Мир Кристалла (гепталогия), стр. 178
– Но, господин… Они же…
– МНЕ ПЛЕВАТЬ!
Вот теперь Ральф Норман постиг управленческий метод Джона Рэда – что делать, такова жизнь. Еще час – и его отряд покидает лагерь, двигаясь по следу обидчика, счет к которому теперь вырос до прямо-таки астрономических значений.
А дождь усиливается.
Глава 12
Да, ночь не назовешь тихой. Ночь воет ветром, звенит ливнем и огрызается вспышками молний. В какой-то момент Арье даже кажется, что приютивший их сарай просто сдует ледяным ветром. Нет, хотя крыша убогого сооружения и протекает во многих местах, на земляном полу собираются лужи, а сквозняки, кажется, дуют со всех сторон одновременно, сарай пока стоит.
– Она горячая, – тихо говорит Ребекка, прижимая ребенка к груди. – Господи, она совсем горячая!
Арье с отчаянием смотрит на жену. На девятилетнего сына, нахохлившегося в углу, и тоже не вполне здорового. На два узла, составляющих весь их дорожный скарб. На что угодно, лишь бы не смотреть на закутанную в тряпки девочку, которой еще и полугода не исполнилось…
«Не дойдем».
Еще он чувствует гнев.
«Господи, если мы и правда Твой избранный народ…»
– Приготовь ужин, – говорит он жене. – Песах, возьми сестренку. Постарайся ее согреть.
– Ужин?
– Все, что у нас осталось.
Он выходит под дождь.
«Бог не мог отвернуться от нас. Я никогда Его не подводил. Я был хорошим портным. Хорошим мужем… Он просто занят. Я напомню Ему».
Если бы Арье остановился и подумал над тем, что он делает, то конечно же решил бы, что сошел с ума. Он не останавливается.
– Я приведу первого встречного, – говорит он, поднимая лицо навстречу упругим струям дождя. – Пусть он будет разбойник, пусть убийца, пусть даже один из тех, кто сжег наш дом в Зеленом Логе. Я приглашу его разделить с нами трапезу. У нашего очага… Это ведь доброе дело? Всю еду, все, что осталось. Только пусть она поправится. Пусть…
Оскальзываясь на мокрой траве, он выходит к тракту и останавливается в недоумении. На что он рассчитывал? Кто, какой безумец отправится в путь по такой погоде? Кого он собирался звать к своему очагу, или, давайте называть вещи своими именами, к жалкому костру на мокром земляном полу заброшенного сарая?!
«Бог пошлет… кого-нибудь».
Их трое – три всадника на черных, как ночь, лошадях, и, похоже, дождь совершенно не доставляет им беспокойства – они едут шагом, бок о бок, и разговаривают.
«И с чего я взял, что всаднику захочется делить кров с бедным евреем?»
Они останавливаются, замирают в седлах, уставившись на одинокую фигурку на обочине. В темноте Арье кажется, что глаза всадников чуть светятся желтым. Чуть.
А потом сверкает молния, и он понимает, что ему не показалось. Демоны. Перед ним в седлах сидят самые настоящие демоны.
Почему он не отступил? Не бросился прочь с криком? Не упал в обморок? Что сыграло роль? Отчаяние? Данное – кому? – слово? Еврейская упертость, перед которой, говорят, даже воды морские в свое время расступались? Или просто собственная судьба была ему безразлична? Уже – безразлична, потому что там, в сарае, у него умирала дочь?
– Вы устали, – произносит промокший насквозь человечек, снизу вверх глядя на сидящих в седлах. – Разделите с нами ночлег и ужин… скромный, но все… что есть…
– Он плачет.
– Да. Странный.
– Обычно, когда в гости зовут, не плачут.
– И время у нас есть.
– Веди, мы принимаем твое щедрое предложение.
Арье суетливо изображает полупоклон, долженствующий выразить одновременно и благодарность, и приглашение следовать за ним, поворачивается и на подгибающихся ногах спешит к смутной тени за пеленой дождя, туда, где должен находиться сарай.
Лошади шагом следуют за ним.
С появлением гостей в сарае сразу становится тесно, особенно когда они вводят под крышу лошадей. Один из гостей («одна», поправил себя портной, вглядевшись) сразу принимается их расседлывать. Двое других обводят взглядом помещение и, не сговариваясь, морщатся.
