Мне бы хотелось, чтоб меня кто-нибудь где-нибудь ждал, стр. 14

Прошло несколько лет, кредит я, конечно, пока не выплатила, но дела идут неплохо.

Когда умер папаша Вильме, я купила его ферму и слегка ее переоборудовала.

Я кое-кого встретила, но потом он меня бросил. Думаю, дело было в моих ручищах-лапищах.

Я взяла двух собак: первый пес явился сам, и мой дом ему понравился, второй успел хлебнуть горя, прежде чем я его «усыновила». Правит на ферме, естественно, второй. В окрестностях обитают также несколько кошек. Я их ни разу не видела, но миски они опустошают. Мне нравится мой сад — он слегка зарос, зато в нем много старых розовых кустов, не требующих особого ухода. Они чудо как хороши.

В прошлом году я купила садовую мебель из тика. Заплатила дорого, но она того стоит.

Иногда я встречаюсь с Марком Пардини, он преподает — уж не помню что — в местном колледже. Мы ходим с ним в кино или ужинаем в ресторане. Он строит из себя интеллектуала, и меня это здорово веселит, потому что сама я здесь давно уже превратилась в настоящую деревенщину. Марк снабжает меня книгами и дисками.

Время от времени мы занимаемся любовью. И это всегда бывает чертовски здорово.

Вчера ночью зазвонил телефон. Это оказались Бильбоды, с фермы у дороги на Тианвиль. Парень очень просил приехать, мол, у них проблемы и дело не терпит отлагательства.

Сказать, что мне было неохота, — ничего не сказать. В прошлые выходные я дежурила, и получается, что вот уже две недели работаю без продыху. Ну да что поделаешь? Я поговорила с моими собаками — просто так, для поднятия духа, и сварила себе крепчайший кофе. Еще только вытаскивая ключ из замка зажигания, я уже знала, что все пойдет не так. Свет в доме не горел, в хлеву было тихо.

Я подняла адский грохот, колотя в обитую железом дверь, — даже праведники, и те проснулись бы. Как выяснилось — напрасно.

Он сказал: «У коровы-то моей с задницей все в порядке, может, твою проверим? У тебя-то там как, все на месте? Говорят, ты и не баба вовсе, а конь с яйцами, вот мы и решили проверить».

Двое других ужас как веселились.

Я не отводила взгляда от их обкусанных до крови ногтей. Думаете, они завалили меня на солому? Нет, все трое были слишком пьяны и боялись нагнуться, чтобы не упасть. Так что меня прижали к ледяной стене коровника — какая-то труба больно упиралась в спину. А уж как они дергались, пытаясь справиться с ширинками… Жалкое зрелище.

Они причинили мне чудовищную боль. Словами мало что объяснишь, но я повторю, если кто вдруг недопонял: мне сделали ужасно больно.

Бильбодовский сучонок, когда кончил, сразу протрезвел.

— Да ладно, доктор, мы же пошутили, ну правда. Нечасто мы веселимся, да и мой шурин, он вот прощается с холостой жизнью, скажи, Маню!

Маню уже вовсю храпел, а его приятель снова присосался к бутылке.

Я ответила: «Ну да, конечно, я понимаю». Я даже похихикала вместе с ним, и он протянул мне фляжку. Сливовый самогон.

Спиртное лишило их сил, но я все равно сделала каждому укол кетамина. Не хотела, чтобы они дергались и мешали мне работать.

Потом надела стерильные перчатки и продезинфицировала инструменты бетадином.

Слегка оттянула кожу мошонки. Сделала скальпелем небольшой надрез. Вытащила яички. Отрезала. Аккуратно зашила все внутри кетгутом №3,5. Вложила «хозяйство» обратно в мошонки и наложила швы. Очень чистая работа.

Хозяину фермы — тому, кто вызвал меня по телефону и был особенно груб, — я пришила его яйца к кадыку.

Было около шести, когда я зашла к соседке. Мадам Брюде была уже на ногах — ей семьдесят два года, она крепкая старушка, хоть и ссохлась от возраста.

— Меня какое-то время не будет, мадам Брюде, нужно, чтобы кто-то позаботился о моих собаках… и о кошках тоже.

