Канал Грез, стр. 23

Собеседники, лежавшие в ряд на берегу, оказались совсем погребенными; на том месте высился лишь длинный вал черного песка.

Небо над серыми железными балками купола стало совершенно черным.

Когда она обернулась к бассейну, вода в нем сделалась красной и густой, а она не чувствовала своих рук от пальцев и до плеч. Она выронила клинок, и он с лязгом упал на плиты пола. Огромный красный фонтан внезапно вырвался из набухшей поверхности бассейна. Воздух заполнил ужасный жалобный вопль. Она ощутила запах железа.

Филипп гладил ее по спине и звал по имени; она проснулась на диванчике в корабельном салоне. Теперь здесь было намного темнее и совсем тихо; никто не разговаривал. Яркий свет заливал только стойку бара, бликуя на стаканах, бутылках и пулемете охранника. Она не помнила, как очутилась на диванчике. Очевидно, она сильно ворочалась во сне и так неудачно легла, что совсем отлежала себе руки. Она с трудом перевернулась на другой бок, услышав, как Филипп спрашивает, что с ней случилось; очевидно, она стонала во сне. В онемевшие руки, покалывая иголочками и пульсируя, приливала кровь и обжигала вены, словно кислота.

Глава 6

САЛЬ-СИ-ПУЭДЕС [30]

Агуасеро [31] налетел в середине дня; небо, подернутое тучками, внезапно потемнело, шум ветра, доносившийся снаружи, резко усилился. Затем разразился шторм, по стеклу иллюминаторов застучал дождь, за стенами салона завыл ветер; судно стало беспорядочно раскачиваться, кренясь то в одну, то в другую сторону под переменчивыми шквалистыми порывами, и заплясало вокруг швартовой бочки, как бык, привязанный к столбу за продетое в ноздри кольцо.

Ночью все спали, хотя спалось им не важно и беспокойно. В салоне было жарко, душно и неудобно. Система кондиционирования работала, но при том, сколько человек набилось в салон и сколько тепла они вырабатывали, проку от кондиционера было мало. Марокканцы и алжирцы не расставались с сигаретой; курильщики постепенно сбились вместе в самом дальнем от бара углу, так что установилось нечто вроде расовой сегрегации. Но их дым плавал по всему помещению. Брукман несколько раз подходил посидеть с ними и, выкурив две сигары, оказавшиеся при нем, когда его забрали с «Накодо», начал стрелять сигареты у других курильщиков.

Хисако, как и Мари Булар, получила привилегированное место на диванчике. Некоторые устроились на подушках, снятых с диванчиков и кресел. Венсеристы принесли из кают сколько-то одеял, простынь и подушек, так что большинству нашлось чем укрыться. Однако в салоне было так жарко, что одеяла никому не понадобились.

Глубокой ночью разбудили и увели одного рослого алжирца. Все проснулись и ждали, чтобы узнать, вернется ли он обратно. Он вернулся, неся на пару с капитаном Блевинсом носилки, на которых лежал Гордон Дженни. Впереди шла миссис Блевинс, шествие замыкали два венсериста. Дженни помахал с носилок рукой и во всеуслышание объявил, что чувствует себя хорошо. Его голова была забинтована; с правой стороны красовался громадный кровоподтек в пол-лица. Они положили носилки на два стула, а для миссис Блевинс постелили на диванчике.

Убедившись, что жена хорошо устроена, капитан «Надии» присоединился к Филиппу и Эндо. Хисако сидела рядом с Филиппом; после приснившегося кошмара ей расхотелось спать. Рядом, укрывшись простыней, совсем по-детски свернулся калачиком Брукман. Под другой простыней, лежа на спине, устроился господин Мандамус; глядя на него, можно было подумать, что там лежит худой человечек, придавленный сверху большим мешком. Филипп и Эндо с помощью Хисако рассказали Блевинсу о том, что произошло на их судах.

– Значит, больше никто не пострадал? – спросил Блевинс.

– Нет, капитан, – ответил Филипп.

