Сети соблазна, стр. 34

К счастью, то было время, когда нетрудно сохранять оцепенение в голове. Нетрудно и весьма желательно. Потому что хотя она знала, что должна выйти за Джеймса – по самым разным причинам, – она также знала, что по другую сторону алтаря ее не ждет ничего, кроме страданий.

Живо было воспоминание о том, как Джеймс насмешливо улыбнулся ей и сказал, что она попалась в сети к дьяволу. О том, как Джеймс заявил, что не способен любить, как и его отец. О том, как Джеймс поцеловал ее и взял без какого-либо намека на нежность. И о том, как Джеймс велел ей замолчать, потому что теперь она его собственность и все решения касательно их жизни будет принимать он.

И о ней самой, не пытающейся возражать против того, что он говорил или делал. О ней, прожившей все детство и юность с требованием, чтобы с ней обращались с уважением. О ней, неизменно верховодившей во всех своих романах.

Она позволила Джеймсу взять ее девственность там, на склоне холма, хотя и знала, что он сделал это, не любя ее. Позволила ему запугать себя и согласилась на помолвку и поспешное венчание. Покорно замолчала, ни в чем не упрекнула и не набросилась на него с кулаками.

Мэдлин вздрогнула. После венчания ей придется научиться, как бороться с этим человеком, который всегда страшил ее, иначе она совершенно потеряет себя. Она может превратиться во вторую леди Бэкворт – и не только в отношении имени.

Глава 14

Вдовствующая леди Бэкворт рыдала в объятиях Джеймса. Она была очень рада за него. Она сказала, что ее жизнь кончена. Теперь, когда его отца больше нет, для нее в мире не осталось радости. Но Джеймс снова показал, что он их сын. Он не вернется в эту языческую страну; он едет в Йоркшир, в Данстей бл-Холл. И он сделал достойную партию. Она не могла выразить словами испытываемую ею гордость. Сегодня, в день своего венчания, он выглядел таким красивым.

Мать обхватила его лицо ладонями и крепко поцеловала.

Потом его обняла Алекс, засмеялась и сказала, как это замечательно – провожать его не дальше чем в Йоркшир.

– Счастливого пути, – сказала она ему на ухо. – Будьте счастливы, Джеймс. Много лет вы хотели только одного – чтобы я была счастлива, и ваше желание осуществилось. Теперь я хочу счастья для вас. И я знаю, вы будете счастливы. Вы с Мэдлин предназначены друг для друга.

Эдмунд с улыбкой протянул ему руку.

– Ну что же, Джеймс, – сказал он, – кажется, мы так пришлись друг другу по душе в качестве зятьев, что решили стать зятьями дважды.

Джеймс пожал ему руку.

– Счастливого пути, – сказал Эдмунд. – И присматривайте за моей сестрицей.

– Как вы будете присматривать за моей, надеюсь, – с полной серьезностью ответил Джеймс.

Его тетка Дебора ждала своей очереди, чтобы обнять его и пожелать благополучного путешествия.

Мэдлин же находилась в объятиях своей матери, как заметил он, взглянув в ее сторону. Иден с женой стояли рядом с ними, обняв друг друга за талию. Мэдлин повернулась и обвила руками их обоих за шею.

– Лучше бы вам отправиться своим путем как можно быстрее, – заметил Уильям Кэррингтон, крепко схватив его за руку. – Не то леди просто утопят друг дружку. В свадьбах есть нечто такое, отчего они неизменно превращаются в водопады.

– Ну как же иначе, Уильям, – возразила его жена, – ведь свадьба – серьезная вещь. Вы такой красивый, Джеймс, дорогой, – я могу называть вас так теперь, когда вы стали моим племянником, не правда ли? Но я вижу, что вам хочется одного – подхватить свою молодую жену и пуститься в путь. – И она легко поцеловала его в щеку.

На заднем плане медлил Эльберт.

Мэдлин обнимала Анну и Уолтера. Она не была одета в траур. Джеймс запретил ей это, когда она заговорила об этом накануне, при его возвращении из Лондона. Ей не полагается носить траур. Когда его отец умер, она ни с какой стороны не была ему родней.

Мэдлин была в слезах, но улыбалась. Теща Джеймса обняла его.

