Полет Жирафа, стр. 22

Принцесса на горошине

Принцесса на горошине, и нечего скрывать:
горошина подброшена в принцессину кровать.
Ну что же тут хорошего? Опаснейший сюжет.
Горошина подброшена на шёлк и креп-жоржет.
Но поутру прохожие вдруг стали замечать:
горошина подброшена в принцессину кровать.
Была б она подброшена в кастрюлю или в таз,
как это ей положено, тогда бы в самый раз.
А чтобы сытой задницей поверх продукта спать —
уж ты прости, красавица, как это понимать?
Ругаются прохожие: в стране гороха нет,
ещё не огорошены детсад и горсовет,
и ничего похожего в сельмаге не сыскать,
они ж её, горошину — подумайте! в кровать!
С кого за это спрашивать? Кому держать ответ?
За каждую горошину, которой в супе нет,
за каждую картошину, что разлетелась в дым,
за каждую галошину, в которой мы сидим.
Ругаются прохожие и поминают мать:
принцессы на горошинах, а мы не можем спать!

Исповедь тигра

Не жалею, не зову, не плачу,
что живу я так, а не иначе,
что, войдя в преклонные лета,
прожил жизнь не тигра, а кота.
Что дрожал и умирал от страха,
что ни день давал я мах за махом,
что к начальству ластился, как кот,
чтобы слопать лишний бутерброд.
Извините, зайцы и бараны,
что ушли из жизни слишком рано!
Обращаюсь к мертвым и живым:
всё пройдёт, как с белых яблонь дым.

Ну, Пушкин!

Ах этот Пушкин! Он тогда моложе,
он лучше был, и мне не позабыть
Его слова: «Любовь ещё, быть может…»
Конечно, может. Как же ей не быть!
И я твержу, я лезу вон из кожи,
свои года пытаясь превозмочь,
В надежде, что любовь ещё быть может.
Конечно, может. Как же ей не мочь?
Слова, слова… Такая вроде мелочь,
но их коварным смыслам нет числа.
Не мочь, не мочь… А там, глядишь, и немочь.
А там и немощь… Страшные дела.
Ах этот Пушкин! Наважденье наше.
Тягаться с ним — кому достанет сил?
Хотел сказать я просто: «Свет Наташа!»
но он и тут меня опередил.
Довольно слов. Куда я лезу сдуру!
Я промолчу и буду пить вино.
Ах эта русская литература!
Что ни скажи — всё сказано давно.
На этом фоне мне похвастать нечем,
и ты меня, подруга, не суди.
Я просто говорю: ещё не вечер.
Что?
Каково?
Ну, Пушкин, погоди!

Сокращение классики

Полет Жирафа - i_021.png
СОКРАЩЕНИЕ БАСНИ
Ворона каркнула во всё воронье горло,
сыр выпал, и его лисица спёрла.
Теперь её не сыщешь, не догонишь…
Чем больше каркаешь,
тем больше проворонишь.
СОКРАЩЕНИЕ ПЕСНИ
Далека ты, путь-дорога,
но, не ведая другой,
мы идём, шагаем в ногу
со своей второй ногой.
СОКРАЩЕНИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ ЕСЕНИНА
Один поэт, надвинув шляпу,
сказал в вечерней тишине:
«О, дай мне, Джим, на счастье в лапу,
дай, Джим, на лапу счастье мне!»
СОКРАЩЕНИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ МАЯКОВСКОГО
Ну как же город будет,
ну как же саду цвесть,
когда такие люди,
что страшно рядом сесть?
СОКРАЩЕНИЕ ГИМНА
Мятежной, бурною порою
воскликнул вдохновенный скиф:
«Мы наш, мы новый мир построим!»
Но где тот скиф? И где тот миф?
СОКРАЩЕНИЕ РОМАНА «АННА КАРЕНИНА»
Аня! Поезд!

Полет жирафа

Полет Жирафа - i_005.png
Театр

В купе поезда Инта-Воркута конвоир и его подконвойный.

ПОДКОНВОЙНЫЙ: Русский человек — широкий человек. До того широкий, что уже в стране не помещается.

КОНВОИР: А почему, вы думаете, такая великая русская литература? Потому что в другой литературе не поместился бы русский человек.

Вечер тихо встает за окном.

Возникает песня: «Слышен звон кандалов издалёка», но сама песня не издалёка, а из соседнего купе.

Дремлет конвоир, дремлет подконвойный, дремлет огромная родная страна.

Полет Жирафа - i_022.jpg

Полёт Жирафа

Король Жираф жил ногами на земле, а головой в небе. Граждане задирали на него голову и рычали, ржали, лаяли, мяукали, хрюкали, блеяли восторженные слова. Речевой аппарат так устроен, что, когда голову задерёшь, рот раскрывается и из него вылетают восторженные слова, а когда голову наклонишь, рот закрывается до узенькой щёлочки, шквожь которую прошачиваютшя ишключительно шипящие жвуки. Шердитые. Жлые. Жачаштую швирепые. И шкладываютшя в ошкорби-тельные шлова.

При таком высоком положении небо стало Жирафу ближе, чем земля. Ему надоел этот восторженный рык, хрюк, мяук, показалось мало жить в небе только головой, захотелось целиком в него переселиться. Он подпрыгивал, но задержаться в небе не мог и всякий раз возвращался обратно на землю. И он говорил своему тайному советнику:

— Что-то меня тянет вниз, что-то не отпускает.

Тайный советник Жук, страдая маленьким ростом, удлинял себя за счет фамилии: Жукарес де ля Жук. Получалось красиво. Он собирал для короля информацию, заползая в личную жизнь граждан, поскольку личная жизнь представляла главный объект государственных интересов. Если б не личная жизнь, государство бы процветало, все граждане были бы счастливы, но они не были счастливы, потому что им мешала личная жизнь.