Категории Б (СИ), стр. 2

В маленьком, покосившемся на правую сторону домике Ивана Ивановича было прохладно. Иван Иванович, уже порядком успокоившись, значительно более, чем ранее, членораздельно предложил гостям перекусить окрошечкой на домашнем квасе, холодненькой, из холодильничка. Профессор Горский, немного подумав, с видимым сожалением отклонил предложение под тем предлогом, что информация на пустой желудок воспринимается значительно лучше. Пенсионер кивнул и предложил господам ученым пройти тогда к нему на чердак, чтобы продемонстрировать, и господа ученые вслед за Чемыховским полезли по шаткой приставной лестнице вверх и оказались на чердаке, обустроенном в виде смеси мастерской и любительского радиоузла. Иван Иванович, прочувствовав вдруг всю важность своей миссии, снова разволновался, поэтому Проскурин остался стоять у лестницы, а профессор, как более старший и лучше понимающий, принялся выспрашивать у пенсионера характеристики его аппаратуры, с каждым ответом приходя во все больший восторг. Наконец, Чемыховский включил старый китайский двухкассетный магнитофон, который тут же принялся изрыгать невообразимый шум, напомнивший Проскурину тот единственный раз, когда он ненароком включил проигрыватель племянницы. Чемыховский, вспотевший и непрестанно извиняющийся, стал метаться по радиоузлу, крутя непонятного назначения ручки и щелкая непонятного назначения тумблерами, вследствие чего шум сначала пропал вовсе, потом понизился до приемлемого уровня, слегка отфильтровался, а после очередной манипуляции Чемыховского из этого шума выделились совершенно непонятные, но очевидные регулярные сигналы, чем-то напоминающие азбуку Морзе.

Первым спохватился Горский. Он поинтересовался у пенсионера-радиолюбителя, может ли он сейчас сделать качественную копию этой записи, на что пенсионер-радиолюбитель торжественно и почти внятно выразил готовность отдать оригинал. Профессор, крайне растроганный (ассистент его не видел в таком состоянии ни разу, в отличие от Виссариона, но тот нигде не распространялся о тех двух случаях), долго тряс пенсионеру руку, получил от него снятую с большого бобинного магнитофона бобину пленки, торжественно, призвав Проскурина в свидетели, дал обещание всенепременно лично приехать на окрошку и сообщить результаты расшифровки сигналов, после чего все трое спешно, но аккуратно спустились с чердака и почти бегом направились обратно на автобусную остановку, к Виссариону и красному москвичу. Там профессор сердечно распрощался с Чемыховским, забрался в машину и, приказал ассистенту дожидаться передвижной лаборатории, крикнул Виссариону «Поехали!», оставив пенсионера с чувством гордости, а Проскурина в некотором недоумении. Заметив это недоумение, Чемыховский предложил Проскурину, пока начальство не видит, отведать все-таки холодненькой-то окрошечки, на что тот, помедлив немного для приличия, согласился к удовольствию хлебосольного пенсионера-радиолюбителя.

Перекусив холодной окрошкой и запив ее стопочкой холодной же «Столичной», сопровожденной тостом хозяина «Ну — за науку!», в 15:05 Проскурин тоже довольно сердечно распрощался с Чемыховским и отправился на автобусную остановку, куда должна была подъехать передвижная лаборатория, где вскорости его и сморил сон. Проснувшись в 16:44, Проскурин понял, что, во-первых, передвижная лаборатория так и не пришла, а во-вторых, что ему срочно нужно освежиться. Он зашел в отделение полиции, немного поговорил с все таким же участковым о погоде, упомянул между делом, что эта чертова лаборатория все-таки не пришла и, с разрешения участкового, отправился в туалет.

В 19:01 участковый полицейский вышел из своего меланхолически-сонного состояния, зашел в туалет и, умывшись, вдруг сообразил, что, во-первых, в этот же туалет некоторое время назад входил ассистент профессора Горского, во-вторых, что упомянутый ассистент из туалета никуда не выходил, и, в-третьих, что за пропажу на вверенном ему участке, вполне вероятно, ценного сотрудника отвечать будет он — участковый, и что следует что-нибудь на этот счет предпринять. И он предпринял.

В 21:31, в районе небольшого, не отмеченного на картах болота, была обнаружена безнадежно в этом болоте увязшая передвижная лаборатория, высланная в Бологое по указанию профессора Горского. Шофер решил срезать путь через то, что выглядело, а главное, и было когда-то чистым полем. Для извлечения лаборатории были привлечены несколько тракторов с матерящимися по случаю позднего времени трактористами.

В 22:15, на берегу реки Пахры, воднадзором был обнаружен спящий человек. Он был в черной рубашке с белым галстуком-бабочкой, синих джинсах, носках в черно-зеленую полоску с дырками на больших пальцах, без ботинок, денег и документов. В правой руке он держал алюминиевую вилку. Будучи разбуженным, представился Проскуриным Игорем Петровичем и в интеллигентной форме потребовал продолжения банкета. После отказа попытался лечь обратно и уснуть. Был препровожден в местное отделение полиции, откуда связались с Горским, причем в процессе разговора выяснилось, что Игорь Петрович должен сейчас быть совершенно в другом населенном пункте, чем вышеупомянутый Игорь Петрович был ввергнут в задумчивость, в каковой через час и был доставлен в родные лаборатории.

В 02:24 18-го июня феномен, известный под названием «Фиолетовая Туча», по неизвестным причинам прекратил свое существование.

Профессор Горский приехал в Бологое вечерней электричкой 19 июня, обуреваемый довольно противоречивыми чувствами. Исследование тучи было провалено из-за болвана-шофера и дураков-лаборантов. Ассистент Проскурин, пропавший в Бологом, нашелся в Никитском, куда он попасть был не только не должен, но и совершенно неспособен (да и не в состоянии). Что касается пленки, которую отдал ему Чемыховский, то расшифровать ее удалось, и это было самое неприятное.

Чемыховский, увидев на пороге гостя, очень обрадовался и повторил сделанное двое суток назад приглашение отведать окрошечки. Профессор согласился. Он видел, что пенсионер, скорее всего, ни о чем не догадывается, поскольку подозревать в радиолюбителе еще и актера причин у него не было. Через положенный промежуток времени, поговорив о погоде в целом и в частности о злополучной туче («Так ведь и рассосалась бесследно, падла фиолетовая!»), профессор решил перейти к делу и предложил Чемыховскому подняться на чердак. Тот кивнул, и два пожилых человека полезли по той же самой шаткой приставной лестнице в радиоузел. Чемыховский, видимо, поняв, что что-то с его пленкой не заладилось, встал около своей аппаратуры. Без лишних объяснений Горский протянул ему катушку с пленкой и кассету — оригинал и расшифровку. Чемыховский дрожащими руками вставил кассету в магнитофон и нерешительно нажал на кнопку воспроизведения.

Механический голос, лишенный человеческих интонаций, периодически прерываемый резким звуковым сигналом, означающим непереводимое понятие, произнес:

Space Opera. Episode 1

Радио

Добрый день, уважаемые наши радиослушатели и радиозрители! С вами, как всегда, я — Иннокентий. И главная новость сегодняшнего дня — это, конечно же, первый полет новейшего корабля… Итак… Сейчас, минуточку…

Да! Это случится наверняка! Ну наконец-то! Наконец-то мы с вами сможем убедиться, что годы и годы злоупотреблений прошли не напрасно! Нет, дорогие сограждане, отнюдь не напрасно! Сейчас мы с вами наконец-то увидим, на что именно были потрачены взимаемые с нас непомерные налоги!