Ледышка-Шарлотта (ЛП), стр. 41

На меня смотрел Кэмерон.

На мгновение мы просто смотрели друг на друга, онемев. А потом Кэмерон покрепче сжал мою руку за запястье и произнес:

— Так и будешь висеть здесь весь день?

Благодаря его помощи, я вскарабкалась на утес и на дрожащих ногах отошла подальше от края.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я. — Я думала…

— Полиция не может задерживать меня больше чем на шесть часов без предъявления обвинения, — ответил он. Он выглядел опустошенным — круги под его глазами были настолько темными, что напоминали синяки. И они еще не решили, будут ли выдвигать обвинение или нет. Я должен буду вернуться утром в участок для очередного допроса. Я вернулся домой на автобусе, но когда я зашел внутрь, то мне показалось, что я снова слышал Ребекку, которая зовет на помощь. Когда я увидел твою руку, появившуюся на краю обрыва… на долю секунды я подумал, что… А вообще, какого черта ты здесь делаешь?

— Некогда объяснять, — сказала я. — Нужно скорее вернуться в дом. Пайпер напала на меня с ножом.

— С ножом? — Лицо Кэмерона мгновенно посерело.

— Она была с Ребеккой в ту ночь. Ребекка сумела каким-то образом показать мне, что случилось. Пайпер была здесь и бросила её здесь умирать. Я выбросила Ледышек-Шарлотт в океан — я думала, тогда они потеряют свою власть над Пайпер, и она… ну знаешь… опять станет нормальной, но я не думаю, что она когда-либо была нормальной. Я думаю, ей нравится творить зло. И Кэмерон, она так рассердилась, когда я сказала, что избавилась от них. И Лилиас в доме с ней.

— Пойдем, — сказал он, разворачиваясь. — Нам нужно поторапливаться.

Мы бежали всю дорогу. Когда мы добрались до ворот, которые Пайпер заперла, у меня кололо бок. Солнце еще не собиралось садиться несколько часов, но небо затянуло тучами, в тени которых, дом казался пустой раковиной, вокруг колокольни которого, вилась ленточка тумана.

Оттуда не доносилось ни звука пока мы шли по дорожке, и когда мы подошли ближе, я поняла, что каждое окно было зашторено. Складывалось такое впечатление, что окна занавесили простынями.

Кэмерон повернулся ко мне и сказал:

— Может тебе стоит остаться снаружи. Если Пайпер и правда окончательно…

— Я иду с тобой, — сказала я, не дав ему договорить. Я ни за что не останусь снаружи, гадая, что же там происходит в доме.

К моему удивлению, Кэмерон протянул руку, и его сильные пальцы переплелись с моими.

— Тогда держись поближе ко мне, — сказал он.

Он сжал мою руку и я сжала его в ответ. А потом мы повернулись к дому и поднялись по ступенькам к входной двери, оба страшась того, что нас ждет внутри.

Глава Двадцать Первая

Дом выглядел таким безмолвным и пустым снаружи, и я подумала, что он окажется таким же внутри. Но, когда мы вошли, нас сразил шепот.

— Давай поиграем в «Убей ножом»…

— Да, да…

— Ой, как весело, как весело!

— Закрой глаза и досчитай до десяти.

— Кто умрет первым?

— Не жульничай и не подглядывай.

— В сердце нож мне и надеюсь, я умру!

— В глаз иглу!

Я узнала эти жуткие, хихикающие голоса и как только их услышала, мое сердце сжалось. Это куклы. Должно быть, я не всех выбросила. Они были все еще там, внутри дома.

И потому как Кэмерон напрягся рядом со мной, я поняла, что он тоже их слышал. Он повернулся ко мне, его лицо было белым в полумраке, а глаза округлились от ужаса.

— Это Ледышки-Шарлотты, — прошептала я. — Должно быть, я знала не обо всех.

— Такое чувство, что они шепчут прямо из стен, — ответил он.

— Может, некоторые еще по-прежнему заштукатурены в стены в подвале?

Кэмерон кивнул, и мы оба одновременно взглянули на обои в коридоре. Куклы, должно быть, спрятаны под ними, замурованы в самый фундамент дома.

— Что это за запах? — спросила я, сморщив нос, когда неожиданно поняла, что чем-то воняет.

