Убитое счастье (СИ), стр. 22

У Игоря немного отлегло от сердца. Но он понимал, что оставлять больную в таком состоянии нельзя.

Сможет ли Юля побыть некоторое время одна?

О том, чтобы отвести ее к родителям не могло быть и речи. Когда-то он осмелился завести об этом разговор и нарвался, чуть ли не на истерику.

Забрать мать к себе?

Как это воспримет жена?

Ей ведь тоже нужен покой. Возможно даже в большей степени, чем матери.

Ситуация получалась тупиковой, и выхода из нее он не видел.

Связаться с женой не было возможности, но она, словно почувствовала, позвонила сама. Узнала, что случилось, огорчилась, однако, старалась держаться.

— Не волнуйся, Игорек, все нормально. Ничего со мной не случится. Тузик меня в обиду не даст.

Тузиком дворняжку обозвала Юля. Шаблонное, избитое имя, но почему-то в устах жены оно звучало так забавно, что Игорь не стал возражать.

— Хорошо закрой окна, двери и, как стемнеет, на улицу не выходи, — напутствовал жену, чувствуя, что в данный момент напоминает сварливую бабку.

— Конечно, так и сделаю, — заверяла жена. — А что там все очень серьезно? — спросила.

— Не знаю, — честно ответил Игорь. — Выглядит она ужасно. А врач говорит, что обыкновенный невроз.

— Игорь, может, пусть она немного у нас поживет?

Такого Игорь от жены не ожидал. В его понимании, она должна была всем сердцем ненавидеть свекровь.

Хотя…

Возможно, слова Юли продиктованы страхом. Ей легче потерпеть присутствие свекрови, чем оставаться одной в пустом доме?

Кто знает?

Мужчине никогда не дано понять женщину и мотивы, которыми она руководствуется.

— Я не знаю, Юлечка. Тут есть еще одна проблема…

Он без утайки рассказал о наглой квартирантке, о том, что у нее есть ключ от квартиры и что она забрала у матери все деньги.

— Боюсь, если мать уедет, она вынесет все из квартиры.

— Что там можно вынести…

По-своему Юля была права. Ничего дорогого в квартире не было. Но все равно неприятно знать, что в твоем жилище хозяйничает кто-то чужой.

— Я бы поменял замок, даже дверь. Только денег нет.

— Может, у папы попросить.

— Не думаю, что это лучший вариант. Мы и так ему стольким обязаны. И, как ты себя будешь чувствовать рядом с моей матерью? Тебе ведь нельзя нервничать.

— Нормально буду чувствовать. Я у тебя — взрослая и самостоятельная.

— Ладно, Юлечка, давай завтра поговорим на свежую голову.

Они пожелали друг другу спокойной ночи и отключились от связи.

Но на душе у Игоря остался осадок.

Было неспокойно, и он не мог понять, от чего переживает больше: что заболела мать или, что Юля осталась ночью одна?

Глава пятнадцатая

После разговора с Игорем Юля заметно погрустнела. Хорошее настроение испарилось, словно его и не было, на смену пришла нудная тоскливость. Она никогда раньше не оставалась ночью одна. И, хотя ужас, который парализовал ее после смерти Псины, уже миновал, да и Тузик был крупнее и имел более грозный вид, Юля все равно чувствовала себя неуверенно.

Чем темнее становилось на улице, тем большую робость она ощущала. Причем, состояние ее нельзя было назвать страхом в чистом его виде. Скорее — смесь одиночества, тоски и, конечно же, незащищенности.

Она не питала иллюзий относительно Тузика. Хоть он и был большой, но в душе оставался младенцем, доверчивым, незлобным. Юля верила, что он может предупредить об опасности, но не могла рассчитывать на его защиту.

Она долго сидела на веранде, смотрела во двор сквозь узенькую щелочку в занавеске, прислушивалась к различным звукам, доносившимся снаружи.

Вроде бы, все, как всегда, ничего необычного, только ночью все воспринималось по-другому, приобретало зловещие оттенки, казалось неестественным, пугающим. Даже на самый безобидный стук или шорох разыгравшееся воображение тут же откликалось множеством неимоверных предположений, одно страшнее другого.

