей, это не значит, что я обязан отчитываться перед тобой, где и с кем бываю. Все, вопрос закрыт.

— Я — твоя любовница?! — ужаснулась Валя. — Ты просто нахал, Юра! Немедленно извинись и назови меня как-то по-другому.

— А как по-другому это называется? — развел руками Алтухов. — Я не знаю.

— Зато я знаю, как это называется! — закричала Валя. — Пьянство и алкоголизм! И не смей даже прикасаться ко мне, не то я вызову милицию и тебе влепят пятнадцать суток! Или еще больше, если будешь рукам волю давать!

— Не волнуйся, не буду, — успокоил ее Алтухов. — Ни рукам, ни ногам, ни чему другому воли в твоем присутствии не будет. Как только увижу тебя, сразу железная команда: всем смирно! Не двигаться! Шаг вправо, шаг влево — стреляю без предупреждения!

— Спившийся негодяй! — Она выскочила из комнаты, сердито хлопнув дверью.

— От любви до ненависти один шаг… — с мрачной усмешкой пробормотал Алтухов.

За окном сгущались синие летние сумерки. Интересно, что сейчас делает Светлана? О чем думает? Как жаль, что нельзя позвонить ей, услышать ее голос. Но даже если подруга скажет завтра, что Светлана не желает больше встречаться с ним, он узнает ее адрес, найдет ее! Хотя бы для того, чтобы взглянуть издалека, просто увидеть эту необыкновенную женщину…

На кухне Валя яростно гремела кастрюлями, вымещая на них досаду за крайне неприличное и обидное для всякой порядочной женщины слово «любовница». Алтухов лег на диван, закрыл глаза. Прекрасная, стройная женщина в белых шортах и розовой маечке уплывала от него по тропинке, расчерченной резкими тенями деревьев…

— Не навсегда, — прошептал он. — Пожалуйста, умоляю тебя, не навсегда!..

10

Что не нравилось Марине в родительской квартире — так это чинные семейные ужины. Сидеть за огромным овальным столом и ждать, когда домработница Регина Васильевна поставит перед тобой тарелку, а отец поднимет неизменную рюмку водки со словами: «Спасибо за то, что мы прожили этот день», — такая тоска! Особенно теперь, когда мать уехала в круиз вокруг Европы, а отец, не желая ужинать в одиночестве, непрестанно напоминает, чтобы она не опаздывала в столовую.

Вот и приходится терпеть: он на одном конце стола, она на другом, словно в средневековом замке! Семейная традиция. А на самом деле — маскарад! Когда Максим ушел от нее и Марине пришлось вернуться к родителям, не так-то просто было заново привыкать к этому благочинию. В Крылатском было куда проще: перехватила на скорую руку — и занимайся своими делами. И она, и Максим совершенно равнодушно относились к еде. Есть что-то в холодильнике, ну и ладно. Нет? Ну тогда кому-то нужно в супермаркет идти.

Теперь все это в прошлом, одной и в супермаркет ходить лень. Неделю жила в Крылатском — растворимый кофе с крекерами да яблоко или апельсин — вот и завтрак, и ужин. А обедать Савин возил ее в ресторан. Да только в последние дни и кофе осточертел, потому и вернулась.

Сегодня на ужин была телятина с зеленым горошком, свежими овощами и маринованными шампиньонами. Блюдо получилось — пальчики оближешь, но когда в душе царствуют тоска и одиночество, даже такой лакомый кусок в горло не лезет. Марина с удовольствием променяла бы этот ужин на чашку кофе с крекерами… но чтобы это происходило в «прошлой» жизни, когда этот негодяй Данилов еще не сбежал, и все кругом было… не сказать, чтобы очень уж здорово, но, по крайней мере, понятно и удобно.

— Спасибо, Региночка, вы сегодня превзошли себя. Невероятно вкусно, — сказал Григорий Анисимович, отодвигая тарелку. Он промокнул губы накрахмаленной салфеткой, отложил ее в сторону и внимательно посмотрел на дочь. — Марина, ты почти ничего не ела, дочка. Посмотри, как Регина Васильевна к твоему возвращению расстаралась. И она, понимаешь, и я скучали тут без тебя.

— А может, приготовить яичницу, ты же любишь, Мариша? — спросила Регина Васильевна.

Двадцать лет она жила с ними на одной лестничной клетке. Еще когда Марина в школу ходила, родители, задерживаясь на службе или еще где-либо, просили: Регина, присмотрите за Маринкой, мы сегодня поздно вернемся. И Регина Васильевна присматривала, кормила девочку, выслушивала ее рассказы, утешала и ободряла. Прямо как вторая мать. С нею Марина была гораздо откровеннее, чем с родной. Разумеется, Григорий Анисимович не оставался в долгу перед доброй, бездетной женщиной — возможности для этого у заведующего отделом ЦК профсоюза работников пищевой промышленности были практически неограниченные. А потом Регина Васильевна овдовела, вышла на пенсию и предложение Григория Анисимовича стать домработницей, или, как он говорил, домохозяйкой, восприняла с радостью. Дело было даже не в пятистах тысячах, которые ежемесячно платил ей хозяин, — она просто привыкла к этому дому, скучала без его обитателей и была для них уже почти родственницей. Только ей Марина рассказала всю правду о том, что случилось у них с Максимом.

— Нет-нет, спасибо, тетя Регина, — отказалась Марина. — Все было очень вкусно, только у меня совершенно нет аппетита. Жара, проблемы в банке…

— Что за проблемы у вас появились? — спросил Григорий Анисимович.

— А ты как будто не знаешь! — сердито отозвалась Марина. — Тебе ведь срочно понадобились деньги, нагрузил Савина заданиями, а он требует, чтобы мы шли к нему со своими предложениями.

Ничего такого Савин от нее не требовал, может, кому-то и дал задание продумать вариант со льготным кредитом, но только не ей. Ему нужна была она сама, а не кредит под льготные проценты.