Потрошители времени, стр. 1

Роберт Асприн

Потрошители времени

Глава 1

Она появилась на Шангри-Ла не как обычный турист.

Хрупкая, перепуганная молодая женщина... Боже, неужели это было всего три дня назад? Казалось, с тех пор прошло не меньше года, ибо каждый день из этих трех был длиною в жизнь, и все после того звонка...

– Джина Николь! – Она вздрогнула, услышав голос в трубке, ведь тетушка Касси не звонила ей уже несколько месяцев – с тех пор, как Джина вступила в Храм. – Я хочу встретиться с тобой, лапочка. Сегодня вечером.

Требовательный тон и то, что тетушка назвала ее полным именем, совсем сбивало с толку.

– Сегодня вечером? Вы шутите? Где вы? – Любимая тетка Джины, единственная сестра матери, как правило, старалась держаться подальше от Нью-Йорка, приезжая только на киносъемки да еще – изредка – на всякого рода мероприятия.

– В городе, где же еще! – Судя по доносившемуся из трубки знакомому голосу, Касси Тайрол слегка запыхалась. – Всего час как прилетела. И вычеркни все, что там у тебя запланировано на сегодня. Обеды, занятия, службы в Храме – все. Жду в шесть у Луиджи. И, Джина, лапочка, не вздумай приводить с собой своего дружка. Это – сугубо семейное дело, ясно? Ты, девочка моя, вляпалась в серьезные неприятности.

Джине стало не по себе. Боже мой! Она все узнала! Вслух она, правда, произнесла совсем другое:

– У Луиджи? В шесть? О’кей, буду. – Только врожденный талант актрисы (чем она хуже тетки, легендарной Джокасту (Касси) Тайрол, – та же наследственность) позволил ей произнести эти нехитрые слова недрогнувшим голосом. Она все знает, что она скажет, что она сделает, о Боже, что, если она расскажет папе? Ведь она не сделает этого, правда? Джинина тетка терпеть не могла ее отца – почти так же сильно, как сама Джина.

Трясущейся рукой Джина повесила трубку и только тут сообразила, что Карл, прищурившись, смотрит на нее. За спиной его бесшумно переливалось красками головидео – одно из тех, что доводило до колик, вместо того чтобы выполнять свою задачу: готовить их к Большому Приключению, путешествию во времени в Лондон 1888 года.

– Никки? – Глаза Карла удивленно заморгали за линзами очков. – Что-то случилось? – Он всегда звал ее по второму имени; собственно, именно эта его милая привычка и очаровала ее в свое время. Он осторожно провел рукой по ее лицу, поправляя волосы. – Эй, ты что? У тебя такой вид, словно ты увидела привидение.

Она натужно улыбнулась:

– Хуже. Тетя Касси приехала.

– О Господи! – Выразительные глаза Карла просто затопили ее сочувствием – вторая, кстати, причина, по которой Джина переехала к нему. Мало от кого дождешься сочувствия, если твой отец – Джон Пол Кеддрик, сенатор, которого все предпочитают ненавидеть.

Джина кивнула:

– Угу. Что хуже всего, она хочет, чтобы я встретилась с ней в шесть. И к тому же у Луиджи!

От удивления Карл выпучил глаза:

– У Луиджи? Ты шутишь! Это хуже, чем просто плохо. Вокруг тебя будут кишмя кишеть папарацци. Кстати, напомни мне возблагодарить Владычицу Небесную за то, что она не одарила меня знаменитой родней.

Джина испепелила его взглядом.

– Помощи от тебя, любимый... И что, скажи на милость, мне надеть к Луиджи? Ты не видел, у меня случайно не завалялся в шкафу прикид этак тысяч за шесть баксов? – Со времени поступления в колледж Джина редко надевала что-то, кроме драных джинсов. – Последний раз, когда мы встречались с тетей Касси, одна блузочка на ней стоила больше годовой платы за нашу с тобой квартиру! И я до сих пор ведь не оправилась от того, что понаписала тогда обо мне пресса! – Она закрыла лицо руками, с ужасом вспоминая, какой увековечили ее на всех до единого телеэкранах и журнальных обложках: ныряющей рыбкой в грязную лужу. – Касси Тайрол и ее племянница-помоечница...