– Джеймс, – сказала она, – я так горжусь, что вы мой зять. Добро пожаловать в нашу семью, дорогой. Добавлю только, что по собственному опыту я знаю – такие прощания могут продолжаться до бесконечности. Лучше вам вырвать Мэдлин из объятий Уильяма и удрать с ней. – Она улыбнулась. – Я вижу, что весь этот поток эмоций вам не по душе.

К тому моменту, когда он преодолел расстояние между собой и женой, та держала в обеих руках руку Эллен и говорила что-то Доминику очень быстро и страстно. Джеймс взял ее за плечо.

– Нам пора ехать, Мэдлин, – сказал он. Ему следовало бы улыбнуться ей. Новобрачный должен улыбаться своей жене, особенно если на них смотрят все ее и его родственники, улыбаясь при этом. Но он не сумел подчинить своей воле мышцы лица.

– Ах да, – еле слышно отозвалась она, – конечно.

Она сразу же пошла рядом с ним и позволила ему усадить себя в карету его отца, отныне его карету, в которой они будут находиться вдвоем целыми днями в течение недели или более того, пока не приедут к нему домой.

Кругом раздавались шум и смех. Опять полились слезы. Эдмунд закрыл дверцу кареты, улыбнулся и поднял руку в прощальном приветствии. И они пустились в путь.

Обвенчавшись два часа тому назад, став мужем и женой, они ехали вместе навстречу своему будущему.

– Вы, конечно же, предпочли бы грандиозную свадьбу, – сказал Джеймс. – В Лондоне, в церкви Святого Георгия или что-нибудь вроде этого. – Парнелл полагал, что говорит с сочувствием. На самом же деле он выглядел чопорным и надутым.

– Я всегда мечтала о том, чтобы обвенчаться в часовне, – ответила Мэдлин, – и чтобы присутствовали только члены моей семьи. Так в прошлом году венчались Домми и Эллен, потому что она тоже была в то время в трауре.

Карета поднималась по склону холма напротив дома, и Мэдлин наклонилась вперед и смотрела в окно до тех пор, пока они не поднялись на вершину и долину уже не было видно. Но даже когда она снова откинулась назад, голова ее оставалась повернутой набок. Джеймс слышал, как она несколько раз судорожно сглотнула.

Ему захотелось протянуть к ней руку. Ему захотелось сесть с ней рядом, вытереть ее слезы своим платком, дать ей выплакаться у него на плече. Ему хотелось убедить ее, что она не утратила дом, а приобрела новый, что сколько бы любви она ни покинула, уезжая, еще больше любви едет вместе с ней и ждет ее впереди.

Джеймс тоже сглотнул и повернул голову, чтобы выглянуть в окошко.

– Я думала, что ваша матушка поедет с нами, – проговорила молодая женщина после нескольких минут молчания.

– Для нее будет лучше остаться подле Алекс на месяц или около того, – ответил он. – Она очень любит внуков. После этого она поедет к тете Деборе – кажется, на неопределенное время. Ей не по душе жить в Данстейбл-Холле, коль скоро там не будет моего отца.

Ее руки, лежащие на коленях, беспокойно зашевелились. Ему не нужно было даже пересаживаться – просто протянуть руку и пожать ее пальцы. То был бы хоть небольшой знак поддержки. Она ведь его жена. Ему не нужно было бы подыскивать слова. Просто взять ее за руку.

– Джеймс, – сказала она; голос ее дрожал и был еле слышен, – я этого не вынесу. Неужели я буду подвергаться этому всю неделю нашего путешествия? А может быть, всю жизнь?

– Подвергаться чему? – спросил он, сохраняя на лице безразличное выражение и глядя в ее сердитое и покрасневшее лицо. Хотя, конечно, он прекрасно понимал, что она имеет в виду.

– Это молчание… Эта холодность… Я смотрю в ваши глаза и пугаюсь, потому что в них я не вижу ничего.

– Может быть, там и нечего видеть, – ответил он.

– Сегодня утром мы обвенчались. Я ваша жена. И что же, теперь со мной нужно обращаться как с чужим человеком?

– Будь вы чужим человеком, – сказал он, – я, без сомнения, счел бы себя обязанным поддерживать с вами учтивый разговор. Вы этого хотите? Будем беседовать? Кажется, к вечеру пойдет дождь, как вы считаете? Это тучи собираются там на горизонте или это просто знойная дымка?

– Терпеть не могу, когда вы насмешничаете, – сказала она. – Скорее я предпочту ваше угрюмое молчание.