Больше всего Арье боялся, что жена или сын, увидев демонов, поднимут крик. Ничего подобного. Ребекка, лишь бросив на гостей взгляд, немедленно принимается подкладывать ветки в костер – «образцовая жена, – с горькой гордостью думает Арье, – да и после того, что она видела и пережила, чего ей бояться?» – а Песаху, похоже, все равно – он сидит у костра, качая на руках сестренку, и не обращает на окружающее никакого внимания.
– Ребенок болен, – говорит самый высокий и грузный из гостей. – Займись.
– Дай сюда! – беззлобно произносит его товарищ, забирая сверток у оторопевшего мальчишки. – Глянь, тряпье, а вшей нет. Молодцы.
Затем он делает что-то – что-то, от чего девочка перестает задыхаться и принимается тихонечко сопеть. Заснула.
– Пусть спит, – тем же спокойным голосом произносит целитель. – Э, ты, я вижу, тоже сопливый. Ну-ка…
Снова непонятный, в своей незавершенности, жест левой рукой, и все. Все?!
– Бог есть.
– Знаешь, Акут-Аргал, по-моему, они меня за бога приняли, – весело произносит Виза-Ток, глядя на стоящих перед ним на коленях людей.
– Это ж каким слепым надо быть, – комментирует события женщина, возившаяся с седлами.
– Я ваш должник, – шепчет Арье. – Все, что хотите, все, что угодно…
– Ужин, – отвечает тот, кого назвали Акут-Аргалом, с подозрением принюхиваясь к содержимому котелка. – Это у вас что – вода?
– Все, что…
– Генора-Зита, нам нужны продукты. Тебя как зовут?
– Ребекка, мой господин.
– Дай Ребекке продукты.
– Лови.
Генора-Зита не оборачиваясь – она возится со снятым с лошади седлом, что-то там подгоняя, – делает взмах рукой. Мешок большой, и он едва не сбивает Ребекку с ног.
И он полон еды.
– Ну, – говорит Акут Аргал, – давайте знакомиться. Как нас двоих зовут, вы знаете, а ваш спаситель – это Виза-Ток, прошу любить и жаловать.
Он вертит головой, горестно вздыхает и, сведя ладони перед грудью, что-то шепчет. Земля вздрагивает, и из нее вырастает с десяток столбов, глиняных, высотой примерно по колено. Арье сдавленно охает, а Ребекка роняет мешок.
– Садитесь, – говорит Акут-Аргал и подает пример, усаживаясь на один из нерукотворных стульев. – Сейчас будет горячее… правда, Генора-Зита?
– Будет. Высуши только хозяина, а то он заболеет, и кормить будет некого. Я отсюда слышу, как он стучит зубами.
– Да, точно. – Одежда на Арье начинает шевелиться и окутывается паром, сразу становится тепло.
– И щели заделай. Дует.
– Это пусть Виза-Ток. У меня на седле ремень отрывается.
– Сделаю, – кивает Виза-Ток. – Мне не жалко.
И действительно, дуть сразу перестает.
– Итак?
– Я Арье, – поспешно говорит Арье. – Арье Хейфец. Портной из местечка Зеленый Лог. Хотя, по правде сказать, бывший портной. А это моя жена Ребекка, мой сын Песах и моя дочь Вита. Если бы не вы…
– Зеленый Лог. – Акут-Аргал сдвигает брови, что-то вспоминая, затем кивнул. – Помню, дня три пути отсюда. А почему тогда вы сидите в этом сарае с больным ребенком?
Арье вздыхает.
– Видите ли, – говорит он, – мы и правда жили в Зеленом Логе. У нас был дом и хорошая работа. Я и правда хороший портной.
– Тогда иди сюда! – похоже, эта демон-женщина, Генора-Зита, мыслит категориями сугубо практическими. Арье кланяется Акут-Аргалу, мол, извините, что прерываюсь, и идет зашивать ремень на седле.
– Ты продолжай, – Виза-Ток подходит сзади и сует Арье в руки глиняный кубок с чем-то восхитительно горячим. Бульон? Боже!
– А…
– Им тоже достанется.
– Спасибо! – Арье пытается вложить в эти слова все, что чувствовал, и не может. Он смотрит на плачущую Ребекку с маленькой Витой на руках, на вцепившегося в такой же глиняный кубок совершенно счастливого Песаха и поспешно смаргивает слезы…
– Ты рассказывал про сарай, про то, почему вы тут.