Они сидели недалеко от иллюминатора почти в самом углу зала на одной линии с баром, за которым возле установленного на полированной стойке пулемета метрах в пяти от них расположился, попивая «колу», венсерист.

Эндо подвинулся вперед и сел поближе к Блевинсу:

– Мистер Оррик… его с нами нет.

Он опять отодвинулся на прежнее место. Блевинс взглянул на Филиппа и Хисако:

– Его отсюда забрали?

– Нам кажется, они его не поймали, – сказала Хисако.

– Хм-м. – Блевинс, глядя в ковер, устало потер затылок.

Хисако раньше не замечала, что он уже начал лысеть.

– И радисты, – сказал Филипп, – их тоже с нами нет.

– Да, их всех троих держат в нашей радиорубке, – сказал Блевинс. – Создают видимость, будто ничего не случилось, и каждый ведет переговоры как бы со своего корабля.

– А что с мистером Дженни? – шепотом спросила Хисако.

– Кажется, у него сотрясение, – пожал плечами Блевинс. – В нормальных условиях я отправил бы его в больницу.

– Вам сказали, для чего все это? – спросил Эндо.

– Нет, – Блевинс нахмурился. – Но… они, похоже, нервничают… обеспокоены чем-то, что услышали в новостях. – Он опять почесал затылок. – Мы сидели в моей каюте, дверь была не закрыта… мы слышали, что происходит на мостике. Судя по всему, там они устроили свой командный пункт… логично, если подумать. Так вот, они слушали «Си-эн-эн»… или, может, восьмой канал. В общем, не важно. Но похоже было, что передают новости. И вот где-то на середине возникло ощущение… знаете, как бывает в баре, когда местная команда проигрывает.

На лице Эндо отразилось полное непонимание, Филипп тоже наморщил лоб. Хисако перевела для Эндо на японский, а капитан Блевинс пояснил для Филиппа, что он имел в виду.

– Было такое впечатление, что они услышали плохие новости, – продолжал Блевинс. – И еще… – Он откинулся назад, потянулся, но одновременно бросил взгляд на охранника за стойкой бара. – После этого они с кем-то переговаривались. Между собой они связываются по своим рациям… несколько человек из их группы находятся на «Накодо», но… вы знаете, что они все покинули «Ле Серкль»?

Блевинс взглянул на Филиппа, тот кивнул:

– Я сосчитал их, когда они были все вместе; к тому же два человека из моей команды видели их в лодке, их было шестеро. Все шестеро перешли с нами на «Надию».

– То есть их две группы… плюс начальство, или, там, прямой командир – эти, как я догадываюсь, на берегу. С ними они говорят иначе.

– В каком смысле – иначе? – поинтересовался Филипп.

– Не знаю; медленнее, что ли.

– Может быть, венсеристов где-нибудь разбили, – предположила Хисако, не глядя на мужчин.

Что вы хотите сказать, мэм? – поинтересовался Блевинс.

– Ну как же! Ведь они были расстроены, после того как услышали новости. Может быть, они проиграли сражение, или кто-то из их начальников попал в плен или убит?

– Возможно, – согласился Блевинс.

– А если это… конгрессмены? – спросил Эндо, немного запнувшись на последнем слове.

– А при чем тут… – Блевинс, который сидел, придвинув лицо к Эндо, чтобы лучше его слышать, замолк на полуслове и только кивнул: – Хм-м.

– Да, – сказала Хисако, обратив взгляд к Филиппу. – Они должны были пролететь завтра. – Она хотела взглянуть на свои часы, чтобы определить, миновала ли полночь, но, конечно же, не обнаружила их на месте. По крайней мере, это ей не приснилось. – То есть сегодня, если сейчас уже за полночь. – Она осмотрела собравшихся: – Так за полночь или нет?

– Сейчас около половины пятого утра, – кивнул Филипп. – По-моему, часовые сменяются каждые четыре часа, последняя смена была совсем недавно.

– Значит, сегодня, – сказал Блевинс, постукав указательным пальцем по ковру. – Самолет должен пролететь сегодня. – Он взглянул на Эндо и Филиппа. – Ну, что скажете? РЗВ?

– Pardon? [32]