Танатонавты, стр. 116

Прав был Мейер, когда говорил, что «все равно надо любить своих врагов, тем более что это им сильно действует на нервы!» Все сконфузились и разгром на мгновение прекратился волшебной силой поцелуя. Слишком волшебной. Мартинес не мог ее вынести, эту силу. Воспользовавшись всеобщим обалдением, он подобрал с пола топор и вонзил его Раулю в спину.

Все произошло так быстро, что я не успел среагировать.

Рауль широко распахнул удивленные глаза, но потом, поняв, что его убивают, он улыбнулся и с еще большей жадностью обнял Стефанию. Он любил ее и хотел уйти с поцелуем. Он открыл смерть, конечный смысл жизни и все же, приближаясь к своей собственной гибели, он думал только о последнем мгновении наслаждения. Еще немного полюбить на этой земле, прежде чем отправиться в другое место.

Потом он упал на колени, ушедший по самый обух топор торчал из-под лопатки.

— Скорей, — закричал я, — еще не поздно, надо починить хотя бы один пусковой трон и мы его вернем, пока его душа не достигла мира мертвых!

— Нет! — вскрикнула Стефания, в голосе дрожали всхлипы. — Нет, дайте ему умереть спокойно.

Она подала знак своим головорезам и нас с Максимом скрутили.

Со связанными за спиной руками я пополз к Раулю. Он еще не совсем ушел. Он открыл глаза, узнал меня, улыбнулся и пробормотал слова, которые я один мог слышать:

Оборваны путы. Бросаю на землю

Все зло, что во мне обреталось,

Могучий Озирис! Узри мя, молю!

Лишь только сейчас я рождаюсь!

Он попытался обхватить ноги итальянки и затем вздрогнул последний раз.

Мы потеряли время, я был вне себя от бешенства. Но Стефания уже приняла решение: Рауль должен умереть «нормально». Как это было раньше, чтобы никто не пытался его вернуть. Раньше, подумал я, люди умирали и все занимались только их похоронами и своей скорбью. И если в наши дни было можно вернуть умирающего, теперь об этом, похоже, придется позабыть.

Душа Рауля ушла с поцелуем, последним воспоминанием об этом нижнем мире

Да, красивая смерть, ничего не скажешь! Хотел бы я, чтобы и у меня была такая. Мне пришло в голову, что Рауль знал, как надо любить. Он любил своего отца до такой степени, что пошел на всю эту авантюру. Он любил свою мать до такой степени, что сумел простить ее за недостаточную к себе любовь. Он любил меня до такой степени, что смог увлечь вслед за собой. Он любил Амандину. Он любил Стефанию. Мейер говорил: «Очень трудно любить по-настоящему. Но на это отпущена только одна жизнь, так что ошибка недопустима».

Труп Рауля лежал в руках Стефании. Ее глаза заволокло влагой. Вокруг нас ее приспешники уже не знали, что делать дальше. Их предводительница плачет: это же идет вразрез всем заповедям Зла! Они стояли с опущенными руками.

— Ладно, пошли, — сказала она.

Застреляли мотоциклы. Злодеи испарились, как будто их и не было.

Я смотрел на тело моего друга. Телесная оболочка уже, наверное, освободилась от души. Можно ли вернуть ее в эту груду плоти?

Слишком поздно, должно быть, душа Рауля уже на оранжевой территории, смешавшись с миллиардами покойников. Мы никогда его не вернем. Лишь когда я осознал, что он умер, безвозвратно умер, я понял, что он был моим братом. Моим единственным, настоящим старшим братом.

Я хотел выть на луну, как волк. Аууууу! Но никто не понимал, что это был мой единственный, естественный способ избавиться от душевной боли. Когда умирает твой лучший друг, надо не выть по-волчьи, а плакать. Весь мир это знает.

288 — УЧЕБНИК ИСТОРИИ

В 2068 году Максим Вийян, один из столпов танатонавтики, заявил:

«Пока человек смертен, он может расслабиться».

Таков был его ответ, брошенный через столетия американскому философу Вуди Аллену.

Действительно, что может быть страшнее бессмертия? Можете представить себе жизнь, что не прекращает тянуться, повторяться, продолжаться до бесконечности?

