Увязнуть в паутине (ЛП), стр. 19

И какой из этого мы делаем вывод? — спросил сам себя Шацкий. А такой, что каждый на меня пялится и каждый от меня чего-то хочет. И такой, что передо мной нет никакого пространства. И такой, что я пленник собственной семьи, крючок, на котором висит вся эта заразная конструкция. Или система, как называл ее Рудский.

Что-то не давало ему покоя в расставленных на столе предметах. Ему казалось, что он расставил не все. Тогда подкинул еще брата в виде коробочки для скрепок, но брат стоял сбоку и, скорее всего, никакого значения не имел. Смерть, подумал Шацкий, поищи, где есть смерть. Найди кого-то, в отношении которого мог остаться траур. Дед с бабушкой? Не похоже, все умерли в приличном возрасте, успев со всеми попрощаться. Может, какие-нибудь родственники? У матери Шацкого имелась сестра во Вроцлаве, только тетка отличалась завидным здоровьем. У отца был младший брат, проживающий на Жолибоже. [44] Погоди, погоди. Шацкий вспомнил, что у отца имелся еще один младший брат, который умер, едва ему исполнилось два года. Сколько было тогда отцу? Года четыре, пять? Теодор вынул из кармана пачку сигарет, подумал немного и поставил ее рядом с «отцом», практически напротив «Шацкого». Что интересно, покойный дядя глядел прямо на него. Теодору сделалось не по себе. Ему всегда казалось, что его имена взяты от дедушек: Теодор по отцу отца, а Виктор по отцу матери. Теперь до него дошло, что покойного отцовского брата тоже звали Виктором. Странно. Неужели отец дал ему имена собственного отца и покойного брата? Может, и потому-то их отношения и до сих пор были такими запутанными. И почему этот чертов умерший дядя на него пялится? И имеет ли это какие-то последствия лично для него? Или же для его дочки? Хеля тоже глядела на дядю. Шацкий отпил воды, неожиданно во рту страшно пересохло.

— Привет, если хочешь, можем сброситься на кубики для тебя, — из двери торчала голова прокурора Ежи Биньчика. Вот уже два года, именно столько были они знакомы, Биньчик представлял загадку для Шацкого. Вот как можно быть в одно и то же время лентяем и карьеристом? — задумывался он всякий раз, когда видел Биньчика, его залысины, помятый пиджак и галстук из таинственного китайского материала. Можно ли вообще произвести настолько тонкий ПВХ, чтобы его можно было завязать в узел?

— Зимой у вас должно было быть тяжко? — сочувственно произнес Шацкий.

— А чего? — наморщил брови Биньчик.

— Ведь если двери только снопиком прикрывали, [45] так наверняка же ужасно дуло.

Биньчик побагровел, тем не менее, он сунул руку и изо всех сил постучал в дверь кабинета Шацкого.

— Лучше? Поскольку я воспитывался на Хожей, [46] так что ты уж звыняй.

— Да нууу? Выходит, в Новом Двоже [47] же тоже есть улица Хожа? — у Шацкого было страшное желание на ком-нибудь отыграться.

Биньчик только зубами заскрипел.

— Я слыхал, что ты с нами работаешь по товару с Центрального.

— Может быть, с понедельника.

— Шикарно, так ты бы, может, просмотрел на этой неделе материалы дела, нашел эксперта, чтобы тот оценил рыночную стоимость наркотиков, и написал постановление о привлечении экспертного заключения…

— На этой неделе понедельник уже был. Я имел в виду будущий понедельник.

— Будь человеком, Тео. Мы завалены работой выше крыши, не успеваем, скоро срок задержания закончится, а надзор поджимает.

Так вот что у тебя болит, подумал Шацкий. Боишься, что не блеснешь на Краковском, что тебя не запомнят человеком способным, который мог бы пригодиться в объединенных расследованиях, но только таким, что не может закрыть следствия в срок. Ну что же, возможно, пару раз придется посидеть и до пяти вечера. Переживешь, мужик. И твой дружок тоже. Бездельники чертовы, а потом еще громче всех удивляются, что у прокуратуры плохая пресса.

— Не удастся, ты уже прости. Может и на следующей неделе мне не удастся.

— Ты так не шути. — У Биньчика было лицо испорченного ребенка. — Ведьма же тебе сообщила.

— Говорила, что такая возможность имеется.

— Я уже говорил тебе, что работать с тобой — это кошмар?

— Не беспокойся. Меня должны перевести. Так что тебе будет спокойнее.

— Да ну. И куда? — Биньчик явно оживился.

— На Краковское, в надзор. Говорят, им нужен кто-нибудь, кто надзирал бы за следствиями в Средместье. Результаты у нас все хуже и хуже.

Биньчик лишь выставил средний палец и ушел. Шацкий ответил ему тем же жестом, но только после того, как двери закрылись. После того глянул на расставленные на столе предметы, вынул из расстановки себя — дырокол — и положил на подоконнике.

— Пора чего-нибудь изменить, — произнес он вслух, пробил дырки в визитке Гжелки и набрал номер. Та сразу же его узнала, и они договорились на пять вечера в кафе на углу Нового Швята и Фоксал. Шацкий все еще слышал ее низкий голос, говорящий, как приятно она удивлена, когда потянулся за материалами по разбою. Даже когда увидел приклеенную на первой странице карточку с заметкой: «Сравнение расходов — не забывай!», он не перестал улыбаться.

5

В теории все выглядит лучше. К примеру, договориться с девушкой попить кофе. Делают так мужики или нет? Тем временем, Шацкий чувствовал себя словно человек, у которого неожиданно во время путешествия по безграничью Казахстана ужасно разболелся зуб, и который знает, что единственным спасением будет визит у местного дантиста. Его слегка трясло, хотя вовсе не было холодно, в левом ухе шумело, ладони были холодные и потные. Он чувствовал себя шутом в своем костюме и плаще, когда у окружающих, самое большее, накинутые на футболки ветровки.

Похоже, в городе что-то случилось, потому что на аллеях стояла бесконечная череда трамваев, а машины, едущие в сторону Праги, стояли в гигантской пробке. Шацкий подумал, что Гжелка наверняка опоздает, потому что остановилась именно та трасса, по которой девушка должна была ехать, чтобы добраться на Новый Швят из редакции «Жепы». Но так даже лучше, поскольку ожидающий находится в более комфортной ситуации. Теодор прошел мимо старого здания Польской юридической академии, подождал зеленого света и перешел Аллеи. Взял листовки у нескольких студентов. Эти бумажки не нужны были ему и даром, но Вероника научила его брать, поскольку таким образом он помогает людям, работа которых не была такой уж легкой или хорошо оплачиваемой. На эмпике [48] висел плакат, рекламирующий новую, уже третью часть Splinter Cell. [49] Одна из любимых его игр, охотно еще раз можно будет воплотиться в роль разочарованного крутого бойца, Сэма Фишера.

Шацкий прошел мимо легендарного кафе «Аматорска», перебежал улицу Новый Швят в недозволенном месте и добрался до улицы Фоксал. Пани редактор Моника Гжелка уже ждала в садике при заведении. Девушка сразу же заметила прокурора и замахала рукой.

— Вижу, пан передвигается шаркающей кавалерийской походкой, — сказала она, когда Шацкий подошел к столику.

— Но без плаща с кровавым подбоем, [50] — подал тот руку в знак приветствия.

— Жестокий пятый прокуратор Средместья?

— Не бойтесь, пожалуйста. Думаю, что население Варшавы предпочтет освободить красивую женщину, а не Варраву. — Шацкий поверить не мог, что ляпнул подобную дурость.

Та рассмеялась, похоже, от чистого сердца, а Шацкий искривил губы в усмешке, он не мог отойти от шока. А ну, если бы она выбрала какой-нибудь другой роман? Такой, которого он не знал? Сошел бы за дурака, как пить дать. Теодор уселся, пытаясь делать вид уверенного в себе и скучающего человека. Плащ он повесил на спинку соседнего стула. Теперь он глядел на журналистку и размышлял, не было ли его вчерашнее мнение о ней излишне суровым. Имелась в ней свежесть и энергия, которые только прибавляли ей привлекательности. В блузке-распашонке, с черным камнем, украшающим декольте, девушка выглядела прелестно. И у Шацкого тут же появилось желание сделать ей комплимент.