Кобра, стр. 36
— Могу.
Шепелявый увеличил скорость. Три человека исчезли, камера осталась.
В ее объектив попадали покупатели. Все шли прямо — к камере или от нее.
Только один человек шагал наискосок, к двери ПЦН. Скрылся за ней.
— Останови! — сказал Мбали. — Вот он!
Шепелявый промотал запись, включил воспроизведение на нормальной скорости.
Они увидели молодого мужчину атлетического телосложения, высокого, с кожей цвета кофе с молоком. В черной ветровке. Правую руку он держал в кармане. Голову в бейсболке он склонил набок, словно невзначай, но он явно знал о наличии камер. Индикатор показывал 08:49:31:17.
— Вот он! — воскликнул Купидон.
— Не знаю… — усомнился Гриссел.
— Он, он, дружище! — уверял Купидон.
— Кто? — спросила Мбали.
— Кобра.
Она с шумом втянула воздух, собираясь что-то спросить, но Гриссел ее опередил:
— Я все расскажу потом. — Он посмотрел на часы. — Шепелявый, ускорь-ка. Хочу посмотреть, кто оттуда выходит.
Быстрая перемотка. Всего пять минут спустя по коридору наискосок метнулась темная фигура.
— Вон он! — сказал Шепелявый. Промотал туда-сюда, нашел нужное место. 08:55:02:51. Включил нормальную скорость. Заколка бежал, выбрасывая длинные тощие ноги, размахивая руками.
— Останови! — велел Гриссел и нагнулся к монитору. — Резкость увеличить можешь?
— Нет, — сказал Шепелявый. — Он в движении, тут ничего нельзя поделать.
— Ладно, — сказал Гриссел.
— Включайте, сержант, — распорядилась Мбали.
Шепелявый включил воспроизведение. Заколка скрылся из объектива камеры. А потом в кадре появился мужчина в бейсболке. С рюкзаком в руке.
— Смотрите! — сказала Мбали.
— Погодите. — Гриссел поднял руки, как будто хотел, чтобы все ненадолго застыли. Сам закрыл глаза, обдумывая, что они только что видели и что ждет их впереди.
Коллеги смотрели на него выжидательно.
Гриссел открыл глаза:
— Вон, осмотри дверь, которая ведет в коридор. Проверь, запирается ли она изнутри. Если придут ребята из ГАБ, постарайся задержать их как можно дольше…
Купидон радостно улыбнулся и поспешил прочь.
— Шепелявый, можешь спрятать видеозаписи? Или поместить их в такое место, где найти их сможешь только ты?
— Капитан, файлы шлишком большие, у наш нет времени. Я могу только одно: удалить их.
— Так удали.
— Бенни, то, что вы предлагаете, называется порчей вещественных доказательств! — воскликнула Мбали, возмущенная до глубины души.
— Мбали, вещественные доказательства мы уже осмотрели. ГАБ не занимается расследованием уголовных дел.
— У вас будут неприятности!
— Да, — сказал он. — Шепелявый, давай стирай!
— Понял, капитан!
Они услышали, как кто-то молотит в дверь.
Гриссел быстро выхватил из кармана айфон.
— На вашем телефоне есть камера? — спросил он у Мбали.
— Да.
Гриссел нацелил телефон на щит и переснял фотографию Заколки.
— Пожалуйста, щелкните его тоже. На всякий случай…
— Хорошо, — сказала Мбали и принялась рыться в сумке.
Снаружи послышались громкие недовольные голоса.
Вдруг дверной проем потемнел.
— Все вон отсюда! — сказал командир группы Государственного агентства безопасности. — Немедленно!
Глава 28
Тейроне свернулся клубком на скамейке в парке. В одной руке он держал телефон и кошелек, в другой сжимал карту памяти. Он не слышал приближающихся шагов и опомнился, лишь когда на него упала тень.
— Брат, — послышался сиплый, отрывистый голос, от которого Тейроне передернуло.
— Что?
— Прости, брат, не знал, что ты медитировал.
Перед ним стоял бездомный, маленький, морщинистый человечек, весь скрюченный. Бродяга виновато улыбался беззубым ртом.
Тейроне вернулся к жизни. Встал, инстинктивно и поспешно сунул телефон и бумажник в карман и зашагал прочь.