Все быстро наскучит, люди станут мрачными, разочарованными, раздраженными. Со временем исчезнут цели, потом надежды, потом ограничения, потом страх. Люди будут проживать дни впустую, машинально, не радуясь ничему. Правительства будут править вечно. Все станет заблокировано самыми сильными, которые никогда не состарятся. Никто не сможет положить конец своей собственной жизни.

Бессмертие в тысячу раз хуже смерти.

К счастью, наши тела стареют, наше время на этой земле ограничено, наши кармы возобновляются, каждая последующая жизнь наполнена сюрпризами и обманами, радостями и предательством, злобой и великодушием.

Смерть незаменима для жизни. Так расслабьтесь… потому что мы, к счастью, когда-нибудь умрем!

Учебник истории, вводный курс для 2-го класса

289 — ЭКТОПЛАЗМА РАЗОРБАК

Архангел Гавриил принял эктоплазму Рауля Разорбака со всем пиететом, подобаемом Великому Посвященному.

— Ну вот и чудненько, — констатировал он, завидя Рауля.

Посовещавшись в кулуарах, три архангела вспомнили, что в случае Великого Посвященного нет никакой нужды взвешивать душу или торговаться насчет будущей жизни. Такая душа уже и так в курсе всего. Процедура, таким образом, будет решительно иной.

Архангел Рафаэль вкратце пояснил Раулю, что именно его заслуги в прошлых жизнях позволили организовать эту достаточно скоротечную смерть — топором по спине. Именно эти заслуги позволили ему получить доступ ко всему знанию, что он хотел обрести и, в особенности, стали предпосылкой его производства в чин Великого Посвященного. Но все же не наступило еще то время, чтобы его душа могла быть трансформирована в чистый дух: Рауль слишком грешил гордыней, увлекался пьянством и отличался некоторой, небольшой, впрочем, мстительностью.

Тем не менее, раз он был Великим Посвященным и принимая во внимание его качества, позволившие взойти до такого ранга, обычай требовал, чтобы архангелы оставили в стороне свои судейские прерогативы. Другими словами, эктоплазме Рауля Разорбака предоставлялась возможность самой выбрать себе следующую реинкарнацию.

Душа нашего друга благодарно раскланялась. Она лучше всех знала, что и впрямь не обладала шестьюстами баллами, нужными для прекращения цикла.

— Хотелось бы реинкарнировать деревом, — объявила эктоплазма Разорбак.

— Чего?! — перепугался архангел Гавриил.

— Деревом, — твердо повторил Рауль.

Архангел Михаил попытался было его урезонить.

— Постойте-ка, вы же сами отлично знаете, что сознание эволюционирует от минерала к растению, от растения к животному, от животного к человеку. Мы резервируем такой тип регрессии только для законченных негодяев. Дерево — это же вас недостойно!

— Может быть, но я так устал! Я полностью отдаю себе отчет в своих словах, но настаиваю, чтобы вы предоставили мне такую регрессию. Даже животные, и те слишком суетливы. Я хочу вернуть себе неподвижность растения. Для меня это будет не регрессией, а утешением.

— Ну что ж, если такова ваша воля…, — вздохнул архангел Гавриил.

— Очень хорошо, — оживилась душа. — Давайте посмотрим, что вы можете мне предложить из растительного ассортимента. Должна найтись где-то парочка растений, прямо сейчас занятых совокуплением, скажем, пыльца маргаритки, обволакивающая тычинку… э-э… маргарита. Поместите меня в зернышко, клубенек, луковицу! И я всю жизнь буду тянуться к солнцу, пребывая в просветленной неподвижности. Покой, наконец-то покой!

— Но у растений не бывает целиком спокойной жизни! — воскликнул архангел Рафаэль. — Их лупит ветер, объедают травоядные, топят ливни, животные и люди давят, даже не замечая.

— Да, но раз у растений нет нервной системы, они от этого не страдают.

Один из серафимов спроецировал пузыри с изображением растений-любовников. Все это очень поэтично. Рауль с архангелами сообща принялись их критически разглядывать.

— Эй, смотрите, вот! — показал рукой архангел Михаил. — Семечко винограда проклевывается во Франции. Это Шато-Икэм, великолепный сорт. Вы только посмотрите, какой благородный экземпляр! Прекрасная почва, достаточная влажность, любящие, заботливые виноградари. Да, пожалуй, это любопытная мысль — обернуться хорошей виноградной лозой.