Стылый ветер, стр. 41
– Нет... Ты же не виновата, что Цебеш тебя поймал и посадил тут.
Аккуратно стряхнув жабу кочергой, Ольга положила яйцо в лукошко и вышла из комнаты. Потом вылезла через окно. Дворами пробежала на соседнюю улицу... Ей все-таки показалось, что кто-то крадется сзади. В лицо ударил холодный осенний ветер. На соседнем дворе взвыла собака. Над горизонтом поднималась луна – теперь уже чуть больше, чем половинка.
«Так. Это уже интересно. Мало того что она взяла яйцо, как-то сломав мою магическую защиту, так еще и решила его отдать? Или снова спрятать? – Цебеш попробовал, быстро ли выходит шпага из ножен, в левой руке зажал пистоль и двинулся следом за вынырнувшим из-за забора женским силуэтом. – Хватит церемониться. У нее на глазах перебить всех, с кем она уже успела тут сговориться... И откуда только берется эта изощренная хитрость? Мыться взялась, устроила стирку... Ну я устрою тебе, капризная девчонка. В себя приходить будешь сутки, а запомнишь на всю оставшуюся жизнь». И он вполголоса начал читать по памяти «Слепящую силу».
Холодный ветер в лицо. Снова взвыли испуганные собаки, а луна окрасилась в багровые оттенки. Он не применял этого заклинания с тех пор, как заколол алхимика в Линце.
Искры и щекочущее ощущение на кончиках пальцев правой руки.
Цебеш про себя улыбался: «Ну, теперь веди меня к своим друзьям. Жаль, что ты не увидишь, как я перережу им глотки».
«Скорее! – Она шла по заученной почти наизусть дороге к колодцу. – Теперь направо. Вот он, высокий забор, и калитка с медным кольцом». Ольга стала выстукивать кольцом по дереву условный сигнал. Под свист ветра и вой собак этот звук, кажется, отдавался во всех закоулках деревни.
Открылась калитка. Что-то словно вспыхнуло у нее перед глазами. Стало светло, но она увидела перед собой лишь силуэт человека. Ноги подкашивались, она не могла различить фигуры, черт лица. Только чей-то искаженный страхом, испуганный голос. Кто-то ее схватил, поволок, бросил наземь. Ржание лошадей над головой.
– Ахмет! – Крик Ольги захлебнулся в пыли, грохоте выстрелов и пороховом дыму. – Ахмет... – Это было последнее, за что цеплялось ее сознание.
Черный ветер задует свет.
Ни свечи, ни звезды на небе.
Мира нет, и тебя в нем нет.
Бездна в бездну бросает жребий.
Она стояла одна, на вершине чего-то, похожего на утес. А внизу плескалось... наверное, океан? Кто она и откуда? Она заснула дома, в России 2000 года, и видит страшный сон про семнадцатый век? Или она лежит без сознания где-то в пыли, в австрийской деревеньке семнадцатого века и грезит о том, как снова родится через четыреста лет и как будет жить: учиться на историка, работать в рекламном агентстве, спорить, влюбляться, читать фантастические книги и писать странные, нездешние стихи... Или это здесь, под черным небом, на черном утесе она задремала на миг, и ей приснились два таких непохожих времени – конец двадцатого и начало семнадцатого века.
Ветер подхватил ее вдруг и бросил. Обратно в жизнь. В один из дюжины когда-то приснившихся ей снов. В бурлящий внизу океан.
Глава 16
Топот копыт. Ее немного знобило. Хлопает над головой парусиновый полог. И тряска, снова дорожная тряска. Она лежала на чем-то мягком, но все равно всем телом ощущала каждую кочку дороги. Странно, что связаны руки и ноги.
«Я в плену или спасена?» Она изо всех сил пыталась, но не смогла вспомнить ничего после тех выстрелов над головой.
– Слава Аллаху, очнулась! – Над ней склонился Тэрцо.
У Ольги вырвался вздох облегчения. «Свои... Однако почему же я связана? Неужели и им нельзя доверять? Неужели и тут...»
– Ахмет! – Она напрягла все свое тело, извернулась так, чтобы осмотреть телегу. Он сидел рядом и молча смотрел на нее. На лице его застыла тревога.
– Как тебя зовут? – Это было первое, что он спросил.
– Ольга. Ты что, не узнаешь меня? – Холодок пробежал у нее по коже. – Почему вы связали мне руки?