— Куда ты, брат? Не обижайся, дай пять рандов на хлеб, дети вчера не ели, а у тебя денег много, я видел! — захныкал бродяга, ковыляя за Тейроне. — Они голодают, брат, не будь таким жадным! Выкажи солидарность, прояви милосердие, всего пять рандов…
Милосердие… Тейроне остановился.
Бродяга, не ждущий ничего хорошего, на всякий случай попятился назад.
«Тейроне, никогда не забывай о милосердии. Облегчишь душевную боль ближнего своего — и тебе станет легче».
Тейроне достал кошелек. Аккуратно спрятал карту памяти на прежнее место. Он снова вспомнил слова дяди Солли: «Но не давай милостыню, только когда у тебя изобилие. Кость, брошенная собаке, — не милосердие. Милосердие — это кость, которую ты делишь с собакой, когда так же голоден, как она».
Он достал из украденного кошелька купюру в пятьдесят рандов и протянул бродяге.
— Да благословит тебя Господь, брат! — Грязная рука проворно схватила банкнот, и он мигом исчез, как у фокусника. Потом и сам бродяга испарился, растаял. Он, видимо, боялся, что Тейроне пожалеет о своей щедрости.
Тейроне зашагал в сторону Куин-Виктория-стрит.
«Все время двигайся».
Думать можно на ходу.
«Карманнику нельзя щелкать клювом. Двигайся!»
И дикое напряжение внутри немного ослабевало, если он куда-то шел.
Ладно, значит, вот что произошло. Он украл не тот кошелек в неудачное время.
Речь не о доле в сделке с наркотиками.
Охранники из торгового центра погибли, потому что он украл не тот кошелек в неудачное время.
А теперь убийцы схватили Надю. По той же причине.
«Двигайся!»
Нет смысла грызть себя за то, что случилось. Надо выручать Надю. О себе он подумает потом.
Все просто. Он обменяет карту памяти на сестру.
«Тогда почему ты так боишься?»
Он шагал по Перт-стрит, по Вреденбург, в сторону Лонг-стрит.
Ему было страшно. Он помнил типа из торгового центра, помнил его глаза. Он совершенно хладнокровно вошел в комнату охраны и перестрелял охранников, как мишени в тире, без всяких эмоций… Такой вряд ли подойдет к нему и скажет: «Спасибо, брат, иметь с тобой дело — одно удовольствие». Он заберет свою карту памяти, а потом убьет и его, и Надю…
Его передернуло. Из-за него Надя страдает. Если они тронут его сестру хоть пальцем… Сердце у него готово было выскочить из груди. Он повернул налево, на Лонг-стрит, и зашагал на юг, к Столовой горе.
«Двигайся!»
«Выбрось страшные картины из головы. Думай!»
Тейроне Клейнбои постепенно избавлялся от страха. Он соображал на ходу. Вспомнил все, что произошло, с самого начала. Он должен забыть о том, что случилось с ним, он должен проникнуть в голову человека с холодными глазами, он должен взглянуть на все с высоты птичьего полета. Вот что ему сейчас нужно.
Тейроне дошел до перекрестка с Бёйтесингел-стрит, повернул на Клоф-стрит, очутился в толпе студентов, бизнесменов, туристов, стройных фотомоделей и бродяг, которые пытались помочь автовладельцам найти место на переполненной парковке. У входа в закусочную ненадолго остановился, положив руку на затылок. Он глубоко задумался.
Потом он развернулся и зашагал в обратную сторону.
В Скотсе-Клоф Гриссел взял с собой Мбали, потому что по пути собирался ввести ее в курс дела. Он рассказывал подробно, стараясь ничего не упустить.
Ему пришлось нелегко. Мбали была до ужаса законопослушным и сверхосторожным водителем. Кроме того, она еще обижалась на него. То и дело перебивала, качая головой, когда он возмущался вмешательством Государственного агентства безопасности, «колониальными замашками» МИ-6, из-за того, что она невольно стала соучастницей в уничтожении вещественных доказательств по делу об ограблении и пяти убийств.
Гриссел продолжал. Он закончил, когда они на пять минут остановились перед домом номер 18 по Элла-стрит, рядом с каретой скорой помощи и шестью патрульными машинами ЮАПС.
— Это совершенно недопустимо, — заметила Мбали.
— Понимаю. Но именно так обстоят дела, — ответил Гриссел.