Выбор оружия, стр. 69
Сирена внезапно смолкла, и громкое бульканье наполнило помещение. Одновременно все шланги, соединяющие автоклавы, напряглись, приподнялись, затем провисли вновь: зеленая жидкость покидала емкости. Доносящееся из-под пола гудение стало громче и ниже, в него вплелась мелкая вибрация.
В проеме возник солдат, ствол пистолета в его руке уставился на нас с Никитой, и тут же Злой выстрелил сквозь щель между дверью и стеной. Солдат опрокинулся на спину; как только он перестал закрывать обзор, Пригоршня, а потом и я открыли огонь. Мои пули пошли слишком высоко, Никитины же пробороздили земляной склон, поднимаясь к трем торчащим над вершиной головам. Те исчезли, а сбоку от пригорка, за кустами, на мгновение возник Медведь, взмахнул рукой и тут же пропал.
— Граната! — Напарник отпрыгнул вбок, я последовал его примеру.
Упав под столом, она взорвалась. Тяжелую столешницу со скрежетом сдвинуло, ножки ударились в машину. Из глубины зала донеслось несколько выстрелов, а потом ненадолго наступила тишина, и в ней прозвучал голос Ильи Львовича, который все это время прятался в узком закутке между машиной и стеной:
— Они оживают!
Высунувшись из укрытия, он показывал на ближайшую емкость, в которой тело пса с пулеметом на спине покачивалось, лапы дергались, голова подрагивала…
Я перебрался за стол, в узкое пространство между столешницей и машиной. Светящаяся жидкость исчезла из автоклавов, стекла куда-то под пол, в помещении стало темнее. Шрам, перед взрывом успевший отскочить, на коленях двигался вдоль стены, приближаясь к двери; Пригоршня следовал за ним. Сейчас я был единственным, кто хорошо видел соседнее помещение, да еще Злой выглядывал в щель, сквозь которую пристрелил солдата.
— Я таки советую всем побыстрее очистить от себя эту комнату… — произнес Илья Львович почти будничным голосом.
Его слова заглушил громкий стук, с которым покатые колпаки всех автоклавов резко поднялись.
И одновременно сразу трое солдат бросились к дверному проему из глубины зала, перепрыгивая через кусты и рытвины. Я дал одиночный выстрел — один упал.
В этот момент пес с оружием на спине выбрался из автоклава.
Он тут же свалился на бок, попытался встать, судорожно поджимая лапы, заскользил… Конечности разъехались, зверь ударился грудью о пол, поднялся, боком засеменил от своей бывшей тюрьмы, скалясь, но не рыча, фыркая и чихая сквозь решетку шлема, будто кот, который только что выбрался из воды.
Солдаты приближались, двигаясь зигзагами, чтобы в них труднее было прицелиться. Они не стреляли только потому, что никого не видели: все, кроме меня, находились по сторонам от двери, я же прятался за столом и выглядывал сбоку, так что в проем меня невозможно было заметить.
В глубине помещения из автоклавов выпадали или ползком выбирались другие существа. Кроме меня и старика, их пока никто не заметил: Шрам, Никита, Злой — все с изумлением глядели на пса-пулеметчика.
Приподнявшись, я нажал на курок, но «узи» молчал: опустел рожок. Запасные находились в рюкзаке у Пригоршни. Оба солдата открыли огонь, но я нырнул за стол — пули ударили в столешницу и в машину позади. Засовывая «узи» за ремень и доставая «браунинг», я улегся плашмя, выглядывая.
Пса вынесло к дверному проему, и откуда-то из глубины соседнего помещения раздался испуганный возглас Марьяны. Лапы вновь разъехались, он плюхнулся на брюхо, но сразу поднялся; стволы пулеметика завращалисъ. Металлические пластины на боках и заду зверя тускло поблескивали. Я направил пистолет в его сторону. Солдаты снаружи резко свернули — один вправо, другой влево.
Пес открыл огонь. Никогда не думал, что смогу сказать или подумать такое: собака начала стрелять.
Маленький пулемет глухо застучал, с пронзительным свистом вращая стволами. Один солдат успел отбежать, но второго очередь зацепила, ударила в плечо, развернула вокруг оси и бросила на землю. Пули врезались в склон, куда до того уже попал Никита, и холмик будто взорвался. Пес начал отъезжать, как по льду, скребя когтями пол.
Никита со Шрамом открыли пальбу, и пули зацокали по броне. Тело зверя содрогнулось, голова обратилась к сталкерам. Пулемет стал поворачиваться — еще пару секунд очередь била в дверной проем, затем взломала косяк и ударила в стену, смещаясь, приближаясь к людям… Я проскользнул между ножек стола, упал на живот, оттолкнулся ногами от машины и, через мгновение оказавшись прямо позади пса, вытянул руку между его задних лап. Брюхо оставалось единственным незащищенным местом. Прижав к нему ствол, я выстрелил.
Успел всадить три пули, а потом он, зарычав, лягнул меня в голову. Пулемет стих, зверь отпрыгнул к проему, неловко повернулся, скользя, припадая задом к полу. Злой, до сих пор остававшийся за дверью, с ревом налег на нее, толкнул изо всех сил, ударив пса. Дверь захлопнулась, выбросив того из комнаты. Я встал на колени, прижимая ладонь ко лбу, на котором когти оставили глубокие царапины.
За дверью раздался приглушенный возглас, и тут же вновь застучал пулемет. Звук удалялся: зверь бежал к кустам, преследуя тех, кто раньше скрывался за ними.
Илья Львович мелкими шажками вышел из-за машины, глядя в глубь помещения остановившимся взглядом.
Вместе со всеми я обернулся. Стук пулемета стих в отдалении, его сменили другие звуки: хрип, постанывание, фырканье, скрежет когтей по полу, щелканье суставов… Все это становилось громче по мере того, как вывалившиеся из автоклавов существа, постепенно приходя в себя, приближались к нам — кто ползком, кто на четвереньках, а кто и выпрямившись во весь рост.
Шрам, первым сообразивший, что к чему, распахнул дверь.
— За мной, — бросил он, выскакивая вслед за псом.
Глава 7
— Вроде вольера, понимаешь? — выкрикнул я, отвечая на вопрос Пригоршни. — Держали тут всякое зверье мутантное…
Миновав ряд деревьев и пологую горку, сплошь покрытую следами ног и лап, мы выбежали к пролому в углу зала, дыре, сквозь которую мог бы проехать танк. Возле нее росло дерево — должно быть, как и некоторые твари из автоклавов, результат трансгенных экспериментов: дуб, но с окраской березы, отчего белый, покрытый темными пятнами и полосками ствол «русской красавицы» казался уродливым. На нем висело тело в полуистлевшем докторском халате, из живота торчал изогнутый сук с отесанным концом, пробившим спину и живот человека.
За дырой стояла машина вроде той, что управляла автоклавами. Зал с потолком-куполом позади нас уже полнился звуками: множество существ двигались по нему.
Злой с автоматом в руках первый ввалился в следующую комнату. Топот ног доносился до нас спереди: военные были недалеко. Стук пулемета смолк, то ли они пристрелили зверя, то ли у пса закончились патроны. Сталкер перескочил через тело на полу и нырнул в дверь на другом конце помещения, остальные, кроме нас с Ильей Львовичем, последовали за ним. Мы ненадолго приостановились, изумленно разглядывая мертвеца. Это был бюрер с большими наушниками на голове, провод от них тянулся к машине под стеной. В отличие от той, в помещении с автоклавами, эта не работала, все лампочки и датчики были мертвы. На морде карлика застыла гримаса, которую я с некоторым сомнением идентифицировал как блаженство. Никогда не думал, что бюреры способны испытывать подобное… Он лежал на спине, будто подросток-меломан, слушающий музыку. До середины тела — бюрер как бюрер, а вот с нижней половиной произошло нечто странное. Будто она состояла из воска, который под воздействием тепла потек, пузырясь, частично смешался с веществом пола, частично растекся, после чего застыл. Кости, кожа, сухожилия — все это слилось в единую грязно-серую массу.
— Господи, что же за музыку он услышал? — прошептал Илья Львович.
В зале-вольере, рядом с проломом, раздалось громкое хрипение. Я схватил старика за локоть и поволок дальше, в широкий коридор, откуда доносились голоса наших спутников.