Стылый ветер, стр. 49

– Мы, конечно, могли бы просто посмеяться над глупостью инквизиторов. Но то, что нам сообщил Конрад... Испугавшись мнимого пришествия Сатаны, они готовы призвать Сатану настоящего! Кто, как не они, мучители людей, выискивающие и придумывающие повсюду козни диавола, кто, как не они, питающие его ежечасно своей нетерпимостью и звериной жестокостью, сумеет вызвать в этот мир настоящего Сатану?! От испуга, от злобы, по ошибке – какая разница? Дьявол воспользуется любой из возможностей. И тогда, воспользовавшись открытием Карла Готторна, они вызовут ТОГО, кто единственный может спасти их пошатнувшуюся власть над душами миллионов... Может быть, совершить это задумали далеко не все инквизиторы, но кардинал Джеронимо... По крайней мере, я знаю наверняка, что он чернокнижник.

– Стало быть, в полнолуние они хотят провести обряд и вызвать... – Сигизмунд осекся. – Как хотите, – продолжал он, чуть помедлив, – но я намереваюсь этому помешать... Джеронимо Ари! Вот она, голова адской змеи. Так на то нам и шпаги, чтобы...

– Убийство одного прелата ничего не решит! – в один голос вскрикнули Конрад и Антонио. А Бендетто утвердительно кивнул.

– Я так полагаю, что у вас есть более эффективный план? – саркастически усмехнулся силезец.

– Да! – хлопнул рукой по столу профессор Кастелли. – Я могу предложить вам кое-что. Сейчас вечер девятнадцатого октября. Полнолуние будет в ночь с двадцатого на двадцать первое, так что у нас ровно сутки. Учитывая, что Карл Готторн не появился, и теперь уже вряд ли появится, попытку провести разработанный им ритуал без него считаю бессмысленной и даже опасной. Но мы можем сделать нечто другое. Я, как и Готторн, кое-что смыслю в магии. Инквизиторы, конечно, не откажутся от своей затеи. Но я разработаю, и мы проведем в стенах одного из домов возле собора обряд, который сведет все их усилия к нулю. Я устрою им такой отток энергии, что эти святоши не только Сатану, но и примитивного воздушного духа не смогут призвать!

– Ритуал против ритуала? – пожал плечами Антонио. – Это очень похоже на попытку затушить костер, залив его маслом. На мой взгляд, надо просто лишить этих святош какой-то наиболее существенной компоненты, необходимой им для обряда. И тогда все сорвется.

– Вот именно! – радостно воскликнул Конрад. – И я знаю, ЧТО это за компонента. Они собираются использовать для своей черной мессы орган. Музыка – это наиболее существенная часть ритуала. Колебания эфира, созвучные их молитвам и заклинаниям, резонанс со всеми сферами Вселенной... Я лишу их этого. Завтра днем мне предписано окончательно настроить орган зальцбургского собора. Но у них там будут такие диссонансы, что сорвется любой обряд. Без музыки их заклинания лишатся всякого смысла, всякой убедительности и силы.

– Но я имел в виду куда более существенные ингредиенты! – воскликнул Антонио. – Сотрясание воздуха, даже если оно и мелодично, все же не более чем сотрясание воздуха.

– Сотрясание воздуха – это то, что вы производите сейчас! – вскипел Конрад. – А орган – это Музыка. Музыка – единственный язык, который не требует слов, язык, на котором с людьми говорят Господь и все силы Природы. И я готов вырвать этот язык из пасти католической гидры. Недооценивать силу музыки преступно...

– Ваша, оцениваемая лишь человеческим слухом, гармония, маэстро Конрад, вещь слишком эфемерная, – пресек его Бендетто Кастелли тоном лектора. – К тому же то, что будет для вас диссонансом, для слуг Сатаны может показаться воплощением гармонии... Да и откуда вы знаете, может быть, в обряде призвания Станы им будут важны именно диссонансы... Мои же формулы основаны на незыблемых и проверенных законах природы. И построенный в соответствии с ними ритуал...

– Я все понял, господа. – Пан Сигизмунд встал из-за стола. – Позвольте мне откланяться.

– Постойте, сударь! Что это значит? – вскинулся Антонио.

