Жаклин, стр. 7
К счастью, это не понадобилось. Один из руководителей Си-Би-Эс, никак не связанный с шоу Ирвинга Мэнсфилда, оказался горячим поклонником Кауфмана и посчитал, что с ним несправедливо обошлись. Он объяснил обозревателю «Таймс» Джеку Гоулду, что Кауфмана неверно поняли. Гоулд связался с Льюин, и та подтвердила, что ее муж не имел намерения нападать на церковный гимн, а просто выразил протест против коммерциализации Рождества. Кауфман не стал оспаривать эту версию.
Вслед за «Таймс» ее подхватили и другие газеты. Хлынул поток писем и телеграмм в поддержку Кауфмана, в том числе от лидеров христианской и иудаистской общин. Теперь на повестке дня оказалась свобода слова. Тем временем компания Си-Би-Эс предпринимала попытки заменить Кауфмана.
Она предложила место ведущего поочередно Фреду Аллену, Джону Дейли и Гарри Муру, но все трое отказались. Компания капитулировала – Кауфмана попросили вернуться.
Не желая раздувать пожар войны, Кауфман принял их предложение и вернулся в шоу – правда, ненадолго. Передача понемногу зачахла и сошла на нет.
Глава 6. ДРАМА ЗА ШИРМОЙ ИДИЛЛИИ
В начале пятидесятых годов все нью-йоркские газеты часто уделяли внимание семейной идиллии и творческим успехам Ирвинга Мэнсфилда и его жены. Сама Джеки в это время говорила о себе как о «счастливой жене, матери, домохозяйке и по совместительству – актрисе». Она нередко появлялась на экране телевизора в составе разных жюри и время от времени – в телепостановках. Имея мужа преуспевающего режиссера, получать роли было не так уж сложно.
В одной газетной статье приводилось ее высказывание: «Я бы не отказалась играть больше ролей, но боюсь, что это будет выглядеть не слишком естественно. Когда я обращаюсь на телевидение за ролью, мне часто отвечают: „Вы – жена Ирвинга Мэнсфилда, вам нет необходимости работать“. Но при чем тут необходимость – я просто люблю играть».
Далее в статье шло следующее: «Мистер Мэнсфилд внимательно слушал, пока говорила его жена. Потом ободряющим жестом накрыл ее руку своей ладонью и внушительно произнес: „До сих пор я ставил на телевидении в основном мюзиклы и различные конкурсы, но через год-другой намерен сосредоточить все усилия на шоу для Джеки. Еще не знаю, что это будет, но это будет!“»
В другой статье, в газете «Нью-Йорк пост», говорится о том, как легко совмещать карьеру с домашними обязанностями, если иметь снисходительного мужа. «Мисс Сьюзен не позволила замужеству отразиться на ее карьере, начало которой положило участие в „Женщинах“. В настоящее время она успешно выступает в популярном телевизионном ревю. Эта высокая, звенящая, словно струна, жгучая брюнетка делится опытом: „В принципе можно добиться успеха и в том, и в другом, если вам посчастливилось выйти за человека, который не требует, чтобы вы были образцовой хозяйкой. Мне в этом смысле повезло“».
«По словам мисс Сьюзен, – продолжает автор статьи, – телережиссер Ирвинг Мэнсфилд с самого начала проявил себя как любящий, все понимающий муж. „К примеру, Ирвинг знает, что я терпеть не могу готовить. Сразу после свадьбы ему довелось отведать кое-что из моей стряпни, и он тотчас предложил нанять кухарку. И больше мы к этому не возвращались. Я рассказала ему, что в Филадельфии учительница домоводства как-то дала нам задание на дом – приготовить сливочный крем. Мой получился точь-в-точь как свинцовые белила. Родители раз и навсегда выставили меня из кухни, а крем скормили кошке“».
«Однажды, – пишет далее автор статьи, – она попыталась поджарить для „всепонимающего“ Ирвинга бифштекс по случаю дня его рождения. Он прокомментировал это событие так: „Теперь я знаю, что за подарок ты мне приготовила: язву“».
«На безупречном небосклоне их брака есть только одно темное пятнышко, из-за которого любовь и терпение Ирвинга время от времени подвергаются серьезному испытанию. Это чеснок. Джеки его обожает, а Ирвинг терпеть не может. Она способна есть чеснок в сыром виде, а его мутит от одного запаха. Он до того ненавидит чеснок, что, когда Джеки пыталась заставить их шестилетнего сына Гая съесть хотя бы дольку, Ирвинг жаловался, что от ребенка разит, как от салями».
