Рождественское обещание, стр. 15

На следующий день Элинор все уже решила: на Рождество в Гресвелл-Парк она пригласит двух своих теток, сестер отца, и двух незамужних дочерей одной из них. Тетушка Берил была замужем за фермером, который умер пять лет назад. Он прилежно и много трудился и неплохо обеспечил жену и дочерей, Мюриель и Мейбл. Тетушка Рут жила с ними. Она осталась старой девой.

У них неплохие манеры, подумала Элинор. Они не раз ужинали с лордом Шарплсом, который жил у них на квартире. Тетушка Берил любила похвастаться этим. Элинор стало стыдно, что из всей родни она выбрала самых воспитанных и образованных. Будто это имело какое-то значение и ее беспокоило, что подумают о ней ее муж и его четыре друга. Она искренне любила всех своих родственников. Когда они собирались всей семьей, это всегда было для нее праздником.

Элинор намеревалась уже утром написать им письма, но экономка попросила ее проверить счета. Мужа не было дома и не будет весь день, он предупредил ее об этом за завтраком. Вместе с поверенным отца он завершал его дела.

Элинор решила, что письмами займется после полудня, но опять кто-то приехал. Визитов теперь было не так много, всего один или два в день. Например, приехал мистер Симмс, на сей раз с женой, которая в первый визит мужа не сопровождала его из-за недомогания. Она со священным трепетом оглядывалась вокруг, хотя ее муж был столь же богат, как и отец Элинор. Гостья с облегчением вздохнула, когда узнала, что графа нет дома. Отбыла она лишь тогда, когда доложили о приезде леди Лавстоун с дочерью. Элинор не была с ними знакома.

Леди Лавстоун и ее дочь принесли свои извинения, что не смогли нанести визита раньше… Далее следовал перечень причин, почему они запоздали. Элинор выслушивала все это, улыбаясь то матери, то ее красивой белокурой дочери, которая молча разглядывала Элинор.

– Я была поражена, – щебетала леди Лавстоун, – когда узнала о неожиданной помолвке Фаллодена и его поспешном браке. Разумеется, он был в весьма стесненных обстоятельствах, а ваш отец…

– Мистер Джозеф Трэнсом, – подсказала ей Элинор. Она остро ощущала отсутствие мужа, который обычно помогал ей сдерживать себя. А это было нелегко под взглядом двух пар недружелюбных глаз, не прячущих своего презрения. – Торговец углем, – добавила она для полной ясности.

– Да, да, – кивнула леди Лавстоун. – Надеюсь, вы будете счастливы. Я уверена в этом, леди Фаллоден. Не понимаю, как можно на вашем месте не быть счастливой. Сэра Гектора можно было бы убедить не противиться ухаживаниям Фаллодена за Доротеей, но граф был так стеснен долгами. Кажется, теперь ситуация изменилась к лучшему.

– Да, улучшилась, – согласилась Элинор. – Мой папа был очень богат. – Она опять улыбнулась Доротее Лавстоун и подумала с интересом, любила ли эта девушка ее мужа и любил ли он ее.

– Конечно, – продолжала леди Лавстоун, – были и другие обстоятельства, но они могли бы измениться, если бы граф женился на Доротее. Но это вас не может интересовать, я уверена, леди Фаллоден. Одно из преимуществ людей малообразованных и без должного воспитания – их нечувствительность. Ужасно тяжело, если у тебя чувствительное сердце.

– Полагаю, вы правы, миледи, – ответила Элинор с не сходившей с губ улыбкой. – Поскольку я не получила должного воспитания, то не могу этого утверждать с той же уверенностью, что и вы.

– Поскольку вы в трауре по вашему бедному батюшке, – быстро проговорила леди Лавстоун, – вы не очень страдаете от того, что граф каждый вечер оставляет вас одну. Доротея привыкла к выездам в свет, любит развлекаться. Граф, разумеется, очень осторожен, и это успокаивает. Я слышала, что его… пассия, предмет его интереса на стороне, вполне утонченная особа, хотя, разумеется, я ничего не знаю о женщинах такого сорта…

– Разумеется, – снова с улыбкой согласилась с ней Элинор. – Вы знаете лишь то, о чем делятся между собой жены, и это вполне понятно. Если бы вы знали слишком много и в подробностях, это могло бы только задеть кого-нибудь. Например, если бы стало известно, что любовница намного привлекательнее жены, у нее прекрасная фигура и к тому же она куда лучше в постели, чем жена…

– Доротея, дорогая! – в ужасе воскликнула леди Лавстоун, схватившись за сердце, а у ее дочери глаза стали круглыми, как плошки, и она неловко заерзала на стуле.

– Я отнюдь не уязвлена вашим сообщением, миледи, наоборот, очень довольна, что у моего мужа в этом случае оказался изысканный вкус. Если бы его предметом на стороне оказалась вульгарная особа, это было бы неприлично и унизительно.

– Леди Фаллоден! – вскричала гостья. – Не забывайте, что нас слушает моя дочь.

– Прошу извинить меня, – сказала Элинор, обращаясь и к той, и к другой почти с дружеской улыбкой. – Но поскольку разговор на эту тему начала не я, то, полагаю, миледи, вы сочли его отнюдь не оскорбительным для ушей вашей дочери.

Затем разговор сам собой перешел на погоду, а через пять минут леди Лавстоун поднялась и сделала дочери знак следовать за ней. Визит закончился десятью минутами раньше, чем положено по этикету.

Они ушли явно удовлетворенные, как показалось Элинор. Проводив гостей, она снова села на стул с прямой спинкой. Все их подозрения подтвердились. Граф Фаллоден женился на невыносимо вульгарной дочери торговца… ради денег. Теперь можно всем говорить о том, что он мог бы жениться на Доротее, если бы удалось уговорить сэра Гектора смириться с тем, что у графа ни гроша в кармане и огромные долги. А они могут поздравить себя с победой. Она дала им возможность успешно завершить день визитов.

Элинор поднесла к губам чашку с недопитым чаем, но, не притронувшись, снова поставила ее на блюдце. Рука ее дрожала. Значит, у него есть любовница? Она должна была сама об этом догадаться, ведь он достойный представитель разложившейся аристократии. У него нет строгих нравственных принципов, и он не придерживается правил, которым неукоснительно следуют те, кто принадлежит к ее сословию. Он не станет искать удовлетворения своих желаний в спальне жены.

Но это ей безразлично. Действительно безразлично. Пусть это причиняет боль кому-то другому и оскорбляет того, кому платят за то, чтобы все это терпеть. Пусть проводит свои вечера у любовницы, если ему так хочется. Это позволит ей быть свободной в своем одиночестве. Ей все равно.

Но Элинор тут же вспомнила о тетушке Берил и тетушке Рут, о своих кузинах и причинах, почему именно их она решила пригласить на Рождество в Гресвелл-Парк. Провалиться ей на этом месте, поклялась она себе, чувствуя, как в ней закипает гнев, если она станет подбирать своих гостей по принципу, как бы меньше шокировать графа и его благородных гостей! Будь она проклята, если сделает это!

Она спросила у мужа, сколько гостей ей можно пригласить. Столько, сколько хочет, разрешил он. Что ж, она так и поступит. Он мог бы ее ограничить, но неразумно дал ей волю решать самой.

Элинор недобро улыбнулась и поднялась со стула. Бумага и письменные принадлежности ждут ее в малой гостиной. Впереди у нее много дел.

Глава 6

Граф Фаллоден, к своему удивлению, обнаружил, что ждет рождественские каникулы. Ранее он не очень любил зимний сезон. Даже мальчиком, когда были еще живы его родители, он не ожидал на Рождество чего-то особенного. У него не было ни братьев, ни сестер, его родители в рождественские праздники предпочитали оставаться дома, а не ездить в гости или приглашать к себе. А когда в доме появлялись гости, это были всегда взрослые люди, и его немедленно отсылали в детскую. В доме бабушки и деда были почти такие же порядки и обычаи.

В последние годы граф принимал все рождественские приглашения, иногда даже в загородные поместья своих друзей, не говоря уж о балах и званых вечерах в Лондоне, но всегда был рад, когда все наконец заканчивалось.

Почему-то в Рождество он особенно остро чувствовал свое одиночество.

Но это Рождество он ждал. Он встретит его в Гресвелл-Парке, где, окинув взглядом поместье и окрестности, почувствует с облегчением, что теперь все по-настоящему принадлежит ему, без каких-либо оговорок и условий. Он может мечтать о том, как со знанием дела благоустроит наконец дом и парк, а также коттеджи арендаторов и воплотит в жизнь все, что задумал. В детстве и в школьные годы он часто проводил каникулы в поместье деда и бабушки, а потом жил в нем, когда один за другим умерли его родители. Ему тогда едва минуло четырнадцать. Он любил Гресвелл-Парк.