– Ответь мне, что мы с тобой делали в школе каменщиков, вдвоем, в твоей комнате, когда Ду и Тэрцо отсыпались после ночной пьянки? – Голос его был холодно-отстраненным, как у следователя на допросе.
Видимо, телега куда-то свернула. Солнечный зайчик проник сквозь щель в пологе и заплясал у Уно на плече.
«Уже день... Значит, я всю ночь была без сознания? Может быть, не одну ночь, а больше?»
– Я что, в плену? Это допрос? Если так, то мне тоже очень многое хотелось бы узнать.
– Извини, но сперва ты ответишь на все, о чем мы спросим. Не увиливай от ответов. Я хочу выяснить, ты это или не ты.
– Что за бред?! Как возможно, чтобы я была не я?
– Цебеш – очень сильный колдун. Мы имели возможность в этом убедиться. Твои действия той ночью... Он пришел к нам следом, почти вместе с тобой. Если он раскрыл твой план побега, если он вселил в твое тело чью-то другую душу или просто разбудил настоящую Марию и сумел с ней договориться... Вопрос повторить?
– Не надо. Тогда в моей комнате мы курили кальян. Я курила. Ты только сделал пару затяжек. Я хотела увидеть Марию. Курила и впадала в транс. Два раза. В промежутке рассказывала тебе про будущее, про всякие там механизмы. Ты еще сказал: «Какая жуткая смесь славянского и испорченной латыни... я ничего не понимаю, но ты все равно говори...» – И она улыбнулась, вспоминая тот день.
– Еще один вопрос, Ольга. – Глаза Уно потеплели. – Ты передала мне сообщение, с тем мальчишкой, из гостиницы в Линце...
– Да. Гостиница «Белый камень», хотя камень там никакой не белый. Мальчишку звали Питер. Цебеш надрал ему ухо за то, что мальчик шпионил для меня. Он должен был передать тебе: «В волшебной сказке появилось чудовище».
– Хорошо, – улыбнулся Уно. – Тэрцо, режь веревку... А сколько ты заплатила ему в компенсацию за надранное ухо?
– Два талера.
Уно взял ее затекшие руки в свои ладони и стал их растирать. Его буквально распирало от смеха.
– Я так и думал, что этот Питер – мошенник. Он сказал, что у тебя не было денег ему заплатить.
Пара нечесаных крестьянских лошадок споро тащила телегу вперед. Осень. Золотые листья. Крестьянская страда на полях. Последние по-настоящему теплые деньки. Ольгу переполняло ощущение свободы. Она рассказывала о себе, о своих сомнениях, страхах, которыми были наполнены предшествующие дни. А он внимательно слушал. Улыбался, кивал. Даже острил иногда. Вот только в его искрящихся счастьем глазах было что-то незнакомое: тревога? досада?
И она вспомнила:
– Яйцо! Оно было со мной?
– Да... Ты напрасно так волновалась из-за него. Этот Цебеш, он же довел тебя до настоящей истерии! Ты столько рассказывала про ритуалы Цебеша, про водяного. А там, в лукошке, было обычное куриное яйцо. Правда, крупное. И протухшее. Вонь от него невозможная была... Если бы я знал, что ты будешь рисковать из-за такой ерунды, запретил бы тебе брать его с собой.
– Куда? Куда ты его дел?! – Ольгу снова стало знобить. Ужас, тот самый, что пережила она недавно, повстречавшись с водяным, снова призраком вставал в ее сознании... Если хотя бы что-то в болтовне Цебеша о Предназначении правда, то... Помня, как все было той ночью, она сейчас уже не могла поручиться, что едет именно с Ахметом и его друзьями. Может быть, ей это все только кажется? Может, на самом деле ее схватили инквизиторы и теперь расспрашивают, а она все-все уже им разболтала...
– Ольга! Что?.. Что с тобой снова? – Уно тряс ее за плечи, а Тэрцо совал под нос флягу с водой.
– Ничего. Все в порядке... Яйцо было у меня в корзине, когда я к вам пришла?
– Да.
– Оно теперь... едет с нами?
– Не бойся, я выбросил эту пакость в болото.
– Да ты... Так я и думала! Ты все испортил.
– Это было обычное протухшее куриное яйцо. Ни каббалистических знаков, никакой другой мистики, кроме вони... Когда ты шла к нам ночью, ты догадывалась, что Цебеш идет за тобой?