– Я вижу, доводы здравомыслящего практичного человека для вас бесполезны. Единственно верное решение – обезглавить врага, пока он не начал действовать, и тем сорвать все его планы, вам кажется слишком недостойным и грубым. Конечно, куда проще рассуждать о высоких материях, всяческих гармониях и формулах. Но если вы даже ради спасения мира от Сатаны боитесь замарать свои руки кровью врага, мне больше не о чем разговаривать с вами. Сделаю сам все, что только смогу... Прощайте! – Силезец, хлопнув дверью, ушел.

– Глупо, – пожал плечами Бендетто.

– Отчего же. Он готов сделать что-то реальное, в отличие от вас, господа, – бросил сквозь зубы Антонио.

– Ну так и ступай за своим силезцем! – сорвался Конрад.

– Я не верю, что смерть одного инквизитора остановит других. К тому же пролитие крови, пусть даже и такой злобной, как кровь Джеронимо Ари, может лишь сыграть на руку Сатане. Мы не должны действовать его методами. Зло можно победить только добром...

– Об этом я и говорю! Моя формула позволит направить энергию этих святош на благое дело. Если Карл Готторн еще жив, то вся сила, которую католики вложат в обряд, будет перенаправлена при нашем посредничестве именно ему. Если Готторн находится в плену или просто попал в трудную ситуацию, то этот приток сил будет ему очень кстати...

– А если у вас не получится отнять у них силу? Неужели вы считаете, что математик-одиночка сильнее дюжины экзорцистов? – скептически пожал плечами Антонио. – Может быть, все-таки лучше похитить у них необходимые для обряда ингредиенты?

– А! Делайте что хотите! – махнул рукой Конрад. – Я вполне могу справиться со своей задачей без вашей помощи. Если у вас что-нибудь выйдет, хорошо. Но я остаюсь при своем мнении – без музыки у них ничего не получится. А значит, орган должен быть надлежащим образом сломан.

Глава 19

Снова ноет в правом боку... При помощи Томаса он извлек пулю, даже сумел на время унять боль и запустить в ускоренном темпе восстановительный процесс. Но на этом его последние силы иссякли.

Цебеш походил теперь на мумию. Его щеки ввалились, а глаза лихорадочно блестели. И в этих глазах читался вопрос: «Что же дальше?»

Он шел к своей цели многие годы. Сначала неосознанно, словно в тумане. Потом все увереннее, пока однажды его разум не пронзила молния божественного озарения... И вот теперь, уже почти сутки, он пробирается сквозь красный туман горячечного бреда... Даже самый сильный отвод глаз, лишающий зрения, не спасает от пуль, когда их слишком много. Но ранение – это, в сущности, мелочь. Рана уже зарубцевалась и заживет при таком темпе регенерации за пару дней. Сильнее болит и кровоточит другое.

Она от него сбежала. Ни вера, ни страх, ничто не смогло ее удержать. Он, повелевающий душами сотен, даже тысяч, не сумел удержать в руках одну... Нет. Ни при чем здесь даже эта строптивая девчонка – неудачи с ним случались и раньше. Куда сильнее Цебеша угнетало другое – то, что неудача случилась с ним в самый неподходящий момент. И это очень походило на ЗНАК.

Он всегда был не только ученым, но и мистиком. Сколько раз искушал он судьбу, шагая по краю. «Господь! Если я не прав, не дай мне этого сделать!» – так говорил он не раз, рискуя всем ради пустяковых вещей, просто чтобы убедиться, что это его Путь, что его выводит на нужную дорогу незримая длань... И ему всегда словно помогал кто-то. Впервые – когда Мария вышла ему навстречу. В последний раз, когда Адам Ковальский на встрече с ним оказался совершенно не готовым к силовому решению вопроса.

«Господи! Почему ты не остановил меня тогда? Почему? Я еще мог от всего отказаться. Тогда. Но не теперь».

Теперь Цебеш уже увидел созданного им самим василиска. В кошмарном сне или наяву – неважно. Он увидел, что даже такая, самая сложная и сильная магия – действует. Он уже почувствовал себя господином Вселенной... И уже билось где-то в глубинах небытия огромное сердце того, кто изменит все в этом безжалостном мире. И незримая рука толкала Цебеша все дальше вперед, к выбранной цели.

А та девчонка, что сбежала от него... Наверное, он ошибся эпохой или страной. Но и ее он бы мог подчинить, заставить следовать приказам, если бы не эти албанцы.