Успокаивало лишь спокойное поведение собаки. Звякающая цепь и громкое дыхание Тузика, которое легко проникало сквозь тонкое стекло, были для Юли самыми приятными и отрадными звуками.

В конце концов, ей надоело бесполезное разжигание собственных страстей, она вдруг с ясностью осознала, что занимается чем-то вроде мазохизма и едва ли не сознательно пытается напугать себя больше, чем боится на самом деле. Мысленно плюнула на все, тем более что веки отяжелели и слипались сами собой. Прошла в кухню, не забыв тщательно запереть дверь, подсыпала в печку угля и нырнула в постель.

Одной на широком диване было слишком просторно и неуютно, Юля долго ворочалась, пока, наконец, не забилась в уголок, скрутилась клубочком, высоко поджав под себя колени. Еще некоторое время прислушивалась к ощущениям внутри себя, иногда маленький подавал знаки легенькими толчками. Но сейчас все было тихо. Конечно же, детское время прошло, а он (или она) — послушный ребенок и давно уже баиньки. Потом Юля представила, каким будет малыш, когда появится на свет, счастливо улыбнулась и незаметно для себя погрузилась в сон.

Разбудил ее яростный собачий лай.

Что ей снилось, Юля не помнила, но сон был глубокий и какой-то тяжелый. Даже открыв глаза и включив светильник, она еще некоторое время не могла прийти в себя, понять, где находится и сообразить, что случилось.

Позвала Игоря, и лишь потом вспомнила, что его нет, и что она дома одна. А затем лай Тузика пробился сквозь туман в мозгах.

Собака чувствовала чужого, рвалась из цепи и бесилась от невозможности вырваться на свободу и разобраться с непрошенным гостем.

Странно, но осознав все, Юля не забилась в панике, наоборот, вспыхнула злость, даже не злость — ярость овладела ею.

Почему она должна прятаться у себя дома?

Почему должна бояться она, а не тот, кто забрался в ее двор?

Нелогично…

Был также и страх. Но не за себя. Она боялась, как бы с Тузиком тоже не случилось несчастье. Если и его постигнет участь Псины, она не переживет. А потому вскочила с дивана, включила верхний свет, одела халат, захватила на кухне привычную кочергу и не таясь (хозяйка она или нет?) вышла на веранду.

Тузик неистовал громыхая цепью, рвался с нее, захлебывался лаем. Юля посветила фонариков в сторону, куда была направлена его разъяренная морда. Но ничего не увидела.

Ночью под тонким лучом двор казался чужим и незнакомым.

— Что случилось, малыш? Почему ты сердишься?

Услышав знакомый голос хозяйки, Тузик на мгновенье успокоился, а потом с новой силой начал облаивать (невидимого или не видимых? Сколько их там?) пришельцев.

— Хочешь развлечься, малыш? Сейчас.

Она поймала рвущуюся с цепи собаку, обхватила за шею, нащупала и расстегнула ошейник.

— Только будь осторожным, дружок. Сейчас мы им покажем, как шастать ночью по чужим дворам.

Юля была настроена решительно. Едва пес, почувствовав свободу, рванулся в темноту, она побежала за ним.

Спотыкаясь о невидимые препятствия, Юля добежала до флигеля. Тузика не было видно, его лай раздавался где-то в стороне. Там не было дорожки, пришлось продираться сквозь невидимые ночью кусты, ветки которых больно хлестали полуобнаженное тело.

На дворе, наверное, было холодно, но Юле, охваченной азартом погони, было жарко, приходилось, то и дело смахивать пот, застилающий глаза. Лай еще некоторое время перемещался, а потом раздавался уже с одного места, где-то в районе деревянного сарая. Временами он прерывался и переходил в угрожающий рык.

Юля поняла, что собака настигла преступника, зажала его в угол. Наступил самый опасный момент.

Что делать?

Внезапно она вспомнила старую хитрость, вычитанную когда-то в книгах или увиденную в телевизоре.

— Игорь! — крикнула громко, во весь голос. — Ты пока не стреляй, чтобы собаку не задеть. Только, когда я фонариком посвечу.

Кажется, подействовало.

Что-то зашуршало громче обычного, ей даже послышалось, будто кто-то вскрикнул, и Тузик снова зашелся неистовым лаем.