Монтенегро (ЛП), стр. 5

— Кимари-Аяпель прочитал след твоих рук на яите и теперь хочет с тобой встретиться.

— Кто такой Кимари-Аяпель? — спросил канарец. — И почему я должен к нему идти? Если он хочет меня видеть, пусть сам и приходит.

С этими словами он привалился потной спиной к стене хижины. Толстуха с силой встряхнула его, сердито глядя в упор маленькими блестящими глазками:

— Если Кимари-Аяпель велит, ты должен идти, иначе тебе нет места среди пакабуев.

— Это еще почему?

— Приказы Кимари-Аяпеля не подлежат обсуждению.

На миг Сьенфуэгос задумался, но потом покорно кивнул:

— Черт с тобой! Я пойду. Может, мне повезет, и я увижу, как изумруд растекается зеленой жижей.

— Кимари-Аяпелю нет необходимости совершать чудеса.

— И в чем же тогда его сила?

— Кимари-Аяпель и есть настоящее чудо.

Сьенфуэгос оглядел ее с любопытством.

— И что же это за чудо?

— Самое большое чудо, какое мог создать Мусо.

— Это ничего не объясняет.

— А больше тебе и не нужно ничего знать. Сам всё увидишь.

— И когда же?

— Завтра. На рассвете мы отправимся в путь.

3 

Как только забрезжил рассвет, Мауа повела Сьенфуэгоса по тропке, то и дело теряющейся в чаще, словно хотела скрыть собственное существование. Толстуха частенько вставала как вкопанная и делала большой крюк, объясняя, что на пути скрывается ловушка, и если в нее упасть, то умрешь, потому что тело проткнут заточенные колья.

В остальном путешествие оказалось спокойным. Тропа привела к берегу широкого озера, которое скорее напоминало русло разлившейся реки, что затопила долину и оставила от нее лишь множество островков, большинство из них возвышались над водой не более чем на три ладони. Здесь путники остановились, чтобы пообедать.

— Расскажи мне еще о Кимари-Аяпель, — попросил канарец, ковыряя в зубах в попытке извлечь застрявшие в них волокна манго. — Должен же я знать, кого увижу. Он колдун или целитель?

— Сам увидишь, — упрямо отвечала старуха.

— Только предупреждаю, что если ты надеешься меня поразить, тебе это вряд ли удастся, — не без ехидства заметил он. — Я видел все чудеса этого мира: от адмирала Колумба до каннибалов, которые сожрали моих друзей. Видел, как из недр земли рвутся наружу струи огня, видел мертвецов, застывших во льду, видел гору, растекшуюся огромной грязной лужей, видел старую ведьму, что растворилась в воздухе... Я видел все чудеса этого мира!

— Все, кроме Кимари-Аяпеля.

— Надеюсь, у него нет рогов?

В скором времени Мауа велела ему раздвинуть ветви ближайших кустов, и то, что сперва выглядело как ствол поваленного дерева, оказалось двумя длинными пирогами, сложенными словно половинки целого ствола.

Сьенфугосу не стоило почти никаких усилий оторвать пироги от ствола, к которому они были прибиты, и он удивился, что весят они меньше бревна толщиной в три ладони.

— Что это? — спросил он. — Никогда не встречал такой легкой древесины. Из чего они сделаны?

— Ее доставляют оттуда, с той стороны реки. Говорят, что, когда Мусо создал леса, он с таким удовлетворением вздохнул, что от этого вздоха в земле образовалась дыра, из которой и выросло невесомое дерево. Тащи их в воду! — приказала Мауа.

Канарец подчинился, вновь подивившись, сколь легки на плаву оказались эти лодки из почти белой древесины; они так раскачивались под легким ветерком, что грозили вот-вот перевернуться или зачерпнуть воды через край.

Весло, тем не менее, было из темной и крепкой древесины пальмы чонта. Когда они проплыли примерно лигу по лабиринту островков и деревьев, растущих прямо в озере, впереди показался прекрасный остров, покрытый цветами и пальмами, так что напоминал настоящий сад посреди джунглей.

Искусно лавируя между мелкими островками, они стали огибать его по дуге, пока, наконец, не добрались до пляжа с золотым песком, прямо за которым открывалась широкая луговина, а на ней стояла хижина с большими окнами. Когда Сьенфуэгос выскочил из лодки на берег и протянул руку старухе, чтобы помочь ей выйти, так лишь покачала головой и вновь взяла в руки весло, оставшееся на дне пироги.

