Темная сестра, стр. 8
Алекс выпрямил спину и в изумлении посмотрел на Мэгги.
— Я не знаю! — запротестовала она, — Наверное, он научился этому у других детей, с которыми был у няни.
Вечером того дня, уложив детей, Алекс и Мэгги сидели у окна. Поместив на табурет лодыжку, обложенную кубиками льда, муж смотрел по телевизору какую-то викторину. Жена погрузилась в чтение журнала.
— Помнишь тот дневник, который мы нашли?
— А? — рассеянно сказала Мэгги, не отрываясь от чтения.
— Недавно я его искал. Так и не нашел.
— Где-то он должен быть.
— Я сказал о нем одному коллеге. Он заинтересовался. Я пообещал показать ему дневник.
Мэгги перевернула страницу.
— И где же он?
— Что — где?
— Дневник.
Она посмотрела на мужа:
— А где ты искал?
— Везде.
— В последний раз я видела его на каминной полке.
— На каминной полке? — переспросил Алекс.
— Так точно. На каминной полке.
— Что ж, теперь его там нет. И где же он?
— По-моему, не стоит его никому давать.
— Ах вот как? — раздраженно спросил Алекс. — Могу я узнать почему?
— Нам его не вернут.
— Не смеши людей. Это просто Джефф из музея. Он хочет посмотреть дневник.
— Он хрупкий и весьма ценный, — ответила Мэгги, сердито вспыхнув. — и принадлежит этой семье.
Столь открытое неповиновение застало Алекса врасплох.
— Хорошо-хорошо. Ничего страшного.
Он сделал вид, что увлечен своей телевикториной. Через некоторое время он резко выключил телевизор и встал.
— Что ты задумала?
— То есть?
— Ты что-то задумала, Мэгги, и я хочу знать что.
— Черт возьми, ты о чем?
— Хорошо. Будь по-твоему. Я только одно тебе скажу: нужно что-то делать с Сэмом.
— Что-то?
— Он стал неуправляемым. Совершенно неуправляемым.
Мэгги восприняла это замечание именно так, как и предполагал муж: как критику ее материнских способностей. Она поджала губы и, хотя внутри у нее все кипело, не сказала ни слова.
Алекс захромал по лестнице наверх в спальню — лодыжка все еще давала о себе знать. Через час Мэгги последовала за ним. Постель была холодной. Между двумя повернутыми друг к другу спинами образовалась глубокая, темная долина недоброжелательности, где почти невозможно уснуть.
8
Не прошло и недели, как Алекс все же записал Сэма к детскому психиатру. Он обратился к частному доктору — эта недешевая затея должна была вывести Мэгги из себя. Мистер Де Санг — ему не нравилось, когда его называли доктором, хотя он обладал необходимыми дипломами, — настаивал на том, чтобы на первый прием к нему пришли оба родителя, затем каждый по отдельности и только потом привели бы Сэма.
Мэгги сопротивлялась изо всех сил, но Алекс был непреклонен. За семь лет супружества такой серьезный спор случился у них впервые. «Только через мой труп», — бросила Мэгги. Алекс заявил, что это можно устроить. Он обещал силком приволочь ее к психиатру, даже если она будет царапаться и визжать, и она сказала, что все так и будет. Алекс напомнил жене о психических расстройствах в ее роду (в сущности, речь шла о небольшом нервном срыве), а она попеняла ему на проблемы у его родственников (один-единственный случай эпилепсии).
— Если ты и вправду хочешь навредить ребенку, — вопила Мэгги, — почему бы тебе просто не бросить его в яму со змеями?
— Похоже, что с этой задачей ты и сама уже справилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Подумай сама.
Честно говоря, Алекс и сам не знал, что имеет в виду. Просто в тот момент, в пылу спора, такие слова показались ему самыми подходящими. Он стрелял наугад, но хотя бы на мгновение сумел утихомирить Мэгги.
Быстро придя в себя, она парировала:
— Значит, Сэма нужно тащить к дипломированному педофилу только из-за того, что ты почему-то на меня сердишься?