— Это бензин.

— Откуда он?

— Не знаю.

Не было никаких признаков ни Пайпер, ни Лилиас. Перед нами в полумраке выросла лестница, упав с которой учительница свернула себе шею. Шторы не давали проникнуть слабому солнечному свету в дом, и казалось, что уже наступила ночь. Но мы с Кэмероном, будто сговорившись, не стали ни открывать рот, чтобы позвать его сестер, ни включать свет, а направились прямо к лестнице, по которой крадучись в темноте, начали подниматься наверх, надеясь, что Пайпер не поймет, где мы. Шепот следовал за нами всю дорогу вверх по лестнице, и я поняла, что весь дом должен быть кишмя-кишеть Ледышками-Шарлоттами.

Какая-то часть меня надеялась, что Лилиас все равно будет заперта в своей комнате, но эта надежда исчезла, как только мы увидели ее дверь. Она была широко распахнута, и было похоже, что Пайпер взломала замок ножом.

У меня скрутило живот от чувства вины. Это я велела Лилиас запереться в доме, а потом оставила её одну. Что бы с ней не случилось, в этом виновата я.

Кэмерон вошел в комнату к Лилиас и включил свет.

Кое-какая мебель была сдвинута, словно она попыталась не пускать Пайпер, но комната была пустой.

Камерон развернулся на пятках и снова вышел на лестничную площадку. Его выражение лица было настолько устрашающим, что я непроизвольно чуть не сделала шаг назад, когда он прошел мимо. Он глубоко вздохнул, а потом закричал во весь голос:

— Лилиас! Где ты?

Спрятанные Ледышки-Шарлотты вокруг нас захихикали и радостно зашептали:

— Где Лилиас?

— Кто-нибудь видел Лилиас?

— Может она в гробу?

— Возможно, она в могиле?

— Может, она порублена на кусочки?

— Ха! Порублена на кусочки!

Мы с Кэмероном помчались наверх больше не переживая о том, сколько шуму произведем, но не было никаких признаков ни Лилиас, ни Пайпер. У Ребекки в комнате творился страшный беспорядок. Похоже, Пайпер пришла в ярость, когда увидел пустой кукольный шкаф. Едва ли найдется хоть одна вещь в комнате, которая не пострадала от приступа злости Пайпер. Она, казалось, слепо полоснула ножом по всему, что попалось ей под руки, включая кукольный шкаф и окно.

— Совсем сдвинулась, — пробормотал себе под нос Кэмерон, — она окончательно и бесповоротно сошла с ума.

Глубокие порезы не миновали даже обои.

Мы вышли снова к лестнице и теперь, когда свет был включен, я заметила то, чего не увидела раньше — на первой ступеньке лежала капля крови. Я пихнула Кэмерона и показала её ему. Мы поспешили вниз, и через каждые несколько ступенек мы видели еще кровь. Эта красная дорожка вела в старый школьный зал.

Мы пошли прямо туда и обнаружили, что в огромном помещении включена только одна лампа. Она горела над сценой, над тем местом, где некогда стояло пианино Кэмерона. Сейчас на месте пианино стояла Лилиас, она прижимала нож к своей шее и по ее щекам катились слезы.

Когда Кэмерон её увидел, он замер как вкопанный. Он медленно поднял обе руки перед собой, держа ладони на виду, и сказал спокойным твердым голосом:

— Лилиас, пожалуйста, опусти нож.

— Злой скелет, — прошептала она. — Я чувствую, как череп ухмылялся внутри моей головы. Я не хочу, чтобы он там был. Я хочу его вырезать.

— Это не злой скелет, — сказал Кэмерон. — Лилиас, в тебе нет ничего злого.

— Есть. Должно быть. Иначе я бы не разрушила твое пианино, и не важно сколько раз мне это говорили сделать куклы.

— Да плевать мне на пианино! — сказал Кэмерон. — Ты меня слышишь. Не волнует меня это чертово пианино! Меня волнуешь ты! Так что опусти нож и давай выбираться отсюда.

Лилиас всхлипнула. Её рука с ножом дрожала. Непонятно было, опустит она нож или продолжит начатое. Я даже не смела вздохнуть. Послушает ли она своего брата или перережет себе горло прямо у нас на глазах?