— Надеюсь, ничего серьезного?

— Пока не знаю.

— С кошками-то проблем не будет, хоть вы и кормите их на убой, а это неправильно — пусть мышей ловят. А вот собаки у вас слишком большие, ну да ладно — если ненадолго, я их возьму.

— Я выпишу вам чек на их питание.

— Вот и хорошо. Положите за телевизор. Надеюсь, ничего страшного не случилось?

— Цццц — ответила я с улыбкой.

И вот я сижу за своим кухонным столом. Сварила себе еще кофе и курю. Жду машину из жандармерии. Надеюсь, они хоть сирену не станут включать.

Девермон-Младший

Его зовут Александр Девермон. Он розовощекий и белокурый юнец.

Вырос в тепличных условиях. Сто процентов туалетного мыла и зубной пасты «Колгейт», рубашки из чистого хлопка и ямочка на подбородке. Хорошенький. Чистенький. Настоящий молочный поросеночек.

Ему скоро двадцать. Обескураживающий возраст, когда еще кажется, будто нет ничего невозможного. Сколько иллюзий, сколько соблазнов… Но и сколько ударов еще предстоит получить.

Но только не этому розовощекому юноше, он — другое дело. Жизнь никогда его не била. Его даже за уши никто не драл так, чтобы было по-настоящему больно. Он хороший мальчик.

Его мамаша много о себе понимает. Она говорит: «Алло, это Элизабет Девермон…» — отдельно произнося первый слог фамилии, будто еще надеется кому-то запудрить мозги. Размечталась… В наше время многое можно купить за деньги, но только не аристократическое происхождение!

Фамильную гордость не купишь. Это врожденное. Но мадам все-таки носит на пальце печатку с гербом. Что за герб? Чей? Поди зная. На щите какая-то корона и несколько лилий. Французская Ассоциация Колбасников выбрала точно такой же для своего фирменного бланка, но мадам об этом не знает. Фу-у. Папаша Девермон унаследовал семейный бизнес. Предприятие по производству садовой мебели из белой пластмассы. Мебель «Рофитекс».

Гарантированно не желтеет десять лет в любом климате.

Пластмасса — что и говорить, простовато, для кемпингов и пикников на лужайке. Куда шикарнее тиковое дерево; представляете — основательные скамьи, красиво темнеющие от времени и порастающие мхом под вековым дубом, который посадил еще прадед… Ну да ладно, что досталось, то досталось, выбирать не приходится. Кстати о мебели, это я, пожалуй, дала маху, когда сказала, что Младшенького не била жизнь. Было дело, было. Однажды, танцуя с девицей из хорошей семьи, тощей и породистой, как английский сеттер, он получил-таки щелчок по носу.

Это случилось на званом вечере, из тех, что устраивают мамаши, не считаясь с расходами, лишь бы их чада не соблазнились прелестями какой-нибудь Ханы, Лейлы и им подобных, от которых за километр несет если не серой, так кухней.

Так вот, вообразите нашего героя на таком вечере, в крахмальном воротничке и с потными ладонями. Он танцевал с этой девицей, изо всех сил стараясь не касаться ее живота своим гульфиком. Двигался враскачку и отбивал такт металлическими набойками дорогих туфель. В общем, понимаете — этак непринужденно. Молодо-зелено.

И тут эта фифа спросила его:

— А твой старик чем занимается? (Девушки всегда задают такой вопрос на подобных сборищах.)

Он ответил нарочито рассеянно, крутанув ее вокруг своей оси:

— Он президент и генеральный директор, может, знаешь, компания «Рофитекс»… Двести человек рабо…

Девица не дала ему договорить. Остановилась как вкопанная, вытаращив глаза:

— Постой… «Рофитекс»?… Хочешь сказать… презервативы «Рофитекс»?!!

Вот тебе и на! Ничего себе!

— Нет, это садовая мебель, — отвечал он. Бедняга ожидал чего угодно, только не такого. Нет, ну что за дура эта девчонка! Набитая дура! На его счастье, музыка кончилась, и он смог ретироваться к буфету, чтобы запить шампанским нанесенное оскорбление. Нет, ну надо же!

А главное — и девица-то оказалась не того круга, проныра какая-то.