Рождественское обещание, стр. 9

– Можно подумать, что миледи сделана из мрамора, – язвительно заметил он, не собираясь ради справедливости или приличий посчитаться с тем, что для Элинор это первый поцелуй мужчины.

Он мог бы побороть раздражение, если бы не испытующий взгляд Элинор и не ее странная улыбка, которую он и улыбкой не мог назвать. В ней было что-то настораживающее, кошачье.

Он не отводил взгляда от ее лица и тогда, когда медленно расстегивал крохотные перламутровые пуговицы на ее ночной сорочке. Элинор даже запрокинула голову, как бы помогая ему поскорее обнажить ее плечи. Его руки коснулись юной груди, теплой и упругой.

– Как-никак, миледи, – приговаривал он, стягивая с ее плеч шелк и кружева и обнажая ее торс, – вы мне все-таки жена.

Возможно, в этот момент или чуть позднее злость и желание унизить ее уступили бы место совсем иному чувству. Но Элинор неожиданно ошарашила его, когда сама стала спокойно расстегивать пуговицы его ночной сорочки.

– Как-никак, милорд, – промолвила она, – вы все-таки мне муж.

Граф впервые увидел ее красивые, ровные как на подбор зубы и на мгновение испугался, что она вонзит их ему в плечо.

В ту минуту он, очевидно, потерял голову, о чем потом вспоминал с удивлением и стыдом, ибо довольно грубо схватил Элинор за руки и, резко опустив их вниз, позволил шелку ночной рубашки с легким шелестом упасть к ее ногам, а сам стал нетерпеливо стаскивать свою сорочку. Почувствовав, что ее руки свободны, Элинор невольно помогала ему. Когда он снова коснулся ее губ, они раскрылись для поцелуя. Руки мужа скользнули по ее телу, изучая и лаская его. Элинор не противилась.

Во всяком случае, теперь каждый из них знал, что последует дальше: он возьмет ее на руки и отнесет в постель. Пробудившееся желание позволит ему должным образом выполнить супружеские обязанности, подумал в это время граф.

Однако в постели Элинор оказала сопротивление. Когда она наконец присмирела под тяжестью его тела, оба, обессилев, тяжело дышали. Наконец он коленом грубо раздвинул ей ноги и, подложив руки под ее спину, приподнял девушку. Она почти с вызовом смотрела на него. Он быстро овладел ею.

Даже в этот момент выражение лица Элинор не изменилось, он только почувствовал, как напряглось ее тело в тщетной попытке воспротивиться. Но это длилось лишь мгновение. Затем его снова встретила та же насмешливая полуулыбка и Элинор с силой попыталась сбросить его.

– Почти жена, почти графиня, – шепнул он ей. – Осталась самая малость.

– Я знала, что будет больно, однако ждала чего-то потрясающего, – не осталась в долгу Элинор.

Торжествуя победу, ощущая под собой ее ослабевшее и покоренное тело, он мог проявить хотя бы каплю сострадания и на этом все закончить. Но неуместная реплика Элинор больно задела мужское самолюбие и вызвала новую волну его раздражения и гнева. Ее следует проучить, он покажет ей, как надо угождать желаниям мужа и выполнять супружеские обязанности. Отныне ее дни будут полны страха перед каждой ночью в супружеской постели.

Его движения были нарочито медленны. Снова прижав всей своей тяжестью Элинор, он невольно прислушивался не только к ее, но и к своему дыханию и к ритмичному поскрипыванию кровати. Дыхание Элинор было прерывистым, неровным, как и его. Он с трудом контролировал себя, чтобы не поспешить прежде времени.

Это было нелегко. Он слышал, как громко и учащенно бьется его сердце, и почувствовал, как жаркая кровь прилила к лицу, когда ноги Элинор обвились вокруг его ног, а ее тело изогнулось, словно она помогала ему, и он уловил ответные движения ее бедер.

Он схватил ее за плечи, затем его руки скользнули вниз, и он изо всех сил прижал ее к себе. Теперь все, что он делал, было бездумным и бесконтрольным, подчиненным лишь желанию, пока наконец он не достиг разрядки неистово и грубо. Как бы со стороны он услышал собственный крик.

Почувствовав, как дрожит и трепещет под ним тело Элинор, он не отпустил ее, а пережидал, когда она успокоится. А может быть, он не отпускал ее и потом. Когда же наконец подумал, что надо это сделать, ему показалось, что он просто проснулся после глубокого сна. Однако вокруг по-прежнему была ночь, комнату все так же освещали свечи и огонь камина.

Они лежали рядом, и граф смотрел на Элинор. Никто из них и не подумал набросить на себя одеяло. Каштаново-рыжеватые волосы Элинор разметались по подушке, ее белая, как из алебастра, грудь светилась в полутьме. Теперь он готов был переменить свое мнение о том, что рыжие волосы несовместимы с ледяным сердцем. Его жена оказалась земным созданием, не чуждым страсти. А он сомневался. Во всяком случае, такой была женщина, которую он видел рядом с собой. Возможно, ее темперамент – это и есть то, что досталось ей в дар от ее малообразованных и неблагородных предков? Хотя на собственном опыте он убедился, что простолюдинки и уличные девки такие же рабыни приличий и декорума и блюдут их даже в постели. Итак, страстная женщина с холодным, как кусок льда, сердцем.

– Что ж, – наконец нарушил он молчание, – свое обязательство я выполнил! Во всяком случае, я уже не могу аннулировать наш брак, леди, и лишить вас столь желанного титула графини.

– А я, милорд, – не задумываясь ответила Элинор, – тоже не смогу сделать это, да и не собираюсь лишать вас вашего богатства.

– Снова одно очко в вашу пользу, – оценил ее ответ граф. – А счастливейший день нашей жизни, миледи, подошел к концу, и, я уверен, к нашему обоюдному сожалению. Я оставляю вас упиваться победой и размышлять о вашем новом статусе графини, а сам удаляюсь в свою спальню, чтобы подсчитывать золотишко, которое мне досталось. Доброй ночи.

Встав, он окинул взглядом измятую постель и Элинор. Она даже не попыталась прикрыться, и на ее обнаженных ногах и смятой простыне он увидел следы крови. Элинор встретила его взгляд все той же ненавистной ему полуулыбкой.

– Доброй ночи, – отозвалась она. – Боюсь, ночь коротка, и все золото вам не пересчитать, милорд. Мой отец очень богат. Очень.

– Мне это известно, – буркнул граф, подбирая с пола ночную сорочку, но не натянул ее на себя, а тут же покинул спальню жены.

В своей гардеробной, взглянув на часы, он удивился, что с той минуты, как он вошел в спальню Элинор, прошло более часа. Граф вздрогнул от внезапно охватившего его отвращения и, плеснув в таз остывшую воду, стал мыться. Всему виной была чужая, жестокосердная и неожиданно темпераментная женщина, на которой он вынужден был жениться. Не меньшее отвращение он чувствовал и к самому себе – за то, что переполнен ненавистью, за то, что поддался животным инстинктам.

К счастью, все уже позади. В его городском доме и поместье Гресвелл-Парк достаточно комнат, чтобы не встречаться друг с другом неделями. А когда минует год, он позаботится о том, чтобы в доме, где он будет жить, и духу его жены не было. А если он решит, что пора иметь наследника, у него будет время это обдумать. Ему всего двадцать восемь.

Кто ожидал, что будет так много крови, думал он, глядя на воду в тазу. Он, первый мужчина у Элинор, был так груб с ней. Ему стало стыдно, он ненавидел ее за то, что она вынудила его быть таким.

Закрыв глаза, граф потянулся за ночной сорочкой. Он думал о завтрашней ночи, о знакомом и успокаивающем уюте постели Элис и ее теле.

Глава 4

Проснувшись, Элинор сразу почувствовала непривычность обстановки. Вокруг нее все было чужое: огромная комната с высоким потолком, слишком широкая и слишком мягкая кровать по сравнению с той, к которой она привыкла, и зеленый полог над ней вместо знакомого нежно-розового. Она поняла, что разбудило ее, когда увидела горничную, стоявшую на коленях перед камином и разжигавшую огонь. В гардеробной тоже кто-то хлопотал, и Элинор узнала характерный стук фаянсового кувшина с горячей водой, когда его ставят на мраморную доску умывальника. А затем пришло и удивление, когда она поняла, что проспала всю ночь до утра, хотя боялась, что в эту ночь ей не уснуть.