Империум человечества: Омнибус (ЛП), стр. 549
— Насекомые.
Слово прогремело как набат, заставив каждую женщину закричать от боли. Из глаз Верити хлынули слезы, застывшие льдинками на щеках.
— Будьте непоколебимы, — прокричала Мирия охрипшим голосом. — За Бога-Императора…
— Теперь я ваш Бог. — От прозвучавшего голоса потрескались только что сформировавшиеся ледяные наросты. — Вы станете последними, кто противостоит Мне.
— Не теряйте веру! — судорожно рыдая, выдавила из себя старшая сестра.
В оружии все еще имелись заряды, но при всем желании Верити нажать на спусковой крючок ничего не происходило. Безысходность, острая как лезвие бритвы, резала ей душу.
Кольца породили нимб безупречного золотого света, потрескивающего загадочными концентрациями необычного излучения. Эфемерный круг расплылся по инженерной зале и поразил сестер, вторгшись в их умы с ужасающей легкостью. Лорд-пастырь намеревался сломить их.
Верити почувствовала, как ее кости будто разжижаются. Она опустилась на пол, все усилия удержаться на ногах сошли на нет, когда ей на плечи упал гнет ужасного, душераздирающего отчаяния. Все вдруг показалось ей настолько бессмысленным: каждая мысль и каждое действие ни к чему не вели, а ее никчемная жизнь выглядела всего-навсего пустой тратой вдыхаемого воздуха и крови. Она не сразу поняла, что Изабель позади нее рыдает и кричит, словно маленький ребенок. Кассандра, всегда храбрая и сильная, твердая как сталь, тоже опустилась коленями на заиндевевший пол и скрючилась, ощутив себя маленькой и ничтожной в слишком большом для нее пространстве брони.
— Трон, нет! — Госпитальерка сомневалась, кто прокричал это, зато она отчетливо видела, как сознание Мирии затуманивается все больше. Та чувствовала, как ее топят в страданиях и каждая пора тела заполняется мрачной скорбью, как становится в тягость каждый бессмысленный вздох.
«Это его рук дело! — вопила ярость внутри нее. — Ла-Хайн делает это с нами, направляет против нас собственные темнейшие страхи!»
— Мы должны бороться, — прокричала со слезами на глазах Мирия, хватая Верити за плечи и встряхивая. — Мы не можем позволить ему остановить нас.
Госпитальерка боролась, как могла, но видела перед собой лишь размытые очертания боевой брони Сороритас и лицо несчастной покойной кровной сестры, оглядывающейся на нее.
— Лета, Лета, — всхлипнула она. — Не покидай меня! Прошу… Я погибну без тебя.
Пещера горя в ее сердце, к которой она не приближалась после смерти своей сестры, разверзлась и поглотила ее целиком.
Мирия тряхнула головой, пытаясь сбросить с себя телепатическое колдовство лорда-пастыря, но мощь его разума сковала и окутала ее душу. Куда бы она ни взглянула, повсюду видела лица мертвецов, идущих один за другим скорбящих покойников, чьи жизни переплетались с ее собственной жизнью на полях сражений. Лета и Иона, Порция и Рейко, их печальные взгляды и пустые души преследовали ее, выкрикивая ее имя, укоряя своим печальным шепотом. Кроме них были целые шеренги других, тех, с кем она бок о бок сражалась в прошлом и кого пережила: сестра Рахиль, убитая в разбомбленных руинах Старлифа снайперским лазерным выстрелом предателя-гвардейца, Никита и Маделин, сгинувшие в катакомбах Пар Унуса, многие другие. Ее боевые сестры и все, кто погибли по ее вине, окружили ее, уничтожая скорбными стенаниями. Мысли путались, и она почувствовала, что близка к тому, чтобы сойти с ума.
Мирия рухнула на ледяной пол и вскрикнула, когда что-то острое вонзилось в ладонь. На мгновение боль прояснила мысли. Из ее ладони торчала блестящая золотая аквила на порванной ониксовой цепочке. Знамение!
Она закружилась на месте, размахивая своим пистолетом и рыча, цепляясь за последние остатки рвения:
— Я отрекаюсь от тебя! Ты ложен, пастырь! Я нарекаю тебя предателем!
— Пусть так. — Темные глаза Ла-Хайна вспыхнули, когда он начал концентрировать кольцо психической силы. Мирия заметила рядом с собой Верити. Госпитальерка сжала потертый кусок своего розариуса и сунула его в ладонь Мирии.