Если говорить серьезно, то, может быть, Джеки с Ирвингом потому и бросились очертя голову в работу, что она помогала им отвлечься от тяжелой семейной драмы. В 1948–1949 гг. они еще надеялись, что их сын Гай просто отстает в развитии. Но к 1953 году, когда появилась только что процитированная статья, у них уже не осталось сомнений: мальчик страдает аутизмом.
Аутизм – это особое состояние психики, когда вследствие мозговой травмы или по какой-либо другой причине человек полностью замыкается в себе и не приемлет помощи извне. С первых месяцев его жизни, когда счастливые, ни о чем не подозревающие родители и дедушки с бабушками возили Гая в коляске по аллеям Центрального парка, его болезнь постоянно прогрессировала. Для супругов, ведущих открытый образ жизни, привыкших самостоятельно выходить из любых положений, беспомощность перед лицом болезни оказалась трагедией. Приняв нелегкое решение поместить мальчика в специальную лечебницу – возможно, до конца его дней, – Мэнсфилды перестали упоминать о нем в своих интервью. «Он имеет право жить так, как хочет», – сказала Джеки. Кто мог бы измерить глубину их страдания? Они любили Гая так же сильно, как друг друга. И решили оградить его от своей популярности.
Глава 7. ХВАТИТ БЫТЬ «ДЕВУШКОЙ ШИФФЛИ»!
На протяжении двадцати лет Джеки играла на сцене, и особенно в телепостановках и коммерческих роликах. В течение последних четырех лет – с 1953-го по 1957-й – о ней говорили, что она одевается лучше всех на телевидении. Она почти стала телезвездой, как вдруг весной 1957 года скончался Роберт Сьюзен. Смерть отца стала для Джеки еще одним страшным ударом, невосполнимой утратой. Она до конца своих дней ощущала на себе его влияние. Его уход послужил еще одним поводом для самопроверки: оправдала ли она его ожидания?
Мэнсфилды принадлежали к верхушке шоу-бизнеса, его элите. Джеки узнавали на улицах, но она сознавала, что по большому счету мало чего добилась. Она была счастлива, но отнюдь не довольна собой. «Мне осточертело изображать девиц, которых то и дело душат или закалывают, – признавалась Джеки. – Я знала себе цену как актриса – не слишком высокую. В начале каждого года мой импресарио заверял меня в том, что это будет мой год. Однако, выходя от „Сарди“, я слышала, как мальчишки кричали: „Эй, смотри, вон идет „девушка Шиффли“! Стоило пятнадцать лет лезть из кожи вон, чтобы стать „девушкой Шиффли“! Передо мной встал выбор: оставить все как есть или круто изменить свою жизнь. И я решила писать“».
Ее решимость окончательно окрепла после того, как Джордж Эббот отказал ей в новой роли. Джеки пришла в негодование. Эдди Кантор утешал ее: «Знаешь, детка, если бы ты направила свою энергию на что-то такое, что принесло бы тебе настоящий успех, Джордж Эббот стал бы кусать себе локти!» И Джеки всерьез задумалась о литературной карьере.
Собственно говоря, она давно уже просиживала ночи напролет за письменным столом, сочиняя короткие, обычно научно-фантастические рассказы и даже один роман под названием «Звездный крик». Но, памятуя о провале пьесы «Дорогая я», свои новые литературные опыты никому не показывала.
Ирвинг советовал писать о том, что она хорошо знает. А среди тех, кого Джеки отлично знала, была Жозефина – маленький перекормленный пуделек, возомнивший себя человеком. После Ирвинга Жозефина была вторым средоточием ее жизни. Знакомые отмечали, что Джеки питала к собачке почти материнские чувства. Пожалуй, это так и было, если принять во внимание трагедию с Гаем. Впрочем, в их окружении мало кто знал эту историю. Как раз в это время царила мода на домашних любимцев, и отношение Джеки к пуделю не воспринималось как что-то из ряда вон выходящее.
«Говорят, мы как мама и дочка, – говорила Джеки. – Давай-ка, Жози, расслабься, мама почешет тебе животик». Тот, кто читал «Каждую ночь, Жозефина!», помнит, что больше всего на свете – даже больше, чем свой утренний кофе, – Жози любила, когда ей чесали брюшко. Если гость гладил ее по спине или почесывал за ушами, она легонько ударяла его лапкой и вертелась до тех пор, пока ласкающая рука не оказывалась там, где нужно – у нее на пузике.