— Дальше ты пойдешь один, — сказал она. — Мне пора возвращаться.

Не дожидаясь ответа, она уплыла с проворством, совершенно неожиданным для женщины ее габаритов. Сьенфуэгос не успел даже моргнуть глазом, как она исчезла среди деревьев.

— Мне это не нравится, — произнес он, глядя ей вслед. — Совсем не нравится.

Он снова повернулся лицом к дому и вдруг заметил, что кто-то наблюдает за ним из окна. Подойдя ближе, он увидел, что это довольно молодая женщина, среднего роста, с очень светлой кожей и плоским лицом, на котором выделялись темные выразительные глаза.

— Привет! — сказал он, стараясь казаться любезным, хотя в душе ощутил глубокое разочарование, потому что ожидал увидеть нечто большее, нежели малопривлекательная индианка. — Так значит, ты и есть Кимари-Аяпель?

— Я Кимари, — ответила девушка неожиданно нежным голоском. — А Аяпель — она.

Только сейчас канарец обнаружил, что слева от нее, за косяком окна, стоит еще один человек. Приглядевшись, он понял, что это тоже девушка, как две капли воды похожая на первую.

— Вот это да! — воскликнул он, немного сбитый с толку. — Этого уж я точно не ожидал! Так я могу войти?

— Разумеется, — уверенно произнесла Аяпель чуть хриплым и решительным голосом. — Ты забрался так далеко не для того, чтобы торчать снаружи. Скоро пойдет дождь.

— Думаешь? — глупо спросил канарец, чувствуя себя одураченным, ведь он шел сюда в надежде отыскать несуществующее чудо. — А на заре была чудесная погода.

Он вошел в хижину, постояв на пороге, пока глаза не привыкли к темноте. Первым делом его внимание привлекло несметное количество великолепных изумрудов, целые груды которых высились на некоем подобии широкого стола, что тянулся вдоль трех стен хижины.

— Вот черт! — воскликнул он, завороженный сиянием изумрудов. — Если это действительно те самые камни, за которые в Европе платят огромные деньги, то вы, несомненно, богатейшие женщины на планете.

— Они не наши, — покачала головой Аяпель. — Мы лишь охраняем их. Они принадлежат нашему племени.

— А это правда, что вы можете превращать их в воду?

— Да, иногда. Но сейчас не время для этого.

— Понятно. Надеюсь, что я доживу до этого времени.

Сьенфуэгос заметил, что они так и не двинулись с места: Кимари по-прежнему стояла возле окна, а Аяпель рядом с ней. Он обратил внимание, что обе одеты в одинаковые длинные белые туники с зелеными полосами, скрывающие тела от шеи до щиколоток. Пока Сьенфуэгос пытался подобрать слова, чтобы как-то сгладить возникшую неловкость, обе женщины разом шагнули ему навстречу, и тут он увидел нечто такое, от чего едва не свалился от неожиданности.

— Боже благословенный! — воскликнул он. — Но это невозможно!

Ему потребовалось время, чтобы вновь овладеть собой и своими мыслями; ему вдруг показалось, что либо собственные глаза его обманывают, либо перед ним действительно не две разные женщины, а скорее одно существо с двумя головами, но при этом лишь с двумя руками, хотя было ясно, что ног все же четыре.

— Что это? — ужаснулся он. — Я сошел с ума?

Он прислонился к толстому столбу, поддерживающему крышу, и соскользнул вниз, на тонкую циновку, силы совершенно его покинули, как будто ему и впрямь перерезали сухожилия.

В свою очередь, Кимари-Аяпель — кем бы ни было это существо — остановилась в пяти шагах от него. Казалось, ее — или все же их? — немного позабавило, что они произвели на него столь ужасающее впечатление.

— Не пугайся, — прошептала первая — робко и тихо. — Мы вовсе не адское чудовище, а всего лишь два человека, которые родились сросшимися вместе.

— С-с-сросшимися? — переспросил канарец, — Но как такое возможно?

— Никто не знает, — просто ответила она. — Мусо пожелал, чтобы это случилось, и это произошло.