Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле, стр. 23

Я кивнула.

— Все это?

Я кивнула.

Он посмотрел на меня, и мне стало ясно: он понял то, что я не хотела ему говорить.

— Пиши! Этот парень хочет стать вторым Фолкнером, запятая, и возможно таковым и является, запятая, но я не смогла читать его дальше первой главы.

— Это все, что мне нужно сказать? — спросила я. — Дальше можно не читать?

— Конечно, — ответил он, вручая мне рукопись. — Давай теперь посмотрим остальные.

Он пробежал первые главы всех рукописей, которые я принесла, и сказал:

— Ты не ошибаешься в своих суждениях.

Потом спросил о каждой из них — по какой причине та или иная мне не нравится, после чего надиктовал на основе моих отзывов рецензии, которые я должна была отдать Мими.

Он растолковывал мне нюансы моего положения в новой иерархии Н., пояснив, что в данном случае и речи нет о понижении меня в должности, и описал издательскую политику, в которую я оказалась втянутой.

Я замечаю, что мне следовало бы уже давно все это знать.

— Нет, — отвечает он, — всего узнать невозможно.

Я говорю:

— У меня такое ощущение, словно я Элен Келлер, а ты Анни Салливан [16].

— Элен, — произносит он нежно.

Я притворно вздыхаю и говорю:

— Ты учил меня читать.

Он смеется лающим смехом, и от одних этих звуков меня тоже разбирает смех.

Потом я признаюсь, какое ужасное прозвище придумала Мими. И рассказываю, что порой она смотрит на меня так, словно не в силах понять, способна я на что-то или нет, и что рядом с ней я чувствую себя дурой.

— Ты даже не знаешь, какая ты способная!

Я спрашиваю:

— Ты с ней спал?

— Нет, дорогая, — отвечает он.

— Ты неплохо поработала, — говорит мне Мими на следующий день.

— Спасибо, — киваю я.

— Но твои прежние рецензии были куда подробнее.

Я чуть было не сказала, что напишу развернутые отзывы, если это нужно, но тут же представила себе, как читаю роман про жуков. И вместо этого повторила слова, сказанные Арчи:

— Свое время нужно использовать эффективно.

Она смотрит на меня, как на чревовещателя. Потом говорит:

— Отличные рецензии.

И отпускает, сказав «спасибо».

Я слышу свой голос: «Нет проблем». Это выражение я подслушала у говорящих по-английски иностранцев, которые употребляют его вместо положенного «Не за что».

Арчи должен был идти на званый обед. Он предложил мне поработать в его кабинете и добавил:

— Если хочешь, я просмотрю твою работу, когда вернусь.

Я не хотела возвращаться в теткину квартиру, а в издательстве, где горели лампы дневного света, было одиноко и неуютно. Я спросила:

— Ты правда не возражаешь?

— С чего бы мне возражать? — ответил он. Потом добавил, что ключ я найду на обычном месте — во рту горгульи, — и посоветовал чувствовать себя как дома.

Я последовала его совету и взялась за чтение, усевшись в кожаное кресло и положив ноги на стол. Я прочитала все принесенные с собой издательские рукописи и написала несколько рецензий для Мими. Потом растянулась на диване с романом «Чокнутый», который мне оставил Арчи.

Я проснулась, когда он накрывал меня шерстяным одеялом.

— Привет, — сказала я.

— Ты хочешь встать и пойти домой? — спросил он тихо. — Или будешь спать в комнате для гостей?

— В комнате для гостей, — ответила я.

Арчи сказал, что прочитал рукопись одного невролога и хотел бы обсудить ее с моим отцом.

До этого они встречались только дважды: на похоронах моей тети и у нас на побережье; последний визит придал новый смысл затянувшемуся уикенду. Мне он запомнился тем, что Арчи курил на пристани и бросил окурок в воду. Я посмотрела на него так, словно он был террористом, угрожающим нашему образу жизни, и сказала:

— Мы ведь здесь плаваем!