К чести Алекса, он успел рассмотреть такую возможность. Он проанализировал причины, по которым хотел, чтобы Сэма осмотрели. Его искренне беспокоили постоянные выходки сына. Эми росла прямой как стрела, а Сэм с психологической точки зрения словно явился из комнаты с кривыми зеркалами. Алекс совершенно не чувствовал той близости к сыну, какую испытывал по отношению к дочери. Мать еще как-то управлялась с мальчиком, но отец видел от него лишь пеструю череду обманов, срывов, истерик и ругани. Алекс любил сына, но тот все больше напоминал ему какой-то многосерийный фильм ужасов.
К сожалению, Алекс не сознавал, что за его предложением заняться Сэмом таилось более глубокое беспокойство. Он не настолько тщательно покопался в себе, чтобы понять: на самом деле он пытается взять под контроль семью, ускользающую из-под его крыла. Такая перспектива слишком пугала Алекса, и он не мог признать, что происходит именно это. Он чувствовал, как в темных водах семейных отношений вызревает нечто пагубное, но сознание этого приходило к нему только во сне. Он был разумным человеком и прибегал только к разумным, понятным решениям. Он полагал, что в этой ситуации нужно просто крепче взяться за штурвал.
У Де Санга были замшевые ботинки — с точки зрения Мэгги, уже за это он заслуживал хорошей порки. Кроме того, он носил темно-коричневый костюм, а из-под пиджака виднелся большой, застегнутый на пуговицы кардиган. Де Санг оказался высоким, худым, с курчавой копной седых волос. Хотя рядом с письменным столом было кресло, доктору, видимо, не нравилось в нем сидеть: во время своих бесед с Мэгги и Алексом он располагался то на его подлокотнике, то на краю стола, то на подоконнике — словом, везде, кроме собственного кресла. За один рабочий день он преодолевал огромные расстояния, не покидая своего кабинета.
Соглашаясь заняться Сэмом, доктор делал это с таким видом, словно оказывал им большую услугу.
— Между прочим, — говорил он, усевшись на теплый радиатор и скрестив руки на груди, — прежде всего Сэму нужна стабильность.
— Стабильность у него есть, — ответила Мэгги.
Де Санг долго смотрел на нее, прежде чем ответить:
— В возрасте Сэма дети проходят определенную стадию развития. Им свойственно остро реагировать на эмоциональный фон. Если мать довольна, они узнают об этом, даже если она ничего им не скажет. Если отец сердится, они узнают об этом еще до того, как он открыто продемонстрировал свой гнев.
Алекс глубокомысленно и заинтересованно кивнул. Мэгги отвела глаза, пытаясь понять, к чему доктор клонит.
— Это сопереживание характерно для раннего детства, ослабевает по мере того, как дети начинают выражать свои чувства вербально, осваивают речь. Людям свойственно со временем утрачивать атавистические свойства. Но ваш Сэм все еще находится на стадии сопереживания, поэтому он откликается на некоторые эмоции, возникающие вокруг.
— Логично, — согласился Алекс, — То есть...
— Вы все это поняли с первого взгляда? — грубо перебила Мэгги.
— Распознать поведенческую модель несложно, — ответил Де Санг. — Все мы любим думать, что мы и наши отношения уникальны, — в какой-то степени это так. Но в глубине... Если в доме существует напряженность, Сэм найдет способ ее отразить. Если возникла атмосфера противостояния или противоречий...
— А что, уже шла речь о напряженности или противоречиях? — Мэгги взглянула на Алекса.
— Миссис Сандерс, вы платите мне за то, чтобы я был с вами откровенен.
— Все в порядке, — сказал Алекс, поднимаясь. — Я ценю вашу прямоту. Кое-что уже встало на свои места.
Он пожал Де Сангу руку.
Мэгги была вне себя от ярости:
— Что, черт возьми, ты ему о нас наговорил?
— Я ничего ему не говорил.
— Вранье. Ты практически сделал за него всю работу. Теперь ему даже не придется зарабатывать свой гонорар. Стабильность! Стабильность? Неужели ты не мог подождать, пока он хотя бы взглянет на Сэма? Все надо было сваливать на нас и наши разногласия?