— Не можем… позволить колдуну… жить… — выдавила она, произнося каждое слово с неимоверным усилием.
— Верно, — сказала Мирия, подтаскивая Верити к себе. — Во имя Бога-Императора, мы не склонимся пред тобой, Ла-Хайн!
— Тогда умрите, — изрек он, и в сторону обеих понеслись визжащие на всю залу потоки нечестивого колдовского огня.
— Вера! — крикнули женщины в один голос. — Вера несокрушима!
Глава восемнадцатая
Aspiritu dominatus, Domine, libra nos.
Священные слова Феде Империалис, благочестивой боевой молитвы Сороритас, звучали в умах и сердцах Верити и Мирии. От молнии и бури, Император наш, избавь нас. От чумы, обмана, искушения и войны, Император наш, избавь нас. От бедствия Кракена, Император наш, избавь нас. Две женщины прижались друг к другу, отведя взгляды от развернувшейся вокруг картины ада; каждая сжимала серебряную цепь розариуса. Тонкая нить с бусинами представляла собой простой символ — небольшая вещица, служившая иконой личной преданности, меркнущей в лучах славы и великолепия великих церковных артефактов. Но сейчас она являлась не чем иным, как маяком веры для Верити, ее знаком верности сестре Мирии. Колдовской огонь ревел над обледенелым каменным полом, окутывая их голубоватым светом молний, но они продолжали молиться. От богохульства Падшего, Император наш, избавь нас. От порождений демонов, Император наш, избавь нас. От проклятия мутанта, Император наш, избавь нас.
Легенды гласили, что вера Сороритас была настолько крепка, что ни один псайкер не мог сломить их преданность, что лишь самый ужасный из всех колдун мог осквернить их чистоту. Говорилось, что, когда сестра преисполнена набожностью, в миг, когда она находится в состоянии целомудренной жертвенности духу Бога-Императора, окружающий ее щит веры способен отвести от ее разума любые заблуждения и порочность. Лишь когда вера достигала предела прочности, Сороритас могла в полном смысле слова познать силу своей фанатичности.
Мирия стиснула серебряный розариуса и прокричала слова молитвы, взывая к небесам:
— A morte perpetual.
Пробившись сквозь треск психического пламени, голос Верити завершил последнюю строку:
— Domine, libra nos.
Обжигающая убийственная жара спала так же внезапно, как возникла, вновь сменившись пробивающим до костей холодом. Верити распахнула глаза и увидела стоящую перед ней Мирию, изо всех сил сжимающую свой розариус.
— Мы… мы невредимы… Во имя Трона, мы отвели ветер смерти. Одной лишь верой мы сделали наши души крепкими, как броня!
Глаза Мирии сверкнули, когда она взглянула в ответ, не выпуская свой плазменный пистолет из руки в бронированной перчатке.
— Да… Да, дорогая сестра, Катерина хранит нас. Мы выстояли.
— НЕТ! — Ярость Ла-Хайна сотрясла залу. — Этого не может быть! Вы должны быть мертвы, назойливые шлюхи!
Боевая сестра отпустила розариус и посмотрела на врага.
— Я умру, когда меня призовет к себе Бог-Император, а не когда станет угодно лживому сумасбродному психопату. — Она выпустила несколько плазменных зарядов, с шипением испарившихся в ауре лорда-пастыря. — У тебя не получилось сломить нас, Ла-Хайн. Посмотрим, насколько крепок ты!
К удивлению Верити, селестинка метнулась к раскаленному добела ореолу энергии, ее черные керамитовые перчатки заискрились, сомкнувшись на поверхности одного из вращающихся колец. Она выкрикнула ее имя, но останавливать было уже поздно. Внезапным ярким всполохом молнии движение кольца увлекло за собою Мирию, втянув ее прямо в пси-сферу диакона. Внутри орбиты ореола женщина казалась мерцающим проблеском, словно в пределах радиуса механизма время текло иначе.
Резкое и ужасное ощущение дислокации. Такое чуждое и в то же время знакомое. Она всякий раз испытывала подобное чувство, когда, будучи на борту звездолета, погружалась в миазмы варп-пространства. Органы чувств Мирии на краткий миг помутились, и она подавила в себе приступ поднимающейся к горлу желчи, когда мир вокруг начал меняться.