– Угу, так и есть: ты, Джина Николь, самая хорошенькая помоечница в Бруклине. – Джина показала ему язык. Карл, лучезарно улыбаясь, потрепал ее по щеке. – Слушай, уже почти четыре. Если ты собираешься к шести привести себя в надлежащий порядок для Луиджи – под объективы толпы репортеров... – Джина застонала, на что Карл, скотина этакая, только рассмеялся. – Тебе, милая, лучше поспешить. Да, на случай, если ты не знаешь этого сама, – вид у тебя пока, надо сказать, дерьмовый. – Морща нос, Карл осмотрел ее с головы до пят. – Вот что бывает, когда ты шляешься где-то до четырех утра, работаешь над сценарием до шести, а потом забываешь поспать после лекций.

Джина швырнула в него скомканным носком. Он увернулся с легкостью прирожденного танцовщика, и проклятый носок, пролетев сквозь голографическое изображение молодой дамы, одетой надлежащим образом для лондонского театрального сезона (сезона 1888 года!), приземлился в голографическую же чайную чашку. Когда юная голографическая леди как ни в чем не бывало поднесла чашку к губам и с блаженной улыбкой пригубила, Карл, визжа и хрюкая, повалился на пол и принялся тыкать в нее пальцем.

– Ох, Никки, вот это кадр!

Джина хмуро смотрела на катающегося по полу кретина.

– Спасибо, Карл. Ты просто лапочка. Напомни мне, чтобы я потеряла твое приглашение на мой выпускной вечер. Если он вообще наступит. Бог мой, если Симкинс отвергнет наш сценарий, я брошусь в Ист-ривер!

Карл хихикнул, одним легким движением перекатился на колени, вскочил и выключил голопроектор, позаимствованный ими в университетской библиотеке.

– А вот и нет. Ты просто снимешь фильм, получишь одного или двух «Оскаров» и сменишь его на его же посту. Ты только представь себе: храмовник заведует факультетом!

Джина улыбнулась – и, коварно напав на Карла со спины, успела-таки пощекотать его в отместку. Он вывернулся и ухитрился поцеловать ее, что оказалось очень кстати, как отвлекающий маневр: она ведь так и не решилась поведать Карлу самое страшное – то, что ее тетка знала. А вот все ли она знала, оставалось еще выяснить. О том же, что именно тетушка собиралась с этим своим знанием делать, Джине не хотелось даже и думать. Поэтому она долго-долго стояла, обнимая Карла и пытаясь справиться с нарастающей паникой.

– Эй, – ласково шепнул он. – Неужели все так плохо?

Она мотнула головой:

– Нет. Хуже.

– Касси ведь любит тебя, не забывай.

Джина, отчаянно моргая, чтобы не разреветься, подняла взгляд:

– Да. Потому-то и хуже.

Его губы сложились в невеселую сочувственную улыбку, от которой у Джины защемило сердце.

– Да, конечно. Я понимаю. Послушай, давай сделаем вот что: пока тебя не будет, я приберусь в берлоге – на случай, если она вдруг решится заглянуть после разговора. И еще я потру тебе спинку, расчешу твои волосы, помассирую ноги, подниму настроение, а?

Она улыбнулась ему сквозь слезы:

– Что ж, милый мальчик, договорились.

Потом она вздохнула и отправилась в душ, где смыла улыбку с лица, надеясь, что вместе с ней смоется и страх. Боже, что она скажет тете Касси? Она попробовала представить себе эту сцену, и внутри все сжалось. Касси Тайрол, спокойная, элегантная, вся такая парижская, несмотря на неисправимый акцент Нью-Голливуда и ранчо в горах, где Джина проводила самые счастливые летние месяцы своей жизни... собственно, единственные счастливые до поступления в колледж, до Храма, до Карла... Тетя Касси вряд ли воспримет эту новость спокойно. То есть точно не воспримет. Ну конечно, не так, как отец.

Двумя часами позже Джину все еще продолжало трясти, несмотря на то как очаровательно улыбалась она метрдотелю у входа в ресторан Луиджи. Для тех, кто не знает: ресторан этот – самый фешенебельный из всех, которыми владеют стремительно богатеющие члены крупнейшего в Нью-Йорке Храма Владычицы Небесной. В общем, ничего удивительного не было в том, что ее тетка выбрала Луиджи. С учетом положения, занимаемого Касси в Нью-Голливудском Храме, не исключено, что как акционер она имела свою долю прибыли от ресторана. Единственная Джинина тетушка никогда не останавливалась на полпути. Это включало и то, как последовательно она подходила к последней своей религии – грести деньги лопатой. Примерно с той же последовательностью, с какой Джина собирала отказы на свои сценарии.