Мой голос прозвучал так же сурово, как голос моей матери, когда она сделала замечание сезонному рабочему, припарковавшемуся на лужайке. Тогда я сказала ей, что далеко не каждый знает наши порядки.

Так и прошел уикенд. Я сердилась на Арчи, а потом сердилась за это на себя.

Из этого уикенда он вынес приятные воспоминания о том, как он сидел на крыльце с моим отцом. Они беседовали об издательском деле и о книгах, и теперь Арчи понимал, что отец просто хотел доставить ему удовольствие.

— Он был так добр ко мне, — сказал Арчи. — Даже если этот уикенд и не пришелся ему по душе, он этого не показал.

Помню, с каким облегчением отец встретил наш разрыв, хотя он никогда и слова не сказал против Арчи.

Арчи наблюдал за мной.

— Что твой папа говорил обо мне в тот уикенд?

Я ответила:

— Он говорил, что ты очень обаятелен.

Так оно и было.

Мы с хрустом разломили наши гадальные печенья с предсказаниями и, как обычно, достали оттуда крохотные клочки бумаги. В моем говорилось, сколь ценно обретать мудрость и знания. Арчи предрекалось: «Ожидается большое счастье». Когда он откусил от своего печенья, я воскликнула:

— Нет, нет, не ешь, а то предсказание не сбудется!

Он поспешно выплюнул откушенный кусок на салфетку.

Я сказала:

— Знаешь, что мне в тебе больше всего нравится?

— Что? — спросил он, положив подбородок на сжатые кулаки и изображая близкого к обмороку школьника.

— Ты готов проглотить свою гордыню или выплюнуть ее на салфетку, лишь бы я рассмеялась.

Я сказала:

— Хорошая новость: это последние рукописи из моего архива. А плохая новость: это последние рукописи из моего архива.

— Пойдем спать, — предложил он.

3

Однажды я где-то вычитала, что совершенно неважно, как долго алкоголик не пьет. Стоит только ему начать снова, и он приходит в то самое состояние, в котором был, когда перестал пить. Так было и с Арчи.

Я забила его чулан своей одеждой. Мои шампуни и кондиционеры выстроились по краю его ванны. В холодильнике было полно диетического лимонада и морковки.

Каждый вечер мы ужинали вместе — дома или в ресторане.

Прежде чем лечь спать, он громко объявлял из ванной: «Я принимаю антабус».

Я не знала, что отвечать на это, и пыталась придумать правильный ответ. А потом стала просто выкрикивать: «Спасибо!», словно он чихнул, а я сказала: «Будь здоров!»

Я знала, что он хочет заниматься сексом, если, перед тем как лечь, Арчи намазывал лицо кремом для бритья. Я называла это его предощущением. Сам секс был физический труд. Я была для всего последующего — для нежности, которая не могла прийти другим путем.

Иногда мы спали лицом к лицу, обнявшись, а однажды ночью я проснулась и обнаружила, что его рот так близок к моему, что я дышала его дыханием.

Единственной подругой, которой я обо всем рассказала, была Софи, больше всех ненавидевшая его. Я опасалась ее реакции, но Софи, казалось, даже не удивилась. Только спросила:

— С ним тебе лучше?

Я ответила утвердительно.

— Он не пьет?

Я рассказала об антабусе и о покер-чипе из Общества анонимных алкоголиков.

Она посмотрела на меня и задумалась. И наконец произнесла:

— Только не сдавай свою квартиру. Ладно?

Я ответила, что квартира не моя, а тетина, поэтому я не могу ее сдавать, к тому же переселяться к Арчи у мне и в мыслях не было.

На прощанье она бросила:

— Позвони мне, если это произойдет.

Арчи спросил, рассказала ли я о нем своим родителям, и я ответила: нет.

— Как долго ты собираешься держать меня в чулане? — сказал он. — Здесь темно, и я постоянно наступаю на твои туфли.

Я собиралась в наш загородный дом на уикенд, и Арчи дал мне экземпляр «Чокнутого